Добравшись до каюты, Нико первым делом захлопнул дверь и постарался сообразить, что к чему. Его трясло.
В животе заурчало, и он понял, что может не успеть.
Ему все же удалось добрести до уборной и поднять крышку. Далеко внизу мелькнуло море. Он расстегнул ремень, опустил штаны, присел и уже через секунду застонал от облегчения.
Кто бы мог подумать, что все будет вот так. При первых же выстрелах им овладело одно желание: заползти под койку и спрятаться. Ничего не видеть и не слышать. Отец как-то сказал, что в бою все внутри словно тает и растекается или, наоборот, замораживается до такой степени, что человек ничего не может сделать. Тогда Нико подумал, что речь идет о каких-то малодушных, трусах, не подготовленных к войне людях.
«Может, он и был таким малодушным, трусом, и тогда я тоже трус, и нас уже двое. Два труса, отец и сын».
Мысль ему не понравилась. Не понравился ее вкус, отчетливо горький вкус во рту. Нико торопливо подтерся листком графа и подтянул штаны.
Меч висел над койкой старика. Нико, наверное, и забыл бы, зачем пришел сюда, если бы оружие не попалось на глаза. Он схватил его, пробежал через ад общей комнаты и взлетел по ступенькам наверх.
Второй имперский стервятник прошел мимо и теперь разворачивался, чтобы ударить им в корму. Первый продолжал преследование. Нико обнаружил старика на квартердеке прячущимся за поручнем, как будто тонкие деревянные стойки могли защитить его от орудийного залпа.
— Ваш меч.
Эш посмотрел на клинок так, словно тоже о нем забыл, потом кивнул.
— Здесь небезопасно, — сказал он.
— Сейчас везде небезопасно.
Новый залп. Нико пригнулся. Прятавшийся за штурвалом керидо увидел его, прополз по палубе и прыгнул на руки. Горячее дыхание зверька отдавало гниющей едой.
На квартердеке Далас навел поворотную пушку на разворачивающийся у них за кормой вражеский корабль и тщательно прицелился в оболочку. Стоявший рядом Тренч ободряюще похлопал помощника по спине.
Нико заткнул уши за мгновение до выстрела. Керидо вздрогнул и прижался к его груди.
В носовой части оболочки появилась дыра. Поначалу ничего не происходило, и рваные края трепетали и хлопали, как и у разрывов поменьше, но потом нос камеры стал опускаться, и корабль пошел в пологое пике.
— Хороший выстрел, — заметил Эш.
Словно в приступе злости, падающий корабль пальнул изо всех орудий, и в «Фалькон» будто ударила волна. Сила удара была такова, что Нико бросило на палубу, и он грохнулся на спину, ловя открытым ртом воздух и глотая пыль. Но ногам прошелся град обломков и щепок; керидо вцепился лапами в шею. Отброшенный от пушки Далас лежал неподвижно на спине; других матросов разбросало по палубе. Штурвальное колесо разломилось пополам, а Стоунса вообще видно не было. Тренч остался на ногах, но шатался, как пьяный.
Эш уже поднялся и стоял у того, что осталось от поручня, слегка наклонившись вперед, словно сопротивлялся сильному встречному ветру. Рошун определенно смотрел на что-то, и Нико проследил за направлением его взгляда. Некий довольно крупный предмет, только что вылетевший из облака окутавшего квартердек корабля-преследователя, несся к «Фалькону» по низкой дуге, таща за собой что-то длинное.
Абордажный крюк пролетел над головой Нико и грохнулся на главную палубу. Прикрепленная к нему цепь, тяжелые звенья которой проломили кормовой поручень, была надежно закреплена другим своим концом на носу маннианского корабля.
— Быстро, за борт его! — прохрипел капитан.
Несколько человек бросились к крюку, но не успели.
Цепь натянулась, крюк скользнул по палубе, зацепился за выступ квартердека и со скрежетом впился зубьями в деревянный настил. «Фалькон» дернулся, как пойманная на крючок рыбина, и начал терять скорость.
— Все пропало! — завопил перепуганный насмерть Нико, не замечая, что уподобляется не слишком искусному актеру, демонстрирующему публике горе. Это было уже не важно.
Эш посмотрел на своего ученика. Преследователь приближался. Матросы, вооружившись топорами, рубили палубу вокруг крюка, рассчитывая ослабить натяжение. Секунду-другую Эш ничего не говорил и только глядел на Нико, потом вдруг рассмеялся — резко, насмешливо и в то же время с непонятной безмятежностью. Ветер подхватил этот смех и унес с собой.
— Вы, молодые, так легко поддаетесь отчаянию.
Нико прижал к себе дрожащего керидо.
— Капитан, — бросил Эш, переводя взгляд на Тренча. — Поворачивайте.
Тренч уставился на него как на сумасшедшего.
— Поворачивать? Да ты рехнулся!
«Точно, спятил, — подумал Нико. — Милосердная Эрес, что бы он ни говорил, не слушай».
— Поворачивайте, — повторил Эш.
Капитан встал к штурвалу — или, точнее, к тому, что от него осталось, — и начал разворот.
«Фалькон» резко накренился, и цепь скользнула по планширу, круша поручень левого борта. Преследователь тоже повернулся, но не так резко. Натяжение ослабло, и цепь провисла.
— Сбросьте ее, парни! — крикнул капитан.
Далас, который не только очнулся, но и пришел в себя к тому времени, подбежал к крюку и попытался вырвать его из палубы. Сразу шесть человек бросились на помощь, оттащили крюк к борту и столкнули.
А Тренч уже налегал на штурвал, возвращая корабли на прежний курс. За время схватки «Фалькон» потерял высоту, но теперь они попали в поток попутного ветра. Паруса захлопали, развернулись, и корабль устремился вперед.
— Позаботьтесь о раненых! — крикнул Тренч. — И пусть строчильщики займутся делом. У нас газ выходит из камер.
Только тогда люди осознали, что спасены и что худшее позади. Нет, они не стали кричать, как герои в уличных постановках. Наоборот. По мере того как расстояние между «Фальконом» и стервятниками возрастало, на палубах воцарялась гробовая тишина.
— Надеюсь, ты не думаешь, что оказал мне услугу и я снова у тебя в долгу, — бросил через плечо Тренч.
Старик рошун не ответил.
Нико огляделся. Со всех сторон доносились крики раненых, некоторым из которых было не суждено дожить до рассвета.
«Я слишком молод для всего этого», — с отрезвляющей ясностью понял он.
Глава 7СОВЕЩАНИЕ
Нам необходимы эти корабли, — заявил первый министр, подаваясь вперед, к столу, словно рассчитывая таким образом придать своим словам дополнительный вес. Подняв кулак так, чтобы его видели все собравшиеся на совещание двенадцать министров правительства, этого кабинета войны, он сжал пальцы с такой силой, что костяшки побелели, а кожа на них натянулась. — Наши люди должны есть.
Фрадес, занимавший должность министра судостроения, искоса взглянул на сына, сидевшего тут же, за овальным столом зала заседаний. Напудренные добела лица большинства присутствующих указывали на их принадлежность к высшему сословию, мичинам, хотя встречались и достойные внимания исключения. В последнее время Фрадес не мог говорить много громко — как утверждали некоторые, из-за рака горла, — а потому, наклонившись к сыну, молодое, свежее и загорелое лицо которого поразительно контрастировало с сухим, сморщенным и бледным даже без грима — в последнее время эта тенденция крепла среди нового поколения — лицом отца. Внимательно и почтительно выслушав последнего, молодой человек откашлялся и поднялся из-за стола.
— Мы понимаем ситуацию, первый министр, и вы должны знать, что мы, как никто другой, готовы посвятить себя решению этой задачи. Все ресурсы, какие только возможно было отвлечь от других проектов, брошены на ускорение решения главной проблемы — завершения строительства кораблей. Мы даже отдали на сие благородное дело — в частности, на организацию импорта сырья — часть семейного капитала. Мне больно об этом говорить, но должен признаться, что в данный момент сделать больше мы не в состоянии. Чтобы спустить на воду заложенные на верфях Аль-Хоса торговые корабли, потребуется еще месяц. Пока будем рассчитывать на частных перевозчиков, которые и закрывают слабые места. А народу, боюсь, придется потуже затянуть пояса.
У кого-то в зале заурчал желудок, и некоторые из присутствующих повернулись на звук.
Первый министр Чонас не принадлежал, однако, к числу тех, кого легко сбить с толку или убедить сдаться без борьбы.
— Что ответили на наши запросы в Пинчо? — спросил он, имея в виду верховный орган власти Миноса.
— Там тоже стараются вовсю, но планы сильно нарушили весенние штормы. Ждать новых кораблей можно не раньше начала осени.
— Хорошо хотя бы то, — заметил министр Мемес, — что к зиме нам удастся довести до приемлемого уровня продовольственные резервы. — В большом зале заседаний голос богатого торговца прозвучал напряженно. Мемес прекрасно понимал, как относятся к нему, человеку огромного богатства и политического влияния, выходцу из низших слоев — еще один знак наступающих перемен, — остальные участники совещания.
— Нам такое говорить легко, — возразил первый министр Чонас. — Никто из присутствующих здесь особых лишений, похоже, не испытывает. — Впрочем, сам Чонас примером сытости и здоровья служить не мог. Предвидя возможные возмущения и протесты, он поднял руку и, призвав собрание к молчанию, бесстрастно продолжил: — Нет, они правы, что занимаются в первую очередь своими флотами. И уж лучше затянуть потуже пояса, — Чонас оглядел комнату из-под нахмуренных кустистых бровей, — чем лишиться нашего естественного преимущества на море и потерять все.
— Генерал Крид, что у вас? Есть предложение?
В пустом животе у Бана опять заурчало. Он отвел взгляд от заставленного вкусностями стола у главного входа в зал, подтянулся и посмотрел на генерала. Они сидели вместе в конце стола — лицом к другим участникам совещания, за спиной которых сияли золотом огромные окна южной галереи. Генерал не только не ответил на обращенный непосредственно к нему вопрос, но даже и не пошевелился.
Скосив глаза на старого воина, Бан увидел, что генерал Крид, Хранитель Хоса, смотрит через окно на залив Бурь. С того места, где они сидели, была видна только голубая вода залива. Невидимыми оставались и скалы, на которых стояло здание Конгресса, и тем более трущобы Шоалса, растянувшиеся у подножия скал и регулярно подтопляемые во время сильных приливов. Сегодня открывавшаяся из окна картина радовала глаз: воздух был особенно чист и прозрачен, и объекты казались ближе, чем на самом деле. Воды залива рассекала эскадра военных трехмачтовиков под хосским флагом. Корабли находились вне зоны досягаемости тяжелых орудий противника, закрепившихся на дальнем берегу. Красно-бурые холмы выглядели в лучах солнца бледными, с серыми пятнышками фортификационных укреплений. Наиболее плотно эти пятнышки группировались вокруг грязной кляксы, бывшей патианским городом Номарлом, в бухте которого до сих пор лежали останки маннианского флота, сожженного три года назад в результате дерзкого рейда хосов. Тот рейд был их последней наступательной операцией, увенчавшейся значительным успехом.