— Вы действительно считаете это фальшивкой? — возмущался он. — Да кто в своем уме вообразит, что армия и Военно-воздушный флот начнет сочинять подобные истории!
Связаться с родителями по-прежнему не удавалось.
В два с небольшим пополудни зазвонил телефон. Оператор велел мне ждать соединения. Минуты ожидания тянулись невыносимо долго. Пришла Грейс, чтобы поддержать меня. А потом я услышала голос Йори.
— Кимико?
— Да, это я, — ответила я по-английски.
Брат не произнес больше ни слова, но я слышала его дыхание. Через тысячи миль я вдруг ощутила, что нахожусь рядом с ним, в нашем доме на побережье. За резкими, рваными звуками дыхания брата, пытавшегося успокоиться и взять себя в руки, я ощущала пустую оглушительную тишину. Со мной должен был говорить не он.
— Йори?
— Сумимасенга, прости, но…
Йори давился словами, я судорожно дышала. Он произносил фразу, потом следовало полное боли молчание, — и перед моими глазами вставали знакомые образы.
Обычно моя семья по воскресеньям бывала дома, но отец сказал братьям, что им нужно будет спустить лодку на воду… Йори спросил отца, пора ли бросать сети… Я сотни раз видела отца и братьев за этим занятием. Но по мере продолжения рассказа Йори мой мозг отказывался воспринять, увидеть то, что он говорил.
Японские бомбардировщики и штурмовики появились с юго-востока, завывая двигателями над Даймонд-Хэд… Йори издалека услышал звуки падающих бомб и ритмичное клацанье пулеметной очереди… Хидео и папа были возле штурвала, и папа развернул лодку, которая полетела назад, к причалу… Хидео бросился к корме… Над головой у них пронесся единственный американский самолет, нырнул вниз и стал поливать лодку из орудий…
— Хидео… разрезало… пополам… — всхлипывал Йори, его так трясло, что я с трудом разбирала слова. — Я видел это, Кимико. Видел своими глазами. Он мертв.
У меня подкосились ноги, и я рухнула на пол.
— Что с папой? Где он?
— В ту ночь к нам пришли. Какие-то люди. Они конфисковали лодку…
— Где папа? — прошептала я в трубку.
— Они ворвались в дом. Обыскали все шкафы и кладовки. Они забрали отца и маму. Не знаю куда. Те люди из ФБР сказали только, что считают, будто мама и папа участвовали в нападении, то есть якобы они помогали.
— Что случилось? — Грейс опустилась на колени рядом со мной. — Расскажи!
Я отмахнулась от нее. На том конце провода Йори срывался со слез в ярость. По округе пошли слухи о том, что все рыбаки, учителя японского языка и синтоистские священнослужители на самом деле были шпионами. Мои родители подходили под первые две категории этого определения, и то, что отец с братьями оказался в лодке в океане как раз во время нападения, оказалось последней каплей.
Помня о том, что Грейс рядом, я задала несколько вопросов на японском. Йори ответил:
— Хай, хай, хай. Да, да, да.
Последним, что он сказал, было:
— Они скоро придут и за мной. Я это точно знаю. Береги себя! И будь осторожна!
Я смотрела на трубку целую минуту, перед тем как вернуть ее на рычаг. Потом закрыла лицо руками и зарыдала. Грейс обвила меня руками, и я рассказала ей кое-что, не все, из того, что поведал мне Йори.
— Не могу поверить, что брата больше нет в живых! — хрипела я сквозь слезы. — Что будет с мамой и папой?
— С ними все будет в порядке, вот увидишь, — утешала меня Грейс, но это были самые бессмысленные слова, которые можно было произнести.
— Что будет с Йори?
Откуда же Грейс было об этом знать?
— Они придут и за мной тоже?
Не успела Грейс открыть рот, чтобы ответить, как раздался громкий стук в дверь. Стучали кулаками! У меня внутри все сжалось, страх стиснул сердце еще сильнее.
Грейс. Большие радости, горькие слезы
Вы и представить себе не можете, насколько быстро может измениться жизнь. Однажды вы спокойно ложитесь спать, а наутро выясняется, что на другом конце земли происходит нечто немыслимое, и отголоски этого события захлестывают вашу спальню.
Руби постигли тяжелейшие утраты, и ее скорбь лишь усугублялась тем, что она сама была японкой. Кто знает, чем это для нее обернется? И теперь, слыша громкий, требовательный стук в дверь, я видела, как она побледнела от страха. Она не могла сдвинуться с места.
Когда я заглянула в замочную скважину и увидела Элен, меня охватила волна облегчения. Я открыла дверь, и наша подруга ворвалась в квартиру.
Элен быстро окинула взглядом гостиную, не нашла того, что искала, затем заглянула в спальню Руби и лишь потом обратила свой взор на нас.
— Где твой чемодан? — спросила она, подойдя к Руби и тронув ее за плечо.
— Какой чемодан? — Руби явно ничего не понимала.
Тогда Элен повернулась ко мне.
— Она уже собралась? Ты ей помогла?
— О чем ты? — уставилась на нее я. — Сюда что, тоже летят самолеты?
Но Элен продолжила свои странные вопросы пугающе спокойным тоном.
— Когда японцы будут здесь? Тебе сказали, куда ехать, чтобы быть в безопасности? То же самое было и в Шанхае. Япошки, которые жили там, были заранее предупреждены о готовящемся нападении…
— Элен! — крикнула я в ужасе.
— Я всегда подозревала, что Руби способна на коварство. Она тебе что-нибудь говорила? Я должна защитить Томми!
Ее странное поведение смутило и озадачило меня. Но что еще хуже, я плохо понимала смысл того, что она говорила.
— А где Томми? — спросила я.
— С мамой. Она пообещала позаботиться о нем, если я не вернусь. — Это уж слишком! Наши дома разделяла всего пара кварталов. Но, по правде говоря, я была настолько напугана, что за все это время даже ни разу не вышла на улицу, как и Руби. Если бы у меня был ребенок, то я, наверное, тоже оставила бы его дома. Мне предстояло убедить Элен в том, что ее подозрения напрасны и что надо думать о других, более насущных вещах.
— Брат Руби погиб во время нападения, — сказала я.
— И родителей куда-то забрали, — добавила Руби. — ФБР может прийти и за мной тоже.
Это казалось вполне вероятным, но в глубине души я все же сомневалась, что так будет. Руби — японка. Я живу под одной крышей с врагом. Вот только она мне не враг, а подруга. Хотя так ли это на самом деле? Страх сеял в моем сердце недоверие, и, чтобы помешать этому, я постоянно повторяла про себя: «Она моя подруга! Подруга! Подруга!»
— Могут прийти за тобой тоже? — тем же пугающе монотонным голосом переспросила Элен. — А что будет с нами? Что будет с Томми и мной? С моей семьей? — Потом она указала на меня. — Они ведь могут прийти и убить тебя, Грейс. Ты об этом подумала? Изнасиловать и убить.
— Да ради всего святого, Элен! Нам всем страшно, но брат Руби убит!
Выдержка внезапно изменила Элен.
— Как и мой муж. Япошки убили его прямо на моих глазах.
Это известие было настолько неожиданным, что я поначалу не поняла, что именно она проговорила. Я не знала, что сказать или что сделать, но Руби, моментально очнувшаяся от ступора отчаяния, пробормотала:
— Что значит «твой муж»?
Элен и Руби смотрели друг на друга во все глаза.
— Расскажи, что случилось, — попросила Руби.
Я же все еще никак не понимала, о чем идет речь. Муж? Я вспомнила фотографию, которую когда-то видела в комнате Элен. Почему-то я всегда думала, что изображенный рядом с ней мужчина — ее брат, но только теперь поняла, что, должно быть, это был ее муж, а все эти апельсины и свечи — часть созданного в его память алтаря.
Руби взяла Элен за руку. К моему удивлению, Элен позволила подвести себя к дивану. Теперь, когда она открыла свою основную тайну о том, что была замужем, детали тех событий хлынули из нее неудержимым, мучительным потоком.
— Мы прятались на рисовых полях. Все мы, — начала рассказывать она, и из ее глаз полились слезы. — Лай Кай, его родственники, его братья и сестры, их дети и слуги. Когда мы услышали шаги японцев, Лай Кай прошептал: «Лежите тихо! Не двигайтесь!» Он был моим мужем. И я повиновалась. — Она прижала ладони к глазам. — Он попытался отвлечь и увести солдат от нас. Его забили штыками. А потом нашли всех остальных…
Руби крепко обняла Элен и посмотрела на меня. Что теперь нам делать? Я не имела ни малейшего представления.
Чтобы немного отвлечься, я пошла на кухню, поставила чайник и стала ждать, пока он закипит. Быстро бросив взгляд на дверь в гостиную, я увидела, что Элен и Руби не двинулись с места.
Я заварила чай, поставила на поднос чашки и чайник и вернулась в гостиную. Элен раскинулась на диване, разметав по его черным подушкам руки, казавшиеся на их фоне мертвецки бледными.
Я разлила чай и подала чашки подругам. По щекам Руби ручьем текли слезы. Элен кусала губы и судорожно дышала. Отодвинув кофейный столик, я села между ними на пол, поджав под себя ноги.
— Прими мои соболезнования, Элен, — сказала я, но эти слова звучали как-то мелко и незначительно по сравнению с тем ужасом, который ей пришлось пережить.
— И ты тоже, Руби. — Я положила голову на бедро Руби и руку на колено Элен, стараясь передать им свое тепло и поддержку. Вот только они так глубоко погрузились в свое горе, что едва ли осознавали мое присутствие.
А дальше в течение часа Элен рассказывала нам о том, что, когда ей исполнилось шестнадцать, ее отец договорился выдать ее замуж в семью Куок в Сучжоу.
— Папа сказал, что это состоятельная семья и что я буду жить хорошо. Будущая свекровь прислала фото моего жениха. Он был таким красивым! То, что я рассказала вам о переезде моей семьи в Китай на время худших дней Великой депрессии, было правдой. Они все равно бы приехали туда на мою свадьбу. Меня выдали замуж в день восемнадцатилетия. Я была во всем красном, с традиционными нитями бисера, скрывавшими мое лицо, чтобы Лай Кай не видел меня до тех пор, пока мы не уединимся в спальне новобрачных. Когда я вышла из семейного дома, папа вылил на землю воду и сказал: «Выдавать дочь замуж подобно выплескиванию воды из чаши». Я полюбила мужа с первого мгновения, как только он снял с меня головной убор.