— Отодвинув жену в сторону, он шагнул к нам и первым протянул мне руку.
— Яков — представился он.
— Виктор, — также лаконично ответил я.
Мы прошли в прихожую и пока раздевались, я разглядывал Якова Давидовича.
Увы, харизмы отца у него не было и близко. Невысокий полный мужчина был точной копией своей матери.
Наверно поэтому работал рядовым инженером в конструкторском бюро Кировского завода.
— Интересно, его выпустят за рубеж? — подумал я, когда узнал о его месте работы.
Но раз собирают вещи, значит, такая возможность имеется.
Супружеская пара, конечно, была в курсе цели нашего визита и сходу начала проводить экскурсию по квартире.
Яков больше молчал, оставив за женой право, рекламировать обстановку.
Давид Гиршевич ободряюще кивал в такт её словам.
— Слушай внимательно Галину Александровну, Витек, она ведь твоя родная тетка, — заметил он как бы, между прочим, с легкой ехидцей.
— О, как! — воскликнул я про себя.
Для меня идея Коэна сразу стала ясна. Родная тетка прописывает своего племянника в квартире, тем более что в наличии будет еще один железобетонный повод — поступление в ленинградский ВУЗ. Другое дело, что без знакомой паспортистки в паспортном столе все равно не обойтись. Но все это разумеется не дороже денег.
Квартира мне понравилась, две светлые комнаты по восемнадцать метров и кухня двенадцать. Как и у меня дома на кухне имелась газовая колонка. Туалет и ванная были совмещенными, но это нисколько не пугало.
В комнате детей, конечно, был небольшой бардак, и я уже прикидывал, какой ремонт придется в ней проводить.
После осмотра мы уселись за стол в гостиной комнате. Вернее, комнате родителей, служившей одновременно спальней. Но по нынешним временам, когда половина Ленинграда ютилась в коммунальных комнатушках, это и так было роскошью.
Супруга Якова быстро накрыла стол, пока мы вели беседу о погоде и прочих проблемах.
А когда она внесла супницу с борщом, беседа на некоторое время прекратилась. И только было слышно мерное постукивание ложек по дну тарелок.
После того, как расправились с борщом, Галина внесла большое блюдо, накрытое салфеткой.
Когда она сняла салфетку, под ней оказалась фаршированная шейка курицы.
Коэн при виде неё удивленно воскликнул:
— Яша, я даже не знал, что Галина готовит гефилте гелзеле.
Женщина улыбнулась.
— Ну, надо же мне мужа чем-то порадовать. Ида Абрамовна хороший учитель.
Коэн, повернувшись ко мне, спросил:
— Витя, ты, наверно, никогда не пробовал это блюдо.
Мысленно я улыбнулся. Чего только я в прошлой жизни не пробовал, в том числе и фаршированную шейку.
Вслух же сообщил, что первый раз в жизни вижу такое блюдо. Мне тут же выделили изрядный кусочек и придвинули хрен и горчицу.
Когда с обедом было закончено, мы приступили к обсуждению наших дел, пока еще не лежащих у прокурора.
Хоть Яша и работал скромным инженером в КБ, запросы у него оказались нескромными. За прописку в квартиру и остатки мебели, которые он не хотел брать с собой, с меня запросили восемьдесят тысяч рублей.
В принципе, денег было не жалко.
Но казаться лохом не хотелось. Ведь Давиду Гиршевичу вряд ли понравится, что его коллега по бизнесу так легко относится к заработанному. Тем более, он прекрасно знал, сколько денег у меня имеется на настоящий момент, сам ведь мне их передавал с посыльным.
Так, что пришлось торговаться. Дальнейшие переговоры показали, что поступил я правильно. Потому, что вскоре мне предложили в дополнение к квартире еще кирпичный гараж в кооперативе неподалеку вместе с хранящимся там 408 Москвичом.
Я так возбудился такой новостью, что даже выказал желание, посмотреть сам гараж и автомашину.
Галина Александровна с нами не пошла, отговорившись, что скоро должны придти дети из школы.
Давид Гиршевич тоже не проявил энтузиазма. Так, что в поход в гараж отправились мы вдвоем с Яковом.
Человеком тот оказался немногословным, так, что до гаража мы шли в молчании. Идти пришлось недолго, и уже через десять минут мы уперлись в ряд из двадцати гаражей, выложенных из того же кирпича, что и пятиэтажка. Сразу стало понятно, что строили их в одно и тоже время.
Судя по сугробу у дверей нашего гаража, зимой на автомобиле младший Коэн не ездил. Слава богу, чистить снег не пришлось и небольшую входную дверь в металлических воротах удалось открыть без особых проблем.
Зайдя в помещение, я сразу понял, что с того момента, как Яков приобрел этот гараж, в нем ничего не менялось. Голые стены с проводкой, единственная лампочка на потолке, и полное отсутствие смотровой ямы.
Машина внешне показалась не сильно ржавой, и даже с целыми порогами, что было вообще невероятно. Завести же её не получилось. Аккумулятор был снят, со слов хозяина, еще осенью и хранился дома. А так, как в двигатель заливалась вода, то она тогда же была слита.
Меня же этот гараж интересовал с одной целью, можно ли в нем устроить тайник для хранения денег? И пока ответ на этот вопрос казался отрицательным.
Пока мы крутились вокруг Москвича, Яков слегка разговорился. Так, он честно признался, что если бы не отец, то он никогда бы не смог построить кооперативный гараж и тем более купить машину.
Обратно я шел изрядно воодушевленный и в мыслях уже рассекал по городу на своей автомашине.
Когда мы зашли снова в квартиру, Давид Гиршевич без слов прочитал согласие на моем лице с запрашиваемой суммой.
Ну а что, как говорится «Париж стоит мессы». Тем более я не автор этих слов, как Генрих Наваррский, католичество мне принимать не нужно, а только отдать требуемую сумму.
После того, как чета Коэнов получила мое принципиальное согласие на нашу аферу по прописке и покупке гаража, мы с Давидом Гиршевичем их покинули.
У меня впереди были планы по заполнению сумки дефицитными продуктами. Так, что на Невском проспекте мы распрощались, я отправился с запиской в Елисеевский гастроном, а Давид Гиршевич в аптеку, с которой он не мог надолго расставаться, ему казалось, что без него там в любую минуту может пойти что-нибудь не так.
Глава 17
— Витя, ты хорошо подумал? — в который раз спрашивала мама. Сегодня мы сидели в гостиной комнате новой квартиры Маркеловых.
Костя, как всегда, был на работе. Партийные боссы и их жены пешком ходить не любили. Так, что водители обкомовского гаража без работы не сидели.
Катя ушла на пляж с подружками. Мелкий спал в кроватке, так, что нашему разговору никто не мешал.
— Мам, ну, сколько можно говорить об одном и том же, — терпеливо повторял я.
— Ну, как же! — вновь мать прервала меня. — Один, в большом городе, в общежитии. Ты же на стипендию не проживешь, что такое сорок рублей для Ленинграда, тьфу и растереть! А мы тебе помогать сейчас не сможем. Катюха заневестилась, Костя на неё денег не жалеет, на Егорку тоже. А на тебя, сам понимаешь…
Я же если десятку в месяц смогу тебе послать.
— Мам, ты все усложняешь. Во-первых, я еще не поступил, а только сдал документы. Во-вторых, кое-какие сбережения у меня есть, хватит на первое время, а там дальше посмотрим.
Ну, ладно, с этим понятно, а с квартирой ты, что думаешь делать? — продолжила допрос мама.
— А что с квартирой? Пока ничего не думаю. Закрою на ключ и все дела. Приезжать все равно буду, тогда и квитанции оплачу. Неужели рубль семьдесят четыре копейки не найду на квартплату?
— Ох, Витька, Витька и чего тебе на жопе не сидится? Я уж, было, успокоилась, надеялась, все у тебя наладилось. Работу нашел по душе, квартиру обставил, любо-дорого поглядеть. Диплом получил. Осталось невесту под стать себе найти и жить себе поживать.
Все эти разговоры начались после моей очередной поездки в Ленинград, когда я сдал документы в приемную комиссию химико-фармацевтического института.
Отстояв небольшую очередь абитуриентов, я зашел в кабинет, где принимали документы три молодые женщины. Сев, к первой освободившейся, протянул женщине тонкую картонную папку, предварительно открыв её.
Дама придвинула папку ближе и что-то хотела у меня спросить. Но тут её внимание привлекла записка, лежащая сверху на дипломе. В ней аккуратным почерком было написано:
«Девочки, оформите, пожалуйста, документы этого абитуриента по первому протоколу. Дмитриев».
Женщина с интересом посмотрела на меня, хмыкнула и приступила к делу. Долго читала мою характеристику с места работы, видимо, пытаясь понять, каким местом я знаком с ректором института. Прямо спросить она постеснялась, а в документах, естественно, об этом не было ни слова. Я, собственно, сам не знал, что означают слова «по первому протоколу», Записку мне вручил сегодня утром Давид Гиршевич, рекомендовавший приложить оную к документам.
Записка свою роль сыграла, вопросов мне не задавали, приняли документы без звука, выдали расписку в получении и памятку о времени экзаменов.
От предложенного общежития я отказался. Давид Гиршевич уговорил меня десять дней вступительных экзаменов пожить у него, хотя прекрасно знал, что мне хватит финансов пожить эти дни в гостинице. Не очень охотно, но я согласился. Завтракать бутербродами с лососем и икрой гораздо лучше, чем толкаться на общей кухне в очереди за кипятком в общежитии.
Так, что, договорившись обо всем, я отправился в обратную дорогу домой.
Вернувшись, первым делом решил поговорить с мамой. А сейчас огребал последствия. Ей мои планы явно не понравились. И в какой-то мере её можно было понять.
В кои веки сын стал самостоятельным человеком. Получил образование, работает, пусть не на денежной, но приличной работе. И вдруг кидает все и едет учиться еще на пять лет в Ленинград.
Спрашивается, зачем ему такие приключения? Вот и сейчас она старается меня отговорить от такого неразумного с её точки зрения шага.
— Витя, ну подумай, ты ведь можешь учиться заочно, никуда ехать не надо. Работай, учись, только дома. Сейчас так многие делают! Будешь только на сессии ездить.