Фарфоровое лето — страница 52 из 78

Я попыталась подыскать какую-нибудь работу, но у меня нет приличного образования, поэтому я ничего не нашла. Может быть, я не очень старалась искать. Попробовала было снова написать стихотворение, просто так, ради удовольствия, но у меня ничего не получилось. Недавно Конрад принес мне мои рисовальные принадлежности. Это была хорошая идея, теперь я часто сижу у окна и рисую, рисую придуманные мной цветы, они получаются не такие прекрасные и диковинные, как прежде, краски тоже уже не такие яркие. Руди предложил продать рисунки в поселке. Я предоставила ему самому определять цену. Два рисунка он уже пристроил.

И все-таки что-то должно произойти. Теперь я одна, я свободна, чего я и добивалась. Но этого недостаточно.

Иногда меня — такого никогда раньше не бывало — охватывает страх. Ночью я просыпаюсь, дрожа от увиденных во сне кошмаров, и тогда долго не могу заснуть. Рядом больше нет руки Конрада, которая всегда действовала на меня успокаивающе.

Руди рассказал, что на чердаке их деревянного дома поселилась куница, они случайно обнаружили это, и им пока не удается поймать ее. Руди боится за Якоба, другим кроликам ничего не грозит, а Якоб находится на веранде в опасности.

С тех пор мне часто снится куница, огромная, как человек; она приближается к Бенедикту, тот не может убежать и оказывается в ее власти, он — в опасности.


Агнес казалось, что время, прошедшее с момента, когда она решила построить летний дом, — это уже не ее жизнь. Как будто перестало существовать все, что до сих пор наполняло ее будни.

Перед Рождеством она вернулась в Вену. В холодной нетопленой квартире было неуютно, она с трудом привыкала к мысли, что ей придется на какое-то время остаться здесь. Внезапно вся обстановка показалась ей жалкой и убогой, типичной для бедняков и пролетариев. Чувства дома не возникало. Сперва она отправилась в банк, где ее встретили услужливо и предупредительно, дали исчерпывающую информацию, но Агнес, хотя и задавала множество вопросов, поняла далеко не все. Однако ей стало ясно: ее дом можно построить, только решившись на ипотечный кредит. Она предъявила справку о пенсии и свою сберкнижку, рассчитывая, что от нее потребуют еще подтверждения дополнительных доходов. Однако этого не произошло. Скоро она получила из банка извещение о том, что ей в соответствии с ее просьбой предоставлен кредит. Она тут же послала столяру в Бургенланде задаток. «Я хочу, — писала Агнес, — чтобы вы начали строительство сразу же, если погода позволяет». Она прочитала это предложение несколько раз, опьяненная неведомым доселе ощущением триумфа. Еще никогда Агнес Амон ничего ни от кого не хотела и не требовала. Теперь она делала это, причем делала в письменном виде.

На Рождество она забрала астры у кладбищенского садовника. Большие темно-фиолетовые цветы подросли. Из своего заточения она привезла елочку и украсила ее свечами и лентами. Как бывало каждый год, ветер затушил свечи, еще когда она стояла у могилы Клары Вассарей. На этот раз боль и чувство вины не мучили ее так сильно, как обычно, она тихо стояла перед занесенным снегом бугорком, читая год смерти 1939, и впервые ей показалось, что с тех пор прошла вечность. Ей представился летний домик с комнатой для Бенедикта Лётца. «Может быть, таким образом я смогу что-то исправить», — подумала Агнес, собираясь уходить.

Из собранных отовсюду старых газет Агнес вырезала объявления больших мебельных магазинов и отсылала им купоны, гарантировавшие высылку подробных рекламных проспектов. Постепенно у нее скопились целые кипы проспектов, которые она раз за разом перелистывала. В один прекрасный день Агнес отправилась в большой мебельный центр за городом. Там она потерянно бродила по отделам, ошеломленная, смущенная обилием выставленных товаров. Отказывалась от помощи продавцов и боязливо ездила вверх и вниз по эскалатору, страдая от жары и духоты. Уже собираясь уходить, в одном отсеке увидела именно такую мебель, о которой мечтала. Из светлого дерева, не слишком тяжелую и все же солидную, современную и тем не менее отвечающую ее вкусам. Она собралась с духом и спросила о цене. Та была ей не по карману.

— Можно ли купить мебель в рассрочку? — тихо спросила Агнес.

Продавец ответил, что можно, и добавил, что при оплате в рассрочку совсем не замечаешь, что сделал покупку. Агнес попросила дать ей все необходимые бумаги. Уже по дороге домой она решилась купить эту мебель.

То было время планов, размышлений, надежд, и Агнес совсем забыла о своих страхах. Она, будущая владелица собственного дома, как будто переродилась.

Пока однажды вечером в конце февраля не произошло событие, снова всколыхнувшее мрачное прошлое с его мучительными переживаниями, тенью ложившееся на ее жизнь.


В дверь к Агнес позвонил незнакомый ей старик. Он, однако, наверняка точно знал, кто она такая, потому что, здороваясь, назвал ее по имени. Его одежда была опрятной, но странно старомодной. Возникало впечатление, что он десятилетиями не надевал тяжелого темного зимнего пальто, неуклюжей велюровой шляпы. Агнес отступила на шаг.

— Что вам нужно? — спросила она.

— Я хочу поговорить с вами, Агнес, — сказал мужчина. — Я был уверен, что вы меня не узнаете. Годы изменили нас. Попробуйте-ка угадать, кто я. Не можете, нет? Я — Польдо, Польдо Грабер.

Агнес попыталась закрыть дверь, но это было невозможно из-за ноги Польдо Грабера, уже протиснувшейся в кухню.

— Я же ничего вам не сделаю, Агнес, — сказал Польдо. — Я еще ни разу никого не обидел. Мне нужно лишь сообщить вам кое-что, что вас заинтересует. И я хочу кое-что у вас узнать. Это же всего несколько минут, позвольте.

Он прошел мимо нее в комнату. И уселся там, не ожидая приглашения. Он сидел прямо, не горбясь, шляпу он снял. От его густых рыжих волос осталась только седая прядь на затылке. Пальто было ему очень велико. В фигуре, в осанке Польдо не осталось ничего от бывшего атлета. В его худом лице с трудом угадывались прежние черты.

— Ну что ж, — начал Польдо, не глядя на Агнес. — Скажу вам сразу, без долгих слов: две недели назад умерла Барбара. Все началось с легкого гриппа, мы и думать не могли ни о чем серьезном. Потом поднялась температура. У нас как раз подвернулось довольно много работы. Мне уже тяжело работать, поэтому Барбаре некогда было думать о болезни. Когда она потом все же легла в постель и я вызвал врача, тот определил воспаление легких. Примерно так же, как у матери Барбары. Вы еще помните, как все было с ее матерью, Агнес?

Агнес и без этого с умыслом заданного вопроса думала в этот момент о Кларе, а не о Барбаре и о причине Клариной болезни и смерти. Лишь секунду спустя она осознала, что произошло то, чего она уже давно боялась, и теперь не было в живых и Барбары. Трудная дочь Клары, не имевшая родителей и не желавшая для них никакой замены, отказывавшаяся от любых привязанностей, в том числе и к собственному ребенку. В конце концов, не находя больше опоры в жизни, она разделила с Польдо Грабером его сомнительное и беспокойное существование.

Краткая передышка, неожиданно разделившая смерть Клары и жизнь Агнес, кончилась. Надежды снова увидеть Кларину дочь не существовало. Приняв без сопротивления новую боль, Агнес, онемевшая, без слов сидела перед Польдо Грабером.

— Это одно, — сказал Польдо, чертя ногтем большого пальца тут же исчезающие линии на скатерти. — Ну, а второе: я хотел бы получить адрес Бенедикта. Бенедикт должен узнать о смерти матери не от опекуна. Опекун всегда был для Барбары бельмом на глазу. Я только сегодня сообщил ему о происшедшем. В общем, я хочу видеть Бенедикта.

«Нужно, — подумала Агнес, — чтобы Бенедикт жил в моем домике. Это единственное, чего я еще могу добиться. Я не могу скрыть от него смерть Барбары. Но я должна защитить его от Польдо Грабера».

— Нет, — сказала Агнес.

Польдо Грабер поднял голову.

— Что? — спросил он удивленно.

— Нет, — повторила Агнес. — Я не дам вам адрес Бенедикта.

— Но это же смешно, — возразил Польдо Грабер. Он встал и оперся кулаками о стол, как бы давая понять Агнес, что ему с трудом удается сдержать себя. — У меня есть на это право, — добавил он.

— Молчите! Не смейте говорить о правах! У вас их никогда не было. Ни на Клару, ни на Барбару. У вас нет права и на Бенедикта. Вы должны оставить его в покое. Он в вас не нуждается.

— Ах вот как, — сказал Польдо Грабер. — Вот что думает маленькая Агнес, которая теперь к тому же состарилась. Маленькая Агнес тогда не уследила за Кларой Вассарей. А позже за Барбарой Лётц. Старая Агнес не сможет уследить и за Бенедиктом.

Он победно рассмеялся, но смех прозвучал фальшиво. Потом он сдвинулся с места. Приблизился к Агнес, которая тоже встала и выставила перед собой стул. Спинка стула доходила ей почти до плеч. За ней она чувствовала себя защищенной. Польдо встал одним коленом на сиденье стула. Агнес почувствовала его дыхание. Ей хотелось отодвинуться, но она заставила себя думать о Бенедикте и осталась на месте. «В сущности, совершенно неважно, что произойдет со мной, — размышляла она, — но мне еще нужно построить этот дом».

— Вы считаете, что у меня не было прав на Клару и на Барбару, — сказал Польдо. — Пусть так. И все же ясно одно. Я им не навязывался. Это они пришли ко мне. Обе. Это же правда, Агнес, ведь так?

— Я знаю только, как обстояло дело с Кларой, — тихо ответила Агнес.

— Вы разве не знаете, что Барбара искала меня? Что она непременно хотела познакомиться со мной? Что она приложила все усилия, чтобы заставить наконец меня вмешаться в ее жизнь. У меня никогда не было намерения встречаться с ней. Я не видел в этом никакого смысла. Брать ее с собой я тоже не хотел. Она сама хотела этого. Вы должны видеть все так, как есть, Агнес, а не так, как вам хочется видеть. Барбара не была несчастной со мной все эти годы. Мы очень хорошо ладили друг с другом. То, что ей будет нелегко, она понимала с самого начала. Теперь она мертва. Теперь нелегко мне, Агнес. Без помощи. Я один. Не в состоянии работать. Собственно, мне всегда было тяжело, черт подери, ужасно тяжело, и Бенедикт должен знать и об этом.