абости собственного тела. Того, что не дается в руки, следует добиваться любой ценой — таков был ее девиз, и она всегда придерживалась его. Элла закончила натягивать на доску пуловер, теперь можно было заняться работой полегче. На ее письменном столе уже несколько дней лежала стопка счетов, сложенных в хронологическом порядке, речь шла о расходах на хозяйство, пора было наконец занести их в специальную книгу. К сожалению, существовало множество дел, которые нельзя было передоверить невестке. Элла Хейниш делала свои записи лиловым химическим карандашом, который она время от времени смачивала языком. Этот сорт карандашей — ими писал еще ее муж — имел одно преимущество: раз написанное невозможно было изменить, ни стирательная резинка, ни средство, выводящее чернила, не уничтожали надпись. Кто знает, к каким манипуляциям могла прибегнуть невестка, расточительная донельзя.
Элла заносила квитанцию за квитанцией в соответствующую колонку тетради. При этом она размышляла о причине, заставившей ее внучку появиться здесь в неурочный час; Элла связывала приход Кристины с ее вопросом, приходил ли сюда Конрад; он действительно был здесь. Правда, Конрад очень просил никому не говорить о его посещении и, особенно, не упоминать об этом при его жене. Этот человек, так и оставшийся чужим для нее, муж ее внучки, умел так излагать свои просьбы, что отказать или возразить ему было невозможно. Даже Элла Хейниш не могла противостоять ему. Значит, вопрос Кристины как-то связан с кузиной Эллы Кларой. Той самой, о которой Кристина не хотела больше слышать, и все же, рассматривая свадебную фотографию дедушки с бабушкой, чего она раньше никогда не делала, она думала, видимо, о Кларе.
Хотя Элла Хейниш не сомневалась в причине приключившегося с ней астматического приступа, она все же отложила в сторону сильно уменьшившуюся стопку счетов, чтобы посмотреть на того мужчину, с которым, по мнению Кристины, женщина могла чувствовать себя, как за каменной стеной.
— Мы не пойдем, — заявил Отто Хейниш, когда Элла с некоторым опозданием показала ему приглашение на свадьбу к своей кузине Кларе.
Они были женаты уже пять лет, их единственному сыну Феликсу как раз исполнилось четыре года. Отто, в строгом костюме, стоял в прихожей, собираясь отправиться играть в бильярд. Каждое воскресенье он проводил первую половину дня в кафе, Элла же готовила в это время обед; к обеду приходили обычно сестра Эллы Елена и ее брат Юлиус, это весьма раздражало Отто из-за дополнительных расходов.
Приглашение на свадьбу пришло в субботу, но к Отто было не подступиться, он — такое случалось частенько — пребывал в плохом расположении духа, поэтому Элла не решалась поговорить с ним. Она хотела пойти на эту свадьбу. Не из-за того, что была очень уж привязана к своей кузине Кларе, а потому, что надеялась, пусть ненадолго, отвлечься наконец от однообразных повседневных забот, из которых состояла ее жизнь домашней хозяйки. За пять лет она ни разу не была в театре или на концерте, ни разу не ходила в ресторан, лишь время от времени они позволяли себе поездку за город: долгий путь на трамвае с непоседливым ребенком на коленях, короткая прогулка через луг или по лесу, а потом громкие разглагольствования Отто о том, стоит ли им заходить на постоялый двор, где они заказывали обычно самые дешевые напитки. Бесконечные вечера, занятые исключительно вязанием; некоторое разнообразие в них вносил с последнего Рождества радиоприемник с наушниками, но и тут ее преследовали укоризненные взгляды Отто, напоминавшие о том, что частое пользование приемником требует новой подзарядки аккумулятора. Отто сидит над налоговыми документами, он сравнивает сметы, он полностью углубился в изучение новых предписаний, на робкие попытки Эллы завязать разговор он отвечает:
— Я чиновник, а министерство требует безупречной работы. Ты же знаешь, что я привык работать именно так.
Элла с трудом сдерживает раздражение, ее неприязнь к мужу, который противопоставил ее сильной воле еще более сильную, все время растет. И вот теперь как проблеск надежды это приглашение. Насколько она знает Клару, это будет веселая, яркая свадьба с интересными гостями, с красивыми платьями, с музыкой.
— Я не хочу, чтобы мы отказывались, — сказала Элла. — Я хочу пойти на эту свадьбу.
Отто ошеломленно посмотрел на нее, вытащил свои карманные часы и ответил сердито:
— Сейчас не время разводить дискуссии, я могу опоздать.
— Хорошо, — заявила Элла решительно. — Если ты не хочешь идти, то я пойду одна.
На какое-то время Отто даже забыл о бильярде, он растерянно смотрел на свою жену. Наконец он нашел важный, на его взгляд, аргумент.
— Элла, — сказал Отто, — разве тебе не ясно, что даже если ты пойдешь одна, ты должна будешь принести с собой подарок?
— Возьму что-нибудь, сделанное своими руками, — сказала она и отвернулась.
Отто ушел не сразу, он еще несколько секунд стоял у нее за спиной, она чувствовала его бессильную ярость.
Во время обеда обстановка была напряженной. После обеда Отто сразу же удалился. Элла рассказала сестре с братом о своем решении, рассчитывая найти у них поддержку. Елена, которой везде мерещились трудности, которая проявляла нерешительность во всем, заявила, что не пойдет на свадьбу и что появление там Эллы без мужа может, на ее взгляд, произвести шокирующее впечатление. Юлиус, тогда еще студент, заметил, что любит все праздники, но только не заранее запланированные, расписанные до мелочей, свадеб же он вообще терпеть не может: ему не доставляет удовольствия смотреть на людей, добровольно обрекающих себя на несчастье. К тому же он никогда не видел кузину Клару. И все же, если Элла настаивает на своем решении, они оба сделают для нее все, что необходимо, идет ли речь о деньгах или о моральной поддержке. Элла знала, что ее сестрой и братом руководили не только родственные чувства. Им доставляло удовольствие позлить ее мужа, который плохо к ним относился.
Но все получилось иначе. Вечером, после вполне безобидного вступления — любимый прием Отто, когда он хотел сказать нечто значительное, — муж Эллы заявил: он понимает, что его жена желает пойти на праздник. Ей стоит, однако, подумать о том, что, выходя замуж, Клара вступает в другой общественный класс, а именно в класс предпринимателей и коммерсантов. Между этим классом и классом государственных чиновников нет ничего общего. Стоит ли в таком случае оживлять родственные отношения, которые в прошлом были не слишком тесными и в будущем должны оставаться такими же? Кроме того, следует соблюдать осторожность после серьезных кризисов, имевших место в нынешнем 1931 году, кризисов, уже разоривших многие предприятия, трудно себе даже представить, как велик урон, нанесенный фирме будущего мужа Клары. На его делах вполне могла отразиться неплатежеспособность тех банков, которые в значительной степени определяли денежную структуру частного сектора экономики. Следует основательно взвешивать, с кем стоит поддерживать отношения. Часто большие и роскошно обставленные праздники устраиваются лишь для того, чтобы скрыть трудности финансового рода.
Отто замолчал, любуясь меткостью и логичностью своих только что отзвучавших рассуждений. Теперь Элла могла надеяться на положительный поворот дела. Однако, идя навстречу желаниям жены, продолжил Отто через некоторое время, избавляя ее от неловкой ситуации, в которую она поставила бы себя, появившись на свадьбе без сопровождения, он уже завтра наведет справки о будущем муже Клары и его имущественном положении. При его, Отто, должности это не трудно сделать. Если не обнаружится никаких отрицательных моментов, то ради Эллы он тоже пойдет на эту свадьбу. Элла должна лишь обещать ему, что и в дальнейшем не будет ближе сходиться с Кларой.
Элла обещала ему это.
Наведя справки, Отто получил в высшей степени благоприятные сведения об имущественном положении жениха. Виктор Вассарей, происходивший из почетной бюргерской семьи, после окончания Экспортной академии совместно со своим партнером купил преуспевающую прядильню и расширил предприятие. Он не только снабжал своей продукцией внутренний рынок, но и благодаря высокому качеству и умеренным ценам широко экспортировал ее за рубеж. В данный момент он собирался вложить капитал в соответствующие магазины розничной торговли. Кризис отечественного кредитного механизма Вассарей перенес, по всей видимости, без ощутимых потерь. Уже несколько месяцев он пытался найти доступ в правительственную христианско-социалистическую партию. В свои тридцать четыре года Виктор Вассарей имел благополучие и успех, и его ожидало многообещающее будущее.
Элла была счастлива. Она не думала ни о своей кузине Кларе, ни о Викторе Вассарее, ни о будущем этих двоих, на короткое время она перестала думать и о своем собственном будущем. Она просто радовалась предстоящей свадьбе. В большом универмаге Элла недорого приобрела четыре метра набивного искусственного шелка модной розово-зеленой расцветки и сшила из него платье: средней длины, с заниженной талией, выгодно оттенявшее ее маленькую крепкую фигурку. Еще она купила белую шляпу из соломки с асимметрично загнутыми полями и пару белых туфель с пряжками. За четырнадцать дней до свадьбы все было готово. По меньшей мере раз в день она вертелась в своем новом наряде перед зеркалом. Сначала ее маленький сын прибегал и, посмотрев на нее, спрашивал: «Куда ты идешь, мамочка?» — потом привык к ее праздничному виду. Однажды она так увлеклась, что не заметила, как вернулся домой Отто. Элла стояла перед мужем, испуганно глядя на него, потом она глубоко вздохнула, приготовившись увидеть его вопросительную улыбку. Отто посмотрел на нее, на его лице не отразилось ни радости, ни одобрения, ни доброжелательности; он спросил: «Разве без всего этого нельзя было обойтись?» Элла пошла в спальню и переоделась. При этом она твердила в ожесточении: «Я все равно буду радоваться». И она продолжала радоваться.
6 июня был солнечный жаркий день, суббота. Прогноз погоды предсказывал грозу, но лишь во второй половине дня, тогда все гости уже усядутся за стол. Элла и Отто на трамвае доехали до церкви, находившейся в пригороде. Отто в костюме в тонкую полоску, с котелком на голове выглядел еще серьезней, чем обычно, по его лицу нельзя было угадать, как ему жарко. Элла потела в своем платье из искусственного шелка, время от времени она испуганно посматривала, нет ли пятен под мышками. Туфли жали, хотя Элла специально намочила чулки. Зато шляпа была великолепна, шляпа отбрасывала тень, носить такую шляпу было одно удовольствие.