Нико поднял голову и увидел женское лицо, самое обыкновенное, простое, но изуродованное проступавшими в его чертах эмоциями. В этом лице было что-то птичье, что-то черное и злобное.
Женщина задавала вопросы, и Нико отвечал: рассказывал о своем учителе и городе, о том, что они делали здесь и что собирались сделать. Стоявший рядом с женщиной молодой мужчина слушал и молча смотрел на Нико. Выражение его лица постепенно менялось: ноздри раздувались, глаза щурились, губы кривились в злобном оскале. Чем дальше, тем он больше напоминал готового наброситься на жертву волка.
Женщина смотрела на Нико не мигая, холодными и острыми, как стекло, глазами. Ему казалось почему-то, что если он будет говорить и говорить, то она, может быть, перестанет буравить его этим жадным взглядом. Нико хотел только одного: вернуться в свою камеру. Он рассказал о Чиме, о монастыре в горах, об Алеасе, Барахе, старике Ошо. Рассказал о древнем провидце, грязном, завшивевшем отшельнике, умеющем творить настоящие чудеса.
— Хватит болтать, — бросила женщина и впилась ему в лицо своими когтями. Она желала знать, что намерен делать Эш. Нико рассказал о Замке Шепотов, о предлагавшихся планах проникновения и убийства Киркуса.
Вот тогда женщина с птичьим лицом рассердилась по-настоящему, хотя Нико так и не понял из-за чего. Может, он забыл сделать что-то по дому. Может, опять накричал на Лоса.
Она сжала его лицо, потом выпрямилась и повернулась к своему молодому спутнику:
— Возможно, твоя бабушка права. Если это и есть нынешний рошун, то бояться их не стоит.
Она снова склонилась над Нико. Между тонкими, ярко-красными губами протиснулась капля слюны. Капля вытянулась и упала на его закрытый глаз.
— Ты прибыл сюда, чтобы убить моего сына. Говорю тебе: твои друзья в самом скором времени будут мертвы, твой орден уничтожен, а ты сам, — она пнула его под ребро, и он сжался от боли, — послужишь примером для других.
Молодой мужчина был готов, кажется, разорвать Нико на месте.
— Я сам его прикончу, — прохрипел он. — Сейчас.
— Нет. Можешь позабавиться, но не убивай. Завтра будут игры. Мы пошлем его туда. Слышишь, малыш? — Она снова пнула Нико. — Мы отправим тебя в Шай Мади, и ты встретишься со смертью там, на глазах у всей толпы. Пусть все увидят, сколь доблестны и опасны рошуны, как мы должны бояться их и дрожать перед ними.
Она отвернулась в вихре взметнувшегося платья.
Ее спутник оскалился, явив острые зубы, и наступил Нико на руку.
Что-то хрустнуло.
Нико вскрикнул.
Глава 25ХРАБРОСТЬ ГЛУПЦОВ
Процессия выходила из Храма Шепотов. Тот факт, что процессия это не простая, а монаршая, подтверждался ее величием, помпезностью и обильным присутствием стягов с изображением символа ныне правящего Матриарха — черного ворона на белом фоне. Стоявшие на крыше Эш, Бараха и Алеас видели, как грандиозная колонна прошла по мосту над рвом и медленно потянулась в восточном направлении, в сторону Шай Мади, где и должны были пройти традиционные игры.
Собравшиеся на тротуарах многочисленные фанатики — большинство по такому случаю обрядилось в красные одежды — встречали шествие воплями и криками, которые пристали скорее безумцам. Двигавшиеся боевым порядком алтарники то исчезали в густом тумане, то появлялись из него, словно призраки. Главная их задача заключалась в том, чтобы сдерживать натиск восторженных толп. Один за другим, покачиваясь на плечах десятков рабов, проплывали паланкины, но сидящих в них скрывали тяжелые, расшитые шелком занавески. Жрецы невысокого звания усердно били в барабаны, самозабвенно кружились и раскачивались или, впадая в неистовство, хлестали себя по голым спинам колючими ветками.
Эш, наблюдавший за шествием молча и внимательно, вел счет участников.
— В Храме почти никого не осталось, — заметил Бараха. — Наша задача облегчается.
Вместо ответа, Эш пожал плечами и начал вынимать из холщовой сумки и раскладывать на бетонной крыше принесенные предметы. Как и остальные, он был в боевом облачении: крепкие сапоги, кожаные рейтузы с наколенниками, прочный широкий пояс, свободная, без рукавов туника и нарукавники. Все это скрывала длинная, до пят, ряса. Такая же была и на Барахе. Некоторое время оба ветерана стояли друг против друга, разминая руки-ноги и привыкая к новому облачению.
— Неудобно, — буркнул Эш.
— Да, будто мешок на себя напялил, — согласился Бараха.
Оба знали, что ничего другого не остается, поскольку скопировать защитную форму алтарника было бы намного труднее.
Стоявший в сторонке Алеас тоже достал из сумки накидку и уже начал натягивать ее через голову.
— Погоди! — рявкнул Бараха. — Рано.
Подойдя к ученику, он надел на него тяжелые кожаные доспехи, закрывавшие верхнюю часть туловища, и начал пристегивать и подвешивать к ним боевой арсенал рошуна, точнее, то, что удалось приобрести за ночь на местном черном рынке. Арсенал этот включал в себя метательные кинжалы с перфорированными для легкости лезвиями; небольшой ломик; абордажный крюк и кошки; кисеты с молотой корой джупа, смешанной с семенами барриса, и мешочки с зажигательным порохом; топор с удлинителями для древка; арбалетные стрелы; два мешочка с калтропами; моток тонкой веревки с узелками; кожаную фляжку с водой; два запечатанных смолой маленьких кега с дымным порохом. Добыть последние оказалось труднее всего, и обошлись они недешево. Обремененный этой ношей, Алеас скоро почувствовал, что ноги у него начинают подгибаться.
— Будешь нашим вьючным мулом, — объяснил учитель. — При любых обстоятельствах находиться рядом, не отставать и как побыстрее передавать требуемое.
— А это чтобы не скучал. — Бараха бросил «мулу» маленький двухзарядный арбалет. — В свободную минутку стреляй в кого-нибудь.
Алеас кивнул, и даже этот простой жест дался немалым напряжением сил. Арсенал тянул все сильнее.
Эш помог ему натянуть сверху рясу.
— Ну вот. — Он хлопнул паренька по плечу. — Теперь ты похож на пузатую торговку рыбой.
Алеас с хмурым видом прошелся туда-сюда неловкой утиной походкой. Судя по выражению лиц ветеранов, представление их даже не насмешило. Колокол на башне пробил восемь.
— Что-то твоя армия запаздывает, — заметил Бараха.
— Можешь не сомневаться, она прибудет.
Эш вернулся к парапету и, сложив руки на груди, некоторое время наблюдал за медленно удалявшейся процессией, хвост которой только-только миновал мост над оврагом. Потом перевел взгляд на башню.
Из всех возможных точек наблюдения они выбрали самую удобную и безопасную, на крыше игрового заведения, расположенного на улице, которая шла вдоль рва. Судя по свету в распахнутых окнах и доносящимся из них звукам, казино еще работало. Неподалеку от старого рошуна топтался Алеас, перенося вес с одной ноги на другую. Сесть на парапет он не решался, опасаясь, что подняться самостоятельно уже не сможет. Подойдя к парапету, юноша посмотрел на башню, но взгляд его сам собой ушел дальше, туда, где под зыбкой пеленой тумана проступали очертания огромного города.
«А ведь я могу сегодня умереть».
Мысль эта пришла в голову сама по себе, независимо от того, что видели глаза. Пришла и застряла, повторяясь тревожным эхом. В животе как будто полыхнуло пламя.
За спиной у него Бараха читал утреннюю молитву. Даже не оглядываясь, он знал, что учитель стоит на коленях, со скрещенными на груди руками, повернув лицо в сторону бледного подобия солнца. Сегодня Бараха наверняка попросит храбрости и благословения у истинного пророка Забрима.
Эш тоже опустился на колени и замер в позе медитации.
— Подойди, — обратился он к Алеасу. — Присоединяйся ко мне.
А почему бы и нет?
Встав рядом со стариком, Алеас глубоко вдохнул и попытался расслабиться. Но достичь покоя оказалось не так-то просто. Тело было слишком напряжено. В такие минуты он завидовал Барахе, свято верившему в силу молитвы. Впрочем, у него была своя литания.
«Я делаю это ради друга. Он достоин моей верности. А еще я делаю это, потому что должен искупить грехи моего народа. Если я умру, то за правое дело.
Если я умру...»
Шаги на крыше.
— Твоя армия, — сухо заметил Бараха.
Алеас повернулся. Появившийся из тумана человек подошел ближе и, оглядев вооруженных до зубов рошунов, недоверчиво покачал головой:
— Вы точно спятили, если думаете, что пройдете со всем этим.
— Ты опоздал, — проворчал Бараха.
Незнакомец стащил с головы видавшую виды шляпу.
— Примите мои извинения. — Он поклонился так низко, что даже чиркнул шляпой по бетону. — Ваша девчонка дала не самые точные указания, но я тут, и все, что вам нужно, у меня с собой.
От незнакомца воняло. Воняло так сильно, что Алеас почувствовал это за несколько шагов. Редкие волосы свисали грязными прядками, обсыпанными чешуйками перхоти. Засаленная накидка мешком висела на тощем теле. Когда он почесался, Алеас увидел на ногтях запекшуюся грязь, а его ухмылка обнажила бурые, гнилые зубы.
Незнакомец сунул руку в карман и вытащил крысу. Он держал ее за хвост, а мерзкое существо отчаянно дергалось. Крыса была полностью белая, с розовыми глазками.
Из другого кармана незнакомец извлек бумажный пакетик и ловко развернул его одной рукой. В пакетике была щепотка белой пудры.
Поднеся бумажку к заостренной усатой мордочке, он подул на пудру, и крыса дернулась и издала звук, который мог быть чихом.
Алеас с интересом наблюдал за манипуляциями незнакомца, который, по-прежнему держа крысу за хвост, начал раскачивать из стороны в сторону, а потом выпустил. Тварь взлетела, перевернулась и упала... прямо в разинутый рот незнакомца. Тот моментально сомкнул челюсти. Снаружи остался только дергающийся розовый хвост.
Незнакомец поочередно взглянул на каждого из зрителей и, с удовлетворением зафиксировав изумление — представление не тронуло только Эша, который знал, чего ждать, — опустился на корточки. Опустив низко голову и почти касаясь подбородком крыши, он потянул за хвост, вытащил крысу изо рта и положил ее на бетон. Крыса лежала неподвижно, словно мертвая.