Агнес воспринимает это известие равнодушно, однако интересуется причинами.
— Да потому что будет война, почему же еще, — с изумлением отвечает Анни.
— Это же не точно, — сомневается Агнес.
— Фюрер хочет получить только Данциг и польский коридор, — говорит Анни поучающе и смотрит на Агнес как на второгодницу. — Это его законное право. Если ему не отдадут добровольно то, что ему причитается, он должен будет забрать положенное сам. Тогда это не его вина. Французы и англичане…
— Я ничего в этом не понимаю, — перебивает ее Агнес, — я знаю только, что война — это ужасно.
— Оставь, — отвечает Анни, — эта война не будет ужасной. Ты разве не слышала: лучшие рабочие мира сделали для лучших солдат мира лучшее в мире оружие. Что же может с нами случиться? Я нахожу все это довольно интригующим. Жаль только праздника.
Она поспешно прощается, потом еще раз оборачивается и спрашивает о Кларе, Агнес говорит свою заранее заготовленную фразу.
— Польдо должен завтра отправляться в лагерь на сборы, — сообщает Анни, — до отъезда мы его больше не увидим. Поэтому он узнает обо всем позднее.
Этому Агнес тоже рада. Итак, Польдо вне досягаемости.
У Клары все еще нет температуры, она снова чувствует себя немного лучше, к тому же она не испытывает больше такого сильного страха. До обеда она раскладывала пасьянсы, уже первый сошелся, она считает это хорошим знаком.
— Только ради тебя, — сказала она Агнес, выпивая сердечные капли.
Вскоре после обеда Клара, тепло укрытая, сидит на стуле и слушает через открытую дверь лепетание ребенка, вот тут-то и возникает внезапно вопрос о Польдо Грабере. Три дня назад Клара получила обратно свое письмо к нему нераскрытым и разорвала его, с тех пор она больше не говорила о Польдо. Но Агнес догадывалась, что это лишь отсрочка. Поэтому сейчас она считает необходимым сообщить Кларе услышанное от Анни.
— Так сегодня он еще здесь? — горячо спрашивает Клара.
Ее глаза выдают, что только одна мысль, одно желание живут в ней: получить хоть слово, хоть какой-нибудь знак от Польдо Грабера.
— Принеси мне ручку и бумагу для писем, — требует она у Агнес, — только быстро.
Агнес знает, теперь возражать бесполезно. Как часто Клара пыталась вопреки всему связаться с Польдо и не только с помощью писем.
Как часто она уходила той осенью 1937 года, когда Виктор Вассарей выгнал из дома Польдо и запретил ему появляться здесь. По тому, какую одежду она выбирала, по движениям и выражению ее лица Агнес угадывала, куда она идет и с кем встречается. Когда Клара возвращалась в состоянии блаженной усталости, она ни с кем не говорила, а уединялась в своей комнате и заставляла Виктора ждать. Он ходил по гостиной взад и вперед, поглядывая на часы в руках, а когда она наконец появлялась, выслушивал ее наспех придуманные отговорки, никак не выражая своего отношения к происходящему. Во время ужина супруги сидели молча друг против друга, они ели быстро и мало. Когда приходила Агнес, чтобы убрать со стола, Виктор Вассарей находился в гостиной один, Клары там уже не было. Артур Гольдман помогал Виктору изгнать Польдо, поэтому Клара не хотела его больше видеть, он долго и напрасно звонил ей, пока поздней осенью не получил позволения навестить Клару. Она приняла его лишь ненадолго и сказанное им не оказало на нее никакого воздействия. Когда в декабре она уверилась, что ждет ребенка, то сначала никому не говорила об этом. Но Агнес, выросшая в деревне и знакомая со всеми естественными процессами, сразу же поняла, в чем дело. Она стала со страхом ждать, что же произойдет.
Между Виктором и Кларой произошел разговор, на котором она настояла сама. После этого разговора все между ними изменилось. Их совместная жизнь окончательно прекратилась, каждый жил теперь в одиночку. Клара больше почти не выходила из дома. Тогда она начала ждать почту. Она сама писала много писем, а Агнес должна была отсылать их. Ответы на ее корреспонденцию, всегда без адреса отправителя, приходили редко. А с февраля 1938 года их вообще перестали приносить.
День в начале марта, когда Агнес по настоянию Клары пришлось навестить Польдо Грабера в его меблированной комнате где-то на окраине города, чтобы узнать причину его полного молчания, она с удовольствием вычеркнула бы из своей жизни. Портрет Гитлера на голой стене. Нацистские флажки и брошюры на сверкающем чистотой полу в еще большем количестве, чем в свое время в доме Виктора, атлетическое тело Польдо в потрепанном костюме, но на рукаве — повязка со свастикой. Его неприветливое:
— Что тебе здесь, собственно, надо, Агнес? — и холодный ответ на ее с большим трудом заданный вопрос:
— Скажи госпоже Вассарей, что в новой Германии Адольфа Гитлера, к которой мы через пару дней будем принадлежать, я не могу больше позволить себе связь с женой человека с антигосударственными взглядами. Она должна это понять. Как я слышал от нее, господин Вассарей признает ребенка. Таким образом, основная проблема решена.
Агнес попыталась смягчить ответ Польдо. У нее это плохо получилось, в правде ничего нельзя изменить. Но Клара не смирилась с этим. До сегодняшнего дня.
— Лоизи должен отнести письмо, — говорит Клара, смачивая языком клейкий край конверта. — Где он?
Лоизи уже давно сидит на кухне, ожидая, когда он понадобится Кларе. Но сейчас он бастует. Говорит, что должен помочь отцу, матери, что у него нет времени на это письмо.
— Пойдет Агнес, — решает Клара.
— Это невозможно, — объясняет та, — я нужна ребенку.
— Хорошо, тогда я пойду сама, — разгневанно говорит Клара.
Она встает, это непомерно утомляет больную. У нее тут же снова выступает пот. Однако она упрямо отвергает все попытки задержать ее.
— Ладно, я снесу это письмо, — говорит наконец Лоизи.
Он еще не успевает выйти на улицу, как появляется Мария Грабер. С многозначительной улыбкой она прошмыгивает в квартиру, держа в руке мешочек.
— Я все думала, чем бы мне доставить радость Кларе, — говорит она Агнес с преувеличенной любезностью. — Возьми это с собой, когда ты снова пойдешь в больницу. А потом сообщишь мне, что она сказала.
У Агнес появляется нехорошее предчувствие.
— Я посмотрю, что там, — говорит Лоизи, который просто лопается от любопытства.
Он вытаскивает из мешочка фотографию в рамке. На ней изображен Польдо Грабер, одетый в форму. Член СА от пробора на голове до пят. Член СА по осанке и взгляду. Член СА по убеждениям и поступкам. Последователь Фюрера в каждую секунду своей жизни. Ни следа больше не осталось в нем от того Польдо Грабера, который тренировался на лужайке в расшитой блестками майке, чтобы выжить.
Лоизи долго смотрит на фотографию. Агнес заглядывает ему через плечо.
— Я отнесу ей, — говорит Лоизи внезапно.
— Ты сошел с ума! — восклицает Агнес. Она не может оторваться от портрета. — Да, вообще-то снеси, — говорит она затем.
Лоизи кладет фотографию на Кларино одеяло. Письмо к Польдо Граберу у него в кармане брюк. Он прислоняется к двери и ждет. Клара бросает короткий взгляд на фото и снова откладывает его в сторону. Она не спрашивает, откуда оно. Закрыв глаза, она сжимает руки, потом разводит их и снова сжимает. После этого снова берется за портрет. С закрытыми глазами ощупывает стекло. Потом снова смотрит на него, держа у самого лица. Так близко, что она должна кожей чувствовать холод стекла. Клара вытягивает руку над краем кровати, и портрет почти без стука падает на пол.
— Дай мне письмо, Лоизи, — говорит Клара, — тебе не нужно больше относить его.
В четыре часа ее беспокоит шум, доносящийся из сада. Брамбергер бросает куски старого железа на хлам в бассейне фонтана. Когда Агнес заходит в комнату, Клара стоит у окна и смотрит вниз:
— Когда-то это был мой фонтан, который каким-то чудом починили для меня. Как жаль, что никто больше не сотворит для меня чудес.
Она говорит это так печально, что у Агнес нет сил смотреть на нее.
— Нужно сделать что-нибудь, чтобы снова развеселить Клару, — говорит она Лоизи.
Немного посоветовавшись, они решают, что нашли подходящее средство. Агнес дает Лоизи пять марок, и он куда-то уносится.
Полпятого Клара просит стакан воды.
— Я хочу пить, — утверждает она.
Агнес тайком наблюдает за ней через щелку в двери и видит, что Клара принимает капли от сердца. В течение нескольких секунд Агнес борется с желанием разрушить всю эту ложь и действительно вызвать скорую. Но потом она справляется со своим страхом и не делает этого.
Приходит Брамбергер и спрашивает, нет ли здесь Лоизи. Алоиз-старший стоит в своих синих рабочих брюках в деревянном коридоре, там, где он постучал в дверь, виднеется грязное пятно.
— Его нет, — говорит Агнес и вытирает грязное пятно.
— Ты что, тоже впала в военную истерию, как моя жена? — с насмешкой говорит Брамбергер. — Она хотела сегодня поехать к своей сестре. Но поезд отменили. Многие поезда отменены. Я слушал по радио заграницу, — говорит он тихо и многозначительно, неожиданно делая Агнес своей поверенной. — Англия и Франция не оставят Польшу в беде. Скоро начнется.
Тут появляется Лоизи, он вбегает вверх по лестнице и проскальзывает мимо своего отца в гостиную.
— Пошли, ты мне нужен, — говорит Брамбергер.
— Потом, — отвечает Лоизи, и вот он уже на кухне.
Длина трубки примерно 50 сантиметров, она оклеена красной бумагой, похожей на бархат. Самое красивое, что он сумел найти. И два пучка: один из розовых, другой из зеленых перьев, — даже лучше, чем у известного фокусника, выступление которого один раз видел Лоизи. Инструкция, как утверждают, достаточно понятная. Они читают ее вместе.
— Я ничего не понимаю, — заявляет Агнес.
— Ты не понимаешь, а я понимаю, — возражает Лоизи. — Дай мне еще шелковый платок, большой и пестрый.
Агнес бежит и приносит его.
— Посмотри-ка, — говорит Лоизи.
В трубке есть незаметная вторая стенка. Между стенками нужно сверху засунуть, аккуратно сложив, пучки перьев. Теперь их не видно. Публике показывают пустую трубку. И на глазах у зрителей зас