«Сокровища», которые подарил мне Джо, я так и оставила лежать на дне своего ящика.
Руби продолжала сыпать извинениями. Элен молчала. Я захлопнула крышку чемодана и взяла его в руку. Тогда Руби подскочила к двери, чтобы не дать мне уйти.
— Отойди! Или я тебя отодвину! — Я произнесла это так, как говорил мой отец. И холод, и жесткость моего голоса обладали такой силой, что Руби отступила.
Элен взяла меня под руку. Ее прикосновение успокаивало и поддерживало. Мы шли по улицам, а я рыдала и не могла остановиться.
Когда мы добрались до дома семейства Фонг, Элен провела меня через входную дверь, потом вверх по лестнице, далее по коридору. Ее комната оказалась аккуратной и полупустой, мало чем отличающейся от моей в доме родителей: кровать, столик с лампой, комод и зеркало.
Я упала на кровать. Элен дала мне носовой платок, и, пока я плакала, она не переставала комментировать произошедшее, но от ее слов мне не становилось легче.
— Сначала она сказала, что у них была годовщина, — говорила она. — Потом, что они вместе недолго, потом, что у них ничего серьезного, а потом даже заявила, что ей до него нет никакого дела. Мало того, она еще повернула это так, будто Джо был вынужден с тобой нянчиться! Меняла свою историю на ходу!
Я продолжала плакать. Элен исчезла, но быстро вернулась, неся чайник с жасминовым чаем и тарелку холодной жареной свинины.
— Я не могу здесь оставаться! — Мой голос звучал так, словно я задыхалась.
— Конечно можешь, здесь достаточно места.
Я покачала головой.
— Я не могу оставаться в Сан-Франциско.
— Погоди-ка! У тебя есть работа. У тебя есть друзья. У тебя есть я. Не делай ничего такого, о чем позже пожалеешь.
Но я умела спасаться только с помощью бегства.
— Голливуд, — пробормотала я. — Я поеду в Голливуд. Мне надо было так сделать с самого начала, потому что вся лучшая жизнь заключена в кино, а кино лучше жизни.
— Нельзя же вот так принимать решения!
— Можно, — сказала я, закрывшись в себе, как в ракушке. — Если бы было нельзя, я бы все еще была в Плейн-Сити.
Я встала. Здесь мне уже нечего делать.
— Подожди хотя бы до утра, — упрашивала Элен.
Но ничего из того, что она говорила, — а она так старалась! — не заставило меня передумать. Чем больше она уговаривала, тем тверже становилось мое решение и тем сильнее слышалось отчаяние в ее голосе.
— Ты помнишь, как мы познакомились? Ты помнишь, что мы пообещали держаться друг друга?
Около четырех утра она была вынуждена смириться с поражением.
— Ну ладно, — сказала она. — Жди здесь.
У меня все силы ушли на то, чтобы не метнуться к двери и не сбежать из дома Элен в одиночку. Закрыв глаза, я тут же увидела обнаженных Руби и Джо. Я сразу же раскрыла глаза снова и сделала глубокий вдох.
Напротив меня на столике стояла фотография в рамке, а рядом с ней на синей с эмалевой росписью тарелочке лежали фрукты и стояли свечи. Ухватившись за возможность отвлечься от мрачных мыслей, я решила рассмотреть фото.
На снимке были двое — Элен и молодой китаец, наверное, один из ее братьев, носящий имя кого-то из президентов: то ли Вашингтон, то ли Джефферсон, то ли…
В комнату вернулась Элен. За ней шел Монро. Он ничем не показал удивления и не задал никаких вопросов. Наверное, в его представлении я получила именно то, что заслужила.
До автобусной станции мы доехали за несколько минут, и только там Элен возобновила попытки уговорить меня одуматься.
— Ты понимаешь, что у твоего побега будут последствия?
Я взяла ее за руку.
— Спасибо, Элен, что опять помогла мне. Ты была очень хорошим другом, но я уже все решила.
— Ив том, что ты для себя решила, мне места нет.
Я села на первый автобус, отправлявшийся на юг.
Последние шестнадцать месяцев я прожила с радостью в сердце, но теперь я спасалась бегством. Образ Джо и Руби в постели мучил меня. Если до этого я жила так, словно никогда не знала слез, то сейчас я плакала без остановки.
Мне хотелось забыться сном, но я не отваживалась закрыть глаза, потому что боялась того, что они могут увидеть.
Каждый раз, когда я думала, что Руби бегала к поклонникам, она была с Джо. И она не пыталась мне об этом сказать, потому что решила, что мне будет лучше справиться со своей влюбленностью самостоятельно!
Автобус остановился на заправке, и я пошла в туалет. Из зеркала на меня посмотрело бледное привидение. Алый лак на ногтях казался жутковато кровавым на фоне цвета пальцев.
Не знаю, чего я ожидала от этого места. Кинозвезд, приветствующих меня, только что сошедшую со ступеней автобуса в Лос-Анджелесе? Лимузинов с шоферами, проплывающих вдоль бульваров, усаженных пальмами? Особняков, окруженных огромными газонами? Инкрустированных бриллиантами тротуаров? Блеска и роскоши на каждом шагу?
То, что я видела из окна местного автобуса, ехавшего вдоль Сансет-бульвара, было серым и непримечательным: маленькие домики с потрескавшейся и начавшей обсыпаться краской; пожелтевшие от солнца герани и рабочие, усердно трудящиеся возле тротуаров.
Сняв меблированную комнату на Айвар-авеню в Голливуде, я спрятала мамин конверт под ящиком комода и пообещала не тратить деньги так легкомысленно, как делала это в Сан-Франциско.
Мне было уже девятнадцать лет, и я была преисполнена решимости стать настоящей звездой, чтобы компенсировать страдания разбитого сердца.
В первую очередь я отправилась на киностудию «Парамаунт». Ворота, отделявшие ее помещения от остального мира, выглядели именно так, как на экране.
— Я бы хотела пройти в отдел по отбору актеров, — обратилась я к охраннику.
— Вам назначено?
— Нет.
— В таком случае, мисс, сожалею, но не могу вас впустить.
Тогда я пошла в другие студии — «Уорнер Бразерс», «Коламбия Пикчерз», «XX век Фокс» и прочие, — но и там меня не пустили за ворота.
Нужно было выработать новую стратегию. Найдя в телефонном справочнике список театральных агентов, я решила посетить их всех, по алфавиту, и начала с офиса человека по имени Абель Аарон.
— На самом деле моя фамилия не Аарон, — признался мне лысеющий мужчина, пригласив в свой личный кабинет. — Но мой псевдоним гарантирует, что юные таланты, такие как вы, обратятся сначала ко мне. Прошу вас, присаживайтесь на диван.
Я была не настолько наивна, чтобы согласиться на такое собеседование, но, пройдя по всем агентствам по списку — «Бронштейн», «Тарелл ищет таланты» и «Новые лица», — столкнулась с тем, что оно является основным и единственным способом устроиться на работу. А поскольку мой ответ был неизменно «Нет, благодарю», я ее и не нашла.
Отказ от секса с агентами был не единственной причиной неудачи. Я просматривала объявления о вакансиях в местных газетах «Вэрайети» и «Голливудский репортер», но требовались только белые.
Я сходила в местный Чайна-таун, но там не оказалось ни одного ночного клуба.
К моим печалям добавились новые проблемы. Теперь я была совершенно одна, и некому было мне помочь. Мне надо было стать сильнее или «повзрослеть», как сказала Руби.
Я спала почти без одежды, пытаясь приучить себя к холоду, и из соображения экономии везде ходила пешком. Вспоминая о Руби и Джо, я отвлекала себя растяжкой и тренировками, стоя у спинки стула вместо станка.
Я говорила себе: и раньше доводилось преодолевать невзгоды, справишься и теперь. Однако жизнь не торопилась оправдывать мои ожидания. Чем хуже у меня обстояли дела, тем чаще я задумывалась о родителях и о том, почему я никогда не сдамся и не вернусь к ним.
Я часто спрашивала маму, как мы оказались в Плейн-Сити, и она рассказывала одну и ту же историю, связанную с моим рождением. Родители тогда жили в Сан-Франциско. Дела у них шли так хорошо, что они имели машину — одну из первых крытых фордовских моделей «Т». Разумеется, подержанную. Однажды на выходных они поехали в Себастопол[18] за яблоками.
— У меня внезапно начались схватки, — рассказывала мама. — Но поскольку они были редкими, я не волновалась. Мы потихоньку поехали назад, в Сан-Франциско, но когда добрались до Сан-Рафаэля, выяснилось, что мне надо немедленно ехать в больницу. Но в больнице нам отказали в помощи — сказали, что не станут лечить китаянку.
Какими нужно быть людьми, чтобы отказать в помощи рожающей женщине? Такими, каких я каждый день видела на улицах Лос-Анджелеса.
— Ты родилась на обочине, — говорила мама. — Вот потому у тебя такие беспокойные ноги. Мы смотрели на тебя, нашу драгоценную девочку, и твой отец сказал: «Она у нас не ходить будет, а танцевать!» Он уже тогда видел твой талант. И тогда же он решил, что нам надо переехать туда, где люди еще не привыкли ненавидеть китайцев. И мы поехали на восток.
В Плейн-Сити у нас сломалась машина. Папа оставил ее у дилеров Форда на Мейн-стрит и пошел искать гостиницу, но в этом крохотном городке гостиниц не было. Нас пустил к себе переночевать преподобный Рейнольдс из методистской церкви.
Со временем отец арендовал двухэтажное здание на Чиликот, второй по оживленности улице в городке. Мы поселились на втором этаже, а на первом папа сделал прачечную.
Он был настоящим мечтателем, поэтому потратил уйму денег на сверкающую неоновую вывеску: «Прачечная мистера Ли», — яркий свет которой заливал по ночам окно моей спальни. Но жизнь мечтателей полна разочарований. Это и произошло с моим отцом, и теперь я понимала его как нельзя лучше.
Родители ушли от культуры и традиций своего родного народа и попытались заменить их всем звездно-полосатым.
Я вспоминала детство, подружку Вельму, воскресные походы в церковь, танцы в студии мисс Миллер. Моя жизнь переменилась, когда я пошла в школу. Все разрушилось не сразу, потому что издеваться над людьми тоже нужно учиться.
Вельма подружилась с Илсой и Мод. И только сейчас я поняла, почему они держались вместе и почему всегда выбирали меня объектом для своих измывательств. Несмотря на невероятную красоту — светлые волосы, идеальная кожа, — эти девчонки были такими же аутсайдерами, как и я, и то, что внешне они могли сойти за «своих», не спасало. Когда Илса решила выйти замуж за Генри Биллапа, она явно не понимала, что, если бы этот Генри надумал встречаться с кем-то вроде нее, его родители костьми легли бы, чтобы положить этому конец.