— В это время года не следует сидеть на скамейке, — сказал садовник, — влажный воздух и холод опасны для здоровья.
— Я не боюсь простудиться, — возразила Агнес, — я и зимой люблю бывать на воздухе.
Она не хотела отказывать себе в этом удовольствии. Когда пойдет снег и толстым слоем ляжет на деревянное сиденье, такой возможности уже не представится. О многом размышляла она в эти часы на скамейке, ей снова вспомнилось то, что она давно позабыла, некоторые вещи казались теперь понятными, но было и много такого, что оставалось для нее загадкой. Скамейка стояла среди кустов бирючины, рядом с широкой, прямой главной дорожкой, все лето напролет на нее отбрасывала свою беспокойную тень береза. Иногда Агнес ужинала там, разложив на коленях носовой платок. Прилетали воробьи, и она, тщательно раскрошив те кусочки, которые ей было не разжевать, бросала их птицам. Когда кто-нибудь садился рядом с ней, чаще всего одинокая женщина ее возраста, у Агнес бывал такой неприступный вид, что та быстро отказывалась от попыток завязать разговор.
В тот ноябрьский день Агнес из-за быстро надвигавшейся темноты раньше, чем обычно, пошла на кладбище. Она убрала с могилы астры с пожухшими листьями и перед тем как направиться к садовнику, подошла к скамейке. С тех пор как Руди Чапек ушел от нее утром, ее одолевало беспокойство. У Агнес все чаще начинали дрожать колени, когда она вспоминала о неожиданном появлении Кристины и о том, как та сказала Руди: «Мы уже знакомы». Правда потом выяснилось, что Кристина преувеличивала, что Руди Чапек не был знаком с ней, не знал ее и Бенедикт. Агнес смогла ненадолго перевести дух. По страх тут же появился снова. Как только Кристина попросила, чтобы Агнес ухаживала за ее дедушкой.
Когда Агнес впервые увидела Кристину полтора года назад, она сразу же поняла, что это, вероятно, родственница Клары. Не только потому, что та вышла из дома Клариной кузины, Эллы Хейниш. Сходство между Кристиной и Кларой Вассарей выражалось не столько внешне, сколько в какой-то таинственной связи между ними, которую почувствовала Агнес. Она сразу же приняла безрассудное решение поближе познакомиться с Кристиной. С помощью всевозможных уловок, на которые она раньше никогда не решилась бы, ей удалось выведать адрес Кристины и узнать обстоятельства ее жизни. Она отослала Кристине письмо, в котором предлагала свои услуги в качестве домработницы, и потеряла сон. Но все прошло гладко. Кристина, которая как раз искала кого-нибудь в помощь по хозяйству, ответила согласием. Постепенно между ними возникло что-то вроде дружеских отношений. Агнес понимала, что привязанность к Кристине не идет ни в какое сравнение с ее любовью к Кларе Вассарей, но постепенно смерть Клары перестала вызывать у нее то скорбное отчаяние, с которым она прожила все предыдущие годы.
Агнес все время боялась, что Кристинина родня узнает, кого та взяла к себе в дом. Каждый раз, идя к Кристине, она ждала, что может произойти ужасное: является Элла Хейниш или ее сестра Елена, укажут на нее пальцем и скажут: «Это же Агнес, та самая, которая работала у кузины Клары и виновата в том, что…» Но Агнес никогда не додумывала этих мыслей до конца, потому что сердце тут же начинало биться с перебоями и перехватывало горло. До сих пор ей везло. Когда Агнес бывала у Кристины, никто из родни, кроме ничего не подозревавшей Кристининой матери, там не появлялся. Хотя Юлиус Лётц никогда не видел Агнес при жизни Клары, она и подумать не могла о том, чтобы за ним ухаживать. Ведь и Элла, и Елена будут навещать своего брата, они узнают Агнес несмотря на ее седые волосы, морщины и еще большую, чем раньше, худобу.
— Я не умею ухаживать за больными, мне никогда не приходилось этим заниматься.
Агнес услышала, как беспомощно звучит ее ответ на просьбу Кристины, услышала удивленную и быструю реплику Руди:
— Но Агнес, а как же тогда Бенедикт…
Он еще не успел договорить имя «Бенедикт», как раздался ее панический выкрик, прервавший его на полуслове:
— Молчите, не говорите о том, что вас не касается.
Она посмотрела в лицо Кристины, больше ошеломленное, чем обиженное, и заметила, как на глазах растет ее возмущение.
— Итак, ты не пойдешь к дедушке Юлиусу. Хорошо. Ты и ко мне можешь больше не приходить!
В это мгновение Руди понял, какие отношения связывают Агнес и Кристину. Агнес молча села. Слезы, которых она не могла удержать, бежали по ее щекам.
— Я не то имела в виду, — испуганно начала объяснять Кристина и попросила разрешения ненадолго присесть. Агнес сразу же вскочила и вытерла передником блестящую поверхность стула.
Потом они втроем сидели за столом и Кристина рассказывала о музее Фортуни в Венеции, о том, как она натолкнулась там на фамилию Лётц и связала ее с другом Руди.
Агнес продолжала вспоминать: Руди с горячностью подтвердил предположение Кристины и предложил познакомить ее с Бенедиктом Лётцем. Кристина сначала колебалась, потом нерешительно согласилась. Агнес сидела рядом с ними совсем тихо, убежденная, что в этот момент она ничего, действительно ничего, не может сделать, чтобы помешать происходящему. Что вот сейчас прозвучит вопрос, который должна задать и задаст Кристина.
— Ты тоже знаешь этого Бенедикта?
Руди ответил за нее.
— Ясное дело, — горячо подтвердил он. — Гораздо дольше, чем я. С самого рождения.
Агнес ничего не добавила к его словам. Кристина собралась уходить.
— Странно, — сказала она. — Ты уже так давно у меня работаешь, мы говорили о самых разных вещах. Но ты никогда не упоминала, что знаешь Бенедикта Лётца. Правда, откуда же тебе было знать, что это фамилия моих родственников.
— Конечно, — ответила Агнес, — откуда мне было знать.
Когда Кристина ушла, Агнес поняла, что Руди хочет задать ей кое-какие вопросы, но изобразила такую неприступность, что он отказался от этой мысли. Она попросила Руди передвинуть кровать ее мужа, отгородив ее шкафом, и отправила приятеля Бенедикта в его импровизированную спальню. Сама она прямо в одежде улеглась под тяжелое одеяло. Ночью Агнес слышала, как бьют колокола соседней церкви. Пробило полночь, а потом и первые утренние часы, прежде чем она забылась неглубоким сном. Рядом с ней слышалось спокойное дыхание Руди, и ей вспомнились люди, с которыми она раньше жила в одной комнате: братья, Барбара и Бенедикт, ее муж и в течение нескольких наполненных страхом, удушающе жарких ночей Клара Вассарей. Агнес не признавалась самой себе, что этой ночью ей было приятно слышать дыхание Руди, хотя его появление здесь было нежелательным, оно поставило ее в опасную ситуацию.
Те немногие, кто проходил в тот осенний день мимо скамейки Агнес, не замечали ее. Агнес уже давно обнаружила, что поведение людей, идущих навестить могилы близких, отличалось от поведения возвращавшихся с кладбища. Туда они шли задумчивые, подавленные, скованные, с какой-то неуверенностью, в их лицах порою читалась глубокая печаль. Голова и плечи опущены, шаги медленны и нерешительны. Обратно они шли быстрым шагом, подняв голову и расправив плечи, с открытым взглядом, устремленным вдаль, от них исходила почти радостная решимость, они чувствовали себя свободными, чувствовали, что живут. Теперь можно по крайней мере на какое-то время забыть о смерти.
Когда-то и дочь Клары медленно и нерешительно поднималась по этой ведущей наверх дорожке. Тогда, четырнадцать лет назад, Агнес, так же как и теперь, навестив могилу, сидела на кладбищенской скамье. Когда она увидела Барбару, то не знала сначала, верить ли глазам. Ведь Барбара всегда отказывалась ходить на могилу Клары, заявляя, что не видит в такого рода вещах никакого смысла, что ей и без кладбища достаточно неприятно думать о матери. Агнес уже несколько месяцев не встречала Барбару. Все ее осторожные попытки наладить отношения с дочерью Клары встречали холодный и недвусмысленный отпор.
Агнес страдала от этого и в конце концов оставила свои попытки. Иногда у нее бывали дела в той части города, где находился детский сад Бенедикта, тогда она наблюдала, как Барбара ближе к вечеру забирает его и уходит, ведя сына за руку. Она шла обычно быстро, ребенку рядом с ней приходилось бежать, на бегу не было заметно, что он хромает. Но скоро Агнес отказалась от этих тайных прогулок.
Барбара изменилась. Ее сильное, в отца, тело, раньше хорошо тренированное, казалось немощным и усталым, широкое, длинное платье, серый подол которого касался босоножек на низких каблуках, болталось на ней. Длинные рыжие волосы производили неряшливое впечатление. Лихорадочное беспокойство, владевшее ею раньше, исчезло, она шла, опустив голову, не глядя ни направо, ни налево, как будто не имея цели, не зная, куда идти. Строптивость Барбары, ее враждебное отношение ко всему миру, с которым Агнес упорно, но безуспешно вела борьбу, казалось, исчезли совсем. «Не все люди злые», — говорила Агнес Барбаре, когда она была еще маленькой, та же отвечала: «Все злые». «Нужно уметь и доверять», — говорила Агнес девочке-подростку, та же отвечала: «Я этого не умею». «Ты действительно считаешь, что тебя никто не любит?» — спрашивала Агнес у молодой женщины, и та отвечала: «Да, я так считаю, но мне это безразлично». Барбара всегда, по крайней мере перед другими, выказывала силу. Эту силу она, казалось, утратила.
Когда Барбара удалилась на порядочное расстояние, Агнес встала и начала следить за ней, глядя поверх кустов. Та остановилась у одного из небольших щитов с указанием рядов и номеров могил. Потом исчезла на боковой дорожке, ведущей к Клариной могиле.
Позднее Агнес очень часто упрекала себя за то, что избежала встречи с Барбарой из страха задеть ее чувства, из боязни показаться навязчивой. Ни тогда, ни позже Агнес не могла объяснить себе мотивы своего поступка, просто это случилось так, а не иначе, она не смогла бы поступить по-другому. И все же она чувствовала себя виноватой. Когда Барбара возвращалась, то тоже выглядела изменившейся. Она шла быстрой, уверенной походкой, в ней проглядывала уже не усталость, а решимость. Она как будто видела перед собой впереди какую-то цель. Агнес следовало бы подойти к ней и спросить, почему она была на могиле матери. Может быть, тогда все вышло бы иначе. Но Агнес продолжала как пригвожденная сидеть на скамье, и Барбара ушла из ее жизни, ушла рано и неожиданно, как до этого мать Барбары — Клара. Точно так же разрушив все, чем жила, оставив беспомощное дитя, ребенка, для которого Агнес готова была сделать все, но имела право на очень немногое. С тех пор как у Агнес появилась Кристина, с тех пор как старая служанка находилась рядом с ней, ее дни перестали походить один на другой. Иногда Агнес даже чувствовала себя довольной. И вот теперь ей приходится бояться, что скоро она потеряет и Кристину.