– Что ж, Сема, твое счастье, что ты умер. Я бы многое сказала тебе.
Тина никогда не выясняла отношения. Собственно, с Семеном было сложно поссориться, они по большинству вопросов сходились во мнениях, но сейчас, оглядываясь назад, Тина думала, что это, возможно, было оттого, что они не стремились ко взаимному познанию – Тина считала, что каждый из них имеет право на собственное пространство, Семен это принял, а сделать это пространство общим у них за годы супружества не получилось, да и желания такого не возникало.
И сейчас подобное положение дел сыграло с Тиной злую шутку.
Потому что она, оказывается, вообще не знала человека, с которым жила столько времени. И теперь этого уже не исправить, потому что его нет в живых.
Слишком много в ее жизни такого, чего нельзя никак исправить.
– Тина, ты где?
Василиса кричала на весь дом, внизу что-то громыхало. Тина увидела, как из двери столовой выносят один из ее старинных викторианских буфетов, купленных когда-то на аукционе в Лондоне. Да, пожалуй, из всех вещей, что есть в доме, именно с этими буфетами и коллекцией фарфора Тина расставаться принципиально не хотела.
– Я сейчас спущусь.
Со двора выехал грузовик – наверное, работа сделана. Тина спустилась вниз. За столом сидел ее новый знакомец Олег и с аппетитом поглощал какое-то блюдо, поданное ему Василисой.
– Давай поедим. – Василиса поставила на стол сковородку с… Тина даже представить себе не может, как называется эта мешанина. – На вкус оно лучше, чем на вид, садись.
– Вкуснятина. – Олег куском хлеба подчистил тарелку, и Тина внутренне содрогнулась. – Вася, я на тебе женюсь, пожалуй.
– Ты хоть понимаешь, как дико это звучит? – Василиса засмеялась и, набрав полную лопатку еды, ссыпала ее в тарелку Тины. – Ешь давай, пока горячее, потом таблетку выпьешь, врач велел тебе после еды их принимать.
Тина понимала, что отказаться невозможно. Василиса очень старалась, и, надо отдать должное, пахнет блюдо отлично.
– Лиса, я бы от добавки не отказался. – Олег старался смотреть на Тину, он явно чувствовал себя скованно рядом с ней. – Уж больно вкусная штука.
Тина решила, что раз она когда-то ела даже филе рыбы фугу, то вряд ли отравится сейчас. Но вкус блюда оказался отличным, и Тина вдруг ощутила невероятный голод.
– Надо будет и мне как-то попробовать что-то приготовить… Но, скорее всего, из этого ничего не выйдет. – Тина решила, что молчать невежливо. – Очень вкусно, спасибо.
– Да не за что.
Василиса отлично видела терзания Тины, и они ее забавляли. Это же, если вдуматься, надо суметь дожить до тридцати с хвостиком лет и быть такой декоративной.
– Ладно, девки, поеду я. – Олег встал и снова с опаской покосился на Тину. – Вы не тревожьтесь, мадам, мы все упаковали в лучшем виде, доставим в целости, в месте хранения упакуем в пленку и силикагель, чтоб ни влага не достала, ни дерево не рассохлось, и посудка ваша вся целая будет, мы свое дело знаем. Вася, ключи от Лехиного гаража я Марковичу передам, а он тебе.
– Ладно. – Василиса чмокнула Олега в щеку. – Ты нас просто спас сейчас.
– Да ладно, там дела-то на час.
– Спасибо. – Тина понимала, что ей оказали услугу и денег не взяли, но не понимала почему. – Мне это очень важно.
– Обращайтесь, если что.
Олег вышел, и Василиса пошла за ним – проводить. Тина огляделась. На месте буфетов стояли два комода, принесенные сюда из других комнат. Словно так всегда и было, комната выглядела завершенной.
– Я подумала, что будет лучше, если никому и в голову не придет, что здесь стояло что-то другое. – Василиса принялась убирать со стола. – Сколько могут стоить эти твои буфеты и посуда?
– Все вместе где-то около двухсот пятидесяти тысяч.
– Долларов?!
– Нет, фунтов стерлингов. – Тина вздохнула. – Буфеты девятнадцатого века, фарфор – восемнадцатого и частично девятнадцатого. Там есть довольно редкие вещи, а особенно же сервизы, которые я собирала из разрозненных предметов. Здесь кувшин, там супницу, еще где-то – тарелки, иногда по одной находила на блошиных рынках, на аукционах, на гаражных распродажах – большей частью в самых неожиданных местах приходилось встретить нужный предмет. Это было не так дорого при покупке, но в целом если продавать, то теперь стоит немалых денег. Просто…
– Просто продавать ты не хочешь, хоть это и стоит четверть миллиона. – Василиса сгрузила посуду в посудомоечную машину. – Я могу это понять, но если встанет вопрос жизни и смерти, то нужно выбирать себя, а не тарелки. А тарелки потом наживешь другие.
– Ты права.
Тина понимала, что в словах Василисы есть здравый смысл, но мысль о том, что ей придется расстаться с предметами, которые доставляли ей столько радости и охотничьего азарта, приводила ее в расстройство. Слишком со многим в жизни ей пришлось расстаться.
– Никто не звонил?
– Нет. – Тина вздохнула. – Но если дело обстоит так, как сказал мне адвокат, то не за горами тот момент, когда…
У Тины зазвонил телефон. Она испуганно уставилась на него, номер был незнакомым.
– Слушаю вас.
Кто-то откашлялся, и потом голос, показавшийся Тине знакомым, произнес:
– Тина Евгеньевна, это Михаил Леонтьев.
Тина вспомнила хохочущего грубого мужлана с пронзительным недобрым взглядом и поморщилась. Разговаривать с ним не хотелось, особенно после беседы с адвокатом, но Тина понимала: разговор этот неизбежен, так что чем скорее он состоится, тем лучше. И сейчас Леонтьев сообщит ей о том, что дом отныне принадлежит фирме и ей пора убираться вон. И это будет настолько унизительно, что одна мысль об этом приводила Тину в отчаяние. Не потеря денег и дома, а унижение.
Но демонстрировать свое отчаяние грубому неандертальцу она не намеревалась.
– Слушаю вас.
Леонтьев снова откашлялся. Было такое ощущение, что ему вообще неловко говорить.
– Скажите, вы сейчас где находитесь?
– Михаил Владимирович, я не думаю, что должна отчитываться в этом. – Тина вспомнила, как Леонтьев хватал руками куриную ножку, и ее передернуло. – Вы что-то хотели?
– Дело в том, что… – Леонтьев снова закашлялся. – Дело в том, Тина, что если вы за границей, вам придется вернуться, вчера убили Семена.
– Я знаю. – Тина скорчила гримасу. – Я сама вызывала полицию.
Леонтьев умолк и только сопел в трубку.
– Что-то еще, Михаил Владимирович? – Тина понимала, что этот разговор странный, но делать нечего, он должен состояться. – Я не могу сказать, когда будут похороны, тело пока у полиции. Как только они будут готовы отдать его, я сообщу вам дату похорон.
Наконец к Леонтьеву вернулся дар речи.
– В офисе с самого утра полиция, опрашивают сотрудников, допрашивали меня. У меня сложилось впечатление, что они меня подозревают в убийстве, понимаете? – Леонтьев говорит с заметной враждебностью. – Тина, почему о смерти Семена я узнаю не от вас – вчера, а от полиции – сегодня?
– Я не понимаю сути ваших претензий. – Тина начала раздражаться. – Вы же получили все, что хотели. Фирма теперь фактически ваша, и, несмотря на допросы, вы нашли время заблокировать мою карточку, и теперь еще фактически отняли дом моего отца и его бизнес. И вы же мне вдруг предъявляете претензии? Не вижу логики.
– О чем вы, черт вас побери, сейчас говорите?! – Леонтьев почти кричил. – О чем вы говорите?! Где вы находитесь?
– Не смейте на меня кричать. – Тина презирала всех этих вульгарных орущих идиотов, считающих, что крик – это аргумент. – Я нахожусь дома. Если это еще можно так назвать.
– Я сейчас приеду. – Леонтьев громко засопел. – И выясню, что вы имеете в виду.
– Не трудитесь, дом я сейчас освобожу.
– Будьте там, я уже выезжаю.
Тина отключила телефон и сунула его в карман.
– Это кто сейчас был?
– Тот самый Леонтьев, партнер моего отца. Ну, и Семена тоже. – Тина презрительно поморщилась. – Невоспитанный, вульгарный тип, с ужасными манерами и точно такой же кошмарно-вульгарной крикливой женой в длинных ногтях и леопардовом плаще.
Василиса прикусила губу. Она и сама была не прочь надеть что-то леопардовой расцветки, а это, оказывается, вульгарно! Надо бы как-то выяснить у Тины, что еще считается вульгарным.
– Я не хочу с ним встречаться. – Тина поморщилась, как от зубной боли. – Он неприятный, орет, и я не понимаю, чего он хочет. Но мне придется.
– Просто послушаем, что он скажет.
– Ладно. – Тина подошла к окну. – Знаешь, дело не в доме… Ну, может, совсем немного, но в целом не в нем. И не в деньгах, хоть они и нужны. Но ты права, что-то придумаю. Дело в том, что я пять лет прожила с человеком, которого не знала.
– Вступай в клуб. Никто не знает. – Василиса включила чайник и расставила чашки. – Давай, принцесса, пить чай.
Тина взглянула на часы – для чая рано, пяти еще нет, но объяснять это Василисе не стоит. Тем более что вчера пятичасовое чаепитие она была вынуждена встретить в постели.
– Как ты себя чувствуешь?
– Почти нормально. – Тина дотронулась до края чашки и провела по ней пальцем. Нет, чашка не «поет» так, как настоящий хороший фарфор. – Таблетки помогли, просто в груди еще немного саднит.
– То-то и оно. – Василиса заварила чай и поставила на стол корзинку с печеньем и баночки с джемом. – Думаешь, мы сможем здесь еще раз переночевать?
У дома остановилась машина, из нее вышел плотный высокий мужчина, в котором Тина узнала Леонтьева.
– Перестань корчить гримасы. – Василиса разглядывала идущего по дорожке Леонтьева. – Ничего так мужик, что ты на него тут говорила – ужасный, вульгарный… Мужик как мужик. Я думаю, вы с ним договоритесь, он вряд ли самозабвенный скандалист.
Рассказывать о куриной ноге, которую Леонтьев терзал как людоед, Тина не решилась.
– Я открою.
Леонтьев вошел в дом и остановился, исподлобья глядя на Тину. Он не видел ее с зимы и до этого видел считаные разы, но она все такая же – холодная, высокомерная стерва с презрительно поджатыми губами. Но сейчас нет смысла злиться, потому что убит Семен, и хотя не похоже, что стерва скорбит по супругу, но с ней ни в чем нельзя быть уверенным.