– Вы не любили невестку?
– Я не люблю шлюх, если они лезут в мою семью. То есть я понимаю, что есть бабы, которые могут заработать только тем, что раздвигают ноги, – я и сам не чужд того, чтобы пользоваться ими, но жениться на такой – очень тупо. К сожалению, ни Серега меня не слушал, ни Миша. А вот Сергей женился правильно, Тина девка порядочная, из хорошей семьи… Хотя Штерн, упокой, господи, его душу, был тот еще урод. Скородумный, хитрый, злопамятный и очень жестокий. Но Тина девка хорошая, порядочная, тут и разговору нет, и если бы у них с Мишей сейчас что-то склеилось, мне и желать больше было бы нечего. Но не похоже на то, к сожалению.
Леонтьев вытащил из кармана платок и вытер вспотевший лоб.
– Так вы сказали, что спрятали своего внебрачного сына за границей под чужим именем, заподозрив в аварии, которая унесла жизни вашего брата и невестки, умысел на убийство? Но кому могло понадобиться его убивать?
– Я думаю, это из-за политики. – Леонтьев оглянулся, что-то ища глазами. – Можно мне воды?
Бережной поднялся и достал из холодильника бутылку с водой.
– Стакан не нужен, спасибо. – Леонтьев скрутил крышку и жадно отхлебнул из бутылки. – Серега зачем-то полез в политику – решил стать депутатом, нашего бизнеса ему вдруг стало мало. Я говорил ему, что не стоит завязываться с этим. Вот так жили себе тихо, делали свой бизнес, имели хорошую жизнь – зачем ввязываться в заведомо грязные игры, светиться на публике, давать повод всякой швали совать нос в твои дела? Но Серега если что брал в башку, то ему уже хоть кол на голове теши, а он свою линию гнет. Вот и тогда ехали они с какой-то встречи, и я не знаю, как его машина оказалась на дне котлована, а уж тем более – как она могла практически дотла сгореть… В общем, я решил, что рисковать не стоит, и услал Сережку. Нет, он так и не узнал, что я его отец, – это чтобы прояснить ситуацию. А потом он вдруг вернулся из Китая… Я не спрашивал, что случилось, но видел, что произошло нечто неприятное. Он сказал, что больше туда не вернется, и я пристроил его к Штерну. А дальше вы знаете.
– Знаю. – Бережной чувствовал, что Леонтьев сейчас не говорит всей правды, но так же знал, что время для правды придет очень скоро. – А не связано ли убийство вашего брата с убийством Анны Штерн?
Леонтьев едва заметно напрягся, и его лицо стало непроницаемым, как у игрока в покер.
– Насколько я знаю, Анна упала с лестницы и свернула себе шею. – Леонтьев снова отхлебнул воды. – Какое убийство?
– Обычное. – Бережной вел игру осторожно. – Мы провели эксгумацию тела Анны и выяснили…
– Что можно выяснить по горстке костей? – Леонтьев ухмыльнулся. – У вас ничего нет.
Бережной подвинул Леонтьеву папку с фотографиями, сделанными в морге.
– Что? Это когда? – Леонтьев отшатнулся. – Зачем вы мне это…
– Это снято вчера, и, как видите, от тела осталось больше, чем просто горстка костей. Фактически тело отлично сохранилось, оно оказалось в пригодном для экспертизы состоянии, и наш патологоанатом говорит, что ни о каком падении с лестницы и речи не было, учитывая сигаретные ожоги и обожженную руку, не говоря уже о сломанных глазничных костях и прочих повреждениях, которые Анна никак не могла получить при падении с лестницы. – Бережной забрал у Леонтьева фотографии и спрятал их. – А еще у нас есть свидетельские показания, согласно которым именно ваш брат, Сергей Леонтьев, был тем человеком, который пришел в морг к патологоанатому и предложил альтернативный вариант, скажем так. А потому я могу предположить, что вы тоже в курсе того, что происходило в доме Штернов в день, когда погибла Анна, и ваш тогдашний партнер Саша Браво, которого нашли мертвым через некоторое время, натолкнул вас на мысль о том, что вовсе не политика была причиной убийства вашего брата, потому что тогда незачем было бы прятать сына. Нет, вы знали, что кто-то убивает ваше окружение, и знали почему.
– Что вы имеете в виду, генерал?
В кабинет вошел Реутов и подал Бережному папку, в которой лежал один-единственный лист бумаги.
– Нашли, Андрей Михайлович. – Реутов ухмыльнулся. – Все, как мы и предполагали.
– Молодцы. – Бережной просмотрел документ и поднял взгляд на Леонтьева. – Это накладная на товар, который был в фуре, в пропаже которой обвинили Штерна и требовали компенсации. Холодильники и стиральные машинки, общим весом полторы тонны. Ну, с килограммами. Мои люди точно выяснили, сколько весило такое количество упакованного товара, и получилось, что в грузовике было двести килограммов чего-то лишнего. И я думаю, что в фуре перевозили нечто, что ценилось гораздо выше всего товара, вместе взятого. И это что-то вам нужно было позарез, и чтобы простимулировать Штерна, некто послал людей в его дом, где на тот момент находилась его семья, и эти люди перестарались. В результате жена Штерна погибла, а малолетняя дочь была изнасилована. А потом вдруг, возможно, фура нашлась. И Штерну предложили отступного – бессрочную «крышу» и всяческое содействие, всецело бесплатное – в обмен на то, что он забудет случившееся, потому что сделанного не воротишь, а жить как-то надо, и Штерн согласился. Двое из тех, кто так «увлекся» в доме Штерна, были убиты на месте. Думаю, вами или вашим братом, потому что Саше Браво было наплевать на растерзанного ребенка, а вот вам – нет. И вы…
Леонтьев молча встал и вышел из кабинета.
– Задержать его, Андрей Михайлович? – Реутов вскинул брови, удивляясь спокойствию генерала. – Он может скрыться.
– Не скроется. – Бережной улыбнулся. – Нет, он не такой человек, чтоб бежать. Думаю, это не он отдавал приказ пытать Анну, чтобы надавить на Штерна, но его брат мог это сделать, и он это знал. Зато теперь мы выяснили, кем был убитый Семен, но не знаем, кто и как убил его.
– Я бы начал…
В кабинет Бережного ввалился Виктор, и по его виду было ясно, что стряслось нечто скверное.
– Что?
– Стажеры наши, мать их так! – Виктор кипел от ярости. – Рассказываю по порядку: в отдел приехала эта рыжая девица Василиса. Похоже, она взяла машину вашей жены, Андрей Михайлович. Она собралась искать Тину по городу, но потом позвонила какому-то Марковичу – он вроде как авторитет среди таксистов, и тот кинул по рации клич, и кто-то из таксистов отозвался: опознал Тину, поскольку подвозил ее по адресу. Василиса накануне лишилась телефона, а потому не стала возвращаться к вам домой, рассудив, что Диана ее никуда не отпустит, а поскольку телефон ее разбился и никому из нас позвонить она не могла, то приехала в отдел, но там никого из нас не застала. Зато в кабинете были наши бравые стажеры, которые рассудили, что раз начальство занято, они сами съездят по тому адресу вместе с рыжей бестией. Оставили Марусича разгребать бумаги, а сами дернули с Василисой. И телефоны у них на данный момент отключены, а адреса Василиса не сказала.
– Тогда нам тоже стоит подъехать по адресу и пообщаться с честной компанией. – Бережной поднялся. – Какой там адрес старого дома Штернов? Улица Юности?
– Так точно. – Виктор кивнул. – Семенов выяснил, что дом до сих пор является собственностью Анны Штерн, а значит, принадлежит Тине.
– Значит, едем туда. – Бережной достал из шкафа свою куртку. – Видимо, Тина вспомнила больше, чем нужно для выживания.
Замок открылся, словно только и ждал этого. А может, и ждал – кто знает, что чувствуют замки, которые годами никто не отпирает.
Тина вошла в переднюю, ее рука нащупала выключатель за дверью, просто привычно легла ладонь – но пришлось сделать поправку на то, что с того момента, как она в последний раз зажигала здесь свет, она выросла. Но выключатель нашелся, и свет загорелся – точечные светильники по периметру потолка, свет не яркий, но достаточный.
Тина огляделась.
Все казалось таким знакомым – и круглый ковер на полу в передней, и полка для ключей, и лестница, ведущая наверх, и дверь в столовую. Тина сделала несколько шагов и открыла дверь, зажгла свет. Комната с полукруглым окном, большой антикварный буфет, брат-близнец двух ее буфетов, которые вывезли из дома, где она жила с отцом и мужем.
Но этот буфет почти пуст, только сине-белые кружки, расписанные тонкими линиями, образующими ромбовидную сеточку, и в каждой ячейке небольшой цветок – кружек три, они висят на специальном колышке для кружек, и Тина их не помнит, как не помнит и этот буфет.
Но круглый стол в центре столовой она помнит, как и ковер, посреди которого этот стол стоит. Правда, скатерти нет, и блюда нет… Ах да, блюдо же тогда разбилось.
Тина скользнула под стол и замерла. Руками она ощутила знакомую прохладную гладкость дерева, прижалась к ножке стола и закрыла глаза. Нет, ей здесь не так удобно, как тогда. С тех пор тело ее выросло. Но то, что она помнит, должно вернуться сейчас, ей очень нужны ответы на вопросы. Давно нужны, просто тогда она не могла их получить, потому что не знала, какие вопросы задавать, а теперь знает.
Но теперь задавать вопросы некому – разве что себе самой.
– Что было тогда? Что было правдой?
Она погрузилась в пустоту, где начала звучать музыка, но музыка не мешала вспоминать.
Сейчас нужно склеить разбитое блюдо, осколки не такие уж мелкие. И хотя, конечно, посудина уже никогда не будет прежней, но восстановить жизнь, которая была на той картинке, что на дне блюда, можно – да, не идеально, а все же лучше, чем ничего.
– Сиди здесь.
Мама отчего-то испугана, и Тина подчиняется – мама не такая, как всегда, она не улыбается и не сочиняет для Тины песенку о принцессе. Она хочет, чтобы Тина залезла под стол, и убирает со стола чашку, из которой Тина пила чай. И только блюдо со свежим печеньем осталось.
Тина чувствует запах печенья – Елена Игоревна уехала на несколько дней, и мама оставалась с Тиной, вот почему они все утро вместе пекли это печенье. То-то папа удивится, когда придет домой!
– Что там было? – Тина прислушивается к звукам, которые спрятаны там, за музыкой. – Что-то грохочет, чужие люди кричат, и мама кричит, и потом кто-то идет к столу и ест их печенье, а наверху кричит мама. А чужак ест печенье, наливает себе чаю… Тина видит его туфли, начищенные до блеска. Она отчего-то знает, что нужно сидеть так тихо, как только можно. Чужаки не должны ее увидеть.