Фараон — страница 25 из 67

Наши пути разошлись, когда мой отец, продав несколько погребальных статуэток слуг и пару браслетов из захоронения XXII династии, ухитрился скопить денег, чтобы отправить меня учиться в Каирский университет. Там мне удалось заслужить стипендию на обучение в Институте Востока, где я познакомился и оценил нашего доктора Блейка. Али, напротив, продолжал грабить захоронения, но наша дружба оборвалась не из-за этого.

Как только мы прибыли в Египет, я отправился навестить его, и он пригласил нас обоих на ужин. Али не рассказал ничего интересного, а ограничился воспоминаниями о старых временах и описаниями приключений его предков в Долине царей. Потом, когда мы распростились и я удалился в свою комнату на ночь, он постучал ко мне в дверь и поинтересовался, почему я вернулся и что разыскиваю здесь.

Стояла удушающая жара, и я никак не мог заснуть. Поэтому мы вышли на террасу домика, в котором я разместился, и я рассказал ему о своей работе и о том, что ищу: некий папирус, который американец видел в каком-то доме в Эль-Квирне примерно восемьдесят лет назад. Мы знали только название и первые строки. Больше ничего.

«Зачем тебе нужен этот папирус? — удивился он. — На рынке есть более привлекательные вещи».

«Потому что им интересуется мой профессор, и если я помогу ему, то он поможет мне продлить мою стипендию на обучение и, возможно, даже найдёт для меня работу в университете».

Али ничего не сказал; он уставился на воды Нила, которые переливались бликами под сиянием луны. Мы оба как будто опять превратились в мальчишек, которые проводили ночи, фантазируя о том, что они сделают, когда станут взрослыми. Тогда мы предавались мечтам купить яхту и спуститься по Нилу до самого устья, а потом путешествовать по всем морям. Внезапно он спросил меня:

«Ты хочешь стать американцем?»

Я ответил ему:

«Нет, я не хочу стать американцем, я хочу закончить обучение в хорошем американском университете, а затем возвратиться в Египет и в один прекрасный день стать генеральным директором Службы древностей. Как Мариэтт, Брюгш или Масперо...»

«Это было бы великолепно, — обрадовался Али. — Тогда мы смогли бы проворачивать вдвоём неплохие делишки».

Хуссейни хотелось быстро добраться до сути дела, чтобы сделать какой-то вывод, но он отдавал себе отчёт в том, что для Селима было важно обрисовать весь тот фон, на котором разворачивались события. Это был способ завоевать доверие собеседника и придать правдивость собственному рассказу.

— Продолжай, — коротко бросил он.

Селим возобновил свой рассказ:

— В конце концов он поднялся, чтобы уйти, и я проводил его по лестнице до калитки в каменной ограде. В этот момент Али повернулся ко мне и выпалил: «Ты ищешь папирус Брестеда». И ушёл.

— И что же ты сделал? — поинтересовался Хуссейни.

— Хорошо зная Али, я понимал, что означает эта его манера говорить, ничего не сказав. Я не предпринял никаких действий, а ждал, когда он вернётся. Али появился несколько дней спустя, я столкнулся с ним у двери, когда возвращался к себе около полуночи. Меня снедала тревога, ибо доктор Блейк стал побаиваться, что мы ничего не найдём, и знал, что в Чикаго кто-то уже делит шкуру неубитого медведя. Али держал в руке листок бумаги, на котором было набросано несколько строк иероглифов: начало папируса Брестеда. Доктор, мне чуть не стало плохо...

— Продолжай, — жёстко повторил Хуссейни, глядя ему прямо в глаза.

— Я сказал ему, что эти строки есть и у меня, и тогда он вынул снимок, сделанный «Полароидом»... Это был именно он, доктор Хуссейни... папирус Брестеда!

— Что заставило тебя поверить в это?

— На снимке папирус был представлен вместе с некоторыми другими предметами погребальной утвари, и теоретически речь могла идти о чём угодно, но затем Али показал мне очень старую пожелтевшую фотографию. Она изображала тот же самый папирус вместе с теми же самыми предметами, расставленными на столе в доме какого-то феллаха. Теперь, доктор Хуссейни, хотя на этом фото не присутствовал Джеймс Генри Брестед, было вполне закономерно считать, что речь идёт о том самом папирусе. Тем более что и внешний вид совпадал: надрыв вверху справа и недостающий кусок в три четверти кромки на правой стороне. В любом случае клянусь, что речь шла о тех же самых предметах, вновь сфотографированных «Полароидом» по прошествии восьмидесяти лет с момента появления первой пожелтевшей фотографии.

— И как же ты поступил тогда?

— Самым логичным было бы попросить его показать папирус во имя старой дружбы... Меня охватило такое возбуждение, что просто невозможно представить. Я не мог дождаться, когда смогу сообщить эту весть доктору Блейку: представляете, какое будет у него лицо, когда он услышит об этом?!

— А что вместо того?

— Вместо этого я спросил его, каким образом эта вещь всплыла спустя девяносто лет.

— Вот как? Интересный вопрос.

— Хорошо, тут на свет появилась невероятная история... если вы наберётесь терпения выслушать её, доктор Хуссейни.

Хуссейни кивком головы попросил его продолжать и налил ему немного кофе. Селим опять заговорил:

— Дед Али принимал участие в исследовании пещеры Дейр-эль-Бахри в качестве бригадира рабочих под руководством Эмиля Брюгша, который тогда был директором Службы древностей. Брюгш всегда подозревал его, потому что дед дружил с двумя феллахами из Эль-Квирны, которые нашли пещеру с царскими мумиями и успели продать какое-то количество ценных предметов ещё до того, как их разоблачили и заставили раскрыть источник их подпольной торговли.

Брюгш не ошибался. Бригадир его рабочих был красивым и жизнерадостным парнем, но гол как сокол. Он по уши влюбился в девушку из Луксора, горничную из «Уинтер Пэлис Отель», и хотел подзаработать, чтобы предложить достойный выкуп семье этой красавицы на выданье, на которой хотел жениться. Бригадир попытался продать кое-какие предметы из пещеры царских мумий, которые утаил.

В другой ситуации он выжидал бы месяцы или даже годы, прежде чем выпустить эти предметы на рынок, но любовь зла и сердцу не прикажешь. Молодой человек так горел желанием явиться к родителям невесты с выкупом, соответствующим положению их семьи, что потерял всякое благоразумие и вопреки советам друзей распустил слух между завсегдатаями «Уинтер Пэлис Отель», что у него имеются предметы большой ценности и древней эпохи.

Среди этих господ был и Джеймс Генри Брестед, который, прослышав, что среди тех предметов, предназначенных для продажи, есть и папирус, немедленно попросил показать его. Была назначена встреча, но тем временем слухи дошли и до директора Службы древностей, Эмиля Брюгша, у которого всегда были информаторы в гостиницах Луксора, а уж тем более в «Уинтер Пэлис Отель». У него были натянутые отношения с Брестедом, и Брюгш полагал, что многие важные экспонаты, из которых тогда начинала закладываться основа коллекций Института Востока Чикаго, имели сомнительное происхождение.

Однажды ночью, в конце весны, Брестед встретился с дедом моего друга Али где-то на берегу Нила, а затем его на лошади доставили в дом, где хранились предметы. Брестед проявил исключительную заинтересованность, как только увидел папирус, но его собеседник хотел продать всю партию, чтобы затем не попасться на целом ряде отдельных сделок с различными покупателями.

Брестед попытался настаивать, но продавец запросил за один только папирус ненамного меньше той цены, которую он назначил за всю партию продаваемых предметов, так что учёный оказался не в состоянии заключить сделку с теми средствами, которые были в его распоряжении в Каире.

Он ни в коем случае не хотел отказываться, но в этот момент был вынужден запросить дополнительную сумму в Чикаго телеграммой. Брестед попросил разрешения сфотографировать находки, но поскольку это невозможно было сделать на месте немедленно, то ему разрешили скопировать папирус. Учёный только приступил к переписи текста, как прибежал запыхавшийся феллах и сообщил, что люди Брюгша идут по их следу.

Естественно, учёный не захотел быть застигнутым в такой ситуации врасплох и незаметно в спешке убрался восвояси, оставив деньги, которые у него были с собой, в качестве задатка. Дед Али припрятал всё, а позже с папируса и предметов, предложенных для продажи, была сделана фотография, но ещё много дней и недель он чувствовал за собой неотступную слежку людей из Службы древностей, из-за чего ему больше не удалось встретиться с Брестедом.

Бедняга был вынужден отказаться от своей мечты добиться любви горничной из «Уинтер Пэлис Отель». Пару лет спустя он женился на девушке из Эль-Квирны, чья семья жила в такой нищете, что отец невесты согласился принять в качестве выкупа несколько мешков проса и четверик риса.

Прошло несколько месяцев после свадьбы, когда однажды, работая на выступе скалы в окрестностях Дейр-эль-Бахри, молодой человек поскользнулся и сорвался вниз. Его принесли в дом умирающим, но перед тем, как испустить дух, он успел сообщить жене, беременной их первенцем, где он спрятал эти предметы.

Таким вот образом секрет передавался из поколения в поколение...

Хуссейни прервал его:

— Мне кажется странным, что маленькое сокровище поколениями хранилось в секрете. Полагаю, что отец твоего друга Али тоже не купался в деньгах.

— Так оно и было, доктор Хуссейни, и если бы он мог, то продал бы, как только представится такая возможность. Дело в том, что они не могли сделать этого, и в первую очередь сам Брестед остался с носом... Видите ли, некоторое время спустя после смерти этого человека дирекция Службы древностей приказала построить барак для охранников, которые должны были наблюдать за этой обширной областью, представляющей собой огромную археологическую и историческую ценность.

— Понял, — догадался Хуссейни. — Барак построили как раз на том месте, в котором дед Али закопал своё сокровище.

— Точно. Более того, со временем барак был перестроен в небольшую кирпичную казарму, то есть в капитальное и постоянное здание. Только недавно его снесли, чтобы освободить место для прокладки новой дороги. В ночь новолуния мой друг Али, следуя указаниям, оставленным его дедом и отцом, возвратил себе небольшое сокровище Дейр-эль-Бахри.