В общем, сдав машину Сергею Романову, я отправился прямиком в отдел кадров совхоза.
Мадина Ермековна увидев меня, приветливо улыбнулась.
— Александр Петрович, я хоть вас так рано не ждала, но у меня все готово. Получите вашу трудовую книжку и больше не теряйте. — Не удержалась она от подколки.
Я же внимательно прочитал приказ о переводе, проверил оттиск печати и только тогда расписался в журнале о том, что получил книжку на руки.
— Хм, ты прям, немцем заделался, — заметила Ермековна, — Такой же педантичный, от Рудольфа Августовича что ли набрался?
Забрав трудовую книжку, я отправился обратно в амбулаторию. Отдав документы Токишеву, наконец, пошел домой.
Однако меня привлекли крики и смех, доносившиеся с недавно залитого ледяного поля, на котором гоняли в шарик местные пацаны.
Пройдя ближе к краю, я завистливо смотрел, как они раскатывают по льду, ловко перекидывая шарик друг другу.
— Чего смотришь? Хочешь поиграть? — спросил меня знакомый голос.
— Было бы неплохо, — ответил я, с трудом выплывая из воспоминаний первой жизни, когда играл в бенди за университетскую сборную.
Обернувшись, увидел Васька Петрова, слесаря пару дней назад вручавшего мне кувалду.
Сейчас тот задумчиво дергал себя за ухо.
— Слушай, ты серьезно говоришь, или шутишь? — спросил он, о чем-то размышляя.
— Ну, да, — подтвердил я. — Правда, на коньках давно не стоял, надо попробовать.
— Так это здорово! — расплылся в улыбке двухметровый бугай. — У нас через две недели встреча с командой из Темиртау, и как всегда проблемы нарисовались. Ты сам то кем играл в команде?
— Как тебе сказать, — замялся я. — Чаше всего нападающим, иногда в полузащите. А сейчас понятия не имею, как получится, давно не тренировался, дыхалка слабая, вряд ли девяносто минут потяну.
Да ладно, прибедняться, — хлопнул Васек меня по плечу. — Сегодня к семи часам приходи сюда. Электрики, как раз освещение включат. Так, что можно весь вечер играть.
— Так у меня ни формы нормальной нет, ни коньков. — сообщил я.
— Ерунда все это, — заявил Васек. — Идем в контору, физорга нашего найдем, он тебе амуницию подберет. Ну, а вечером посмотрим, какой из тебя нападающий.
По скрипучему снегу мы быстро дошли до конторы, в которой я сегодня уже побывал. По пути предавался размышлениям, не повредит ли мне членство в хоккейной команде, ведь по легенде у меня в военнике написано, не годен к строевой службе.
Пока раздумывал над этой проблемой, следовал за Петровым, ведущим меня в самый дальний коридор конторы за мужской туалет, где на последней двери мелом была написано «физорг».
Васек не церемонился, с ноги открыв дверь. И нашим глазам предстала обширная лысина, наклонившаяся за письменным столом.
— Васька, мать твою! Напугал, — воскликнул круглолицый мужичок, лет сорока, подняв голову.
— Юрий Палыч, я нового игрока привел, ему надо амуницию выдать. — Петров сразу взял быка за рога.
— Вася, погоди, не части, давай с самого начала, кто, куда, откуда и зачем, — сообщил пришедший в себя физорг.
Но тут я сам вступил в беседу, чтобы быстрее ввести физорга в курс дела.
Через полчаса я выходил с потрепанным рюкзаком за спиной с коньками и прошитыми войлочными наколенниками и даже свитером с номером двенадцать. В руках же была видавшая виды клюшка для хоккея с мячом.
— Вот видишь, — воскликнул Васек, когда мы вышли на улицу. — все нормалек, так, что вечером ждем тебя на катке.
— А что у вас физорг больше никем не работает? — спросил я.
— Ты чо! Юрий Палыч у нас главный агроном, а физорг это у него партийное поручение, — разъяснил мне спутник. — С весны до осени мы бы его хрен в конторе поймали.
— Саша, ты никак собрался на катке мячик гонять? — спросила хозяйка, увидев мои обновки.
— Собираюсь, Валентина Григорьевна, — ответил я.
Женщина сощурилась и с подозрением глянула на меня.
— А тебе здоровье позволяет, как сумасшедшему по льду носиться? — спросила она.
— Все ведь знают, самки собаки, — подумал я. — Ничего в деревне не утаить.
Но вслух бодро заявил:
— Ну, если для армии не годен, совсем не значит, что я в хоккей не могу играть.
— Ну, смотри, дело твое, — вздохнула женщина и занялась своими делами. Я, тем временем, вывалил на пол из рюкзака самопальные наколенники и коньки и с тоской глядел на поношенные ботинки с низким вырезом и приклепанные к ним полуканадки не точенные, наверно, с момента изготовления.
— Ну, правильно, а чего ты ждал, что сразу как в сборной страны коньки получишь. Но на таких коньках выходить на лед нельзя, голеностопам сразу будут кранты, — решил я и снова собрался в гараж.
— Саша, ну куда же ты? — воскликнула хозяйка. — Ночь отдежурил, и все бегаешь и бегаешь, время уже обеденное, сейчас Лида придет, так, что руки сполосни и садись за стол.
Лида, зайдя в комнату, наморщила носик.
— Мама, чем это у нас пахнет?
— А это, дочка, наш квартирант чудить начал. Собирается в хоккей играть за совхозную команду, это от его амуниции так несет, Копылов в своем складе все в кучу покидал, бутсы, коньки, форму спортивную. Хотя бы проветривал комнату иногда.
— Саша, ты действительно собрался играть в хоккей? — воскликнула девушка, подходя к умывальнику.
— Не знаю еще, — ответил я. — Схожу сегодня на смотрины, тренер посмотрит, скажет свое веское слово.
— Кто там тренер? Вовка Терещенко что ли? — возмутилась Валентина Григорьевна, — Что бы он понимал в хоккее. Его из команды областной вышибли, так он здесь с Копыловым скорешился. Не будет от него толку.
— Однако! У моей возможной тещи есть на все свое особое мнение, и ведь все обо всех знает, а вроде бы дома целыми днями сидит, — насмешливо подумал я.
После обеда я оделся, перекинул через плечо ботинки с коньками и направился в гараж.
А там уже все были в курсе моих проблем. Поздравления и подколки по поводу новой работы сыпались со всех сторон.
Я же отправился к кладовщице, намереваясь найти у нее кожу, чтобы подшить задники к ботинкам. И это вполне удалось, с Ангелиной Ильиничной, с которой я обменивался каждый день любезностями на заправке, мы были в отличных отношениях, а она работала еще и кладовщицей. Поэтому не пожалела времени, чтобы найти для меня хорошо выделанный кусок кожи.
Получив искомое, а также шило и дратву, я уселся в укромном уголке, где попытался хоть немного улучшить творение советских обувщиков. Получилось, конечно, так себе. Но все же несколько игр мои усовершенствования должны выдержать.
Коньки сам точить не взялся, а отдал их нашему слесарю инструментальщику Валере Бауэру. Тот за несколько минут привел их в божеский вид, но заметил.
— Сашка, не знаю, где Копылов надыбал эти коньки, но металл у них говно.
Они даже одной игры не выдержат, снова точить придется.
Закончив с коньками, я с удовольствием посмотрел, как Федя Кёлер пыхтит под поднятым капотом газика. Сегодня ему повезло присобачивать вентилятор на печку. Начал он с утра, а время уже ближе к четырем пополудни. И судя по матам, несущимся из-под капота, получается у него пока хреново.
— Давай, давай, работай, — мстительно подумал я , — Думаешь, в сказку попал? Фиг, тебе.
Придя, домой, снова попал под бдительное наблюдение Валентины Григорьевны.
— Сашенька, выпей киселька с булочкой, и приляг, отдохни. Тебе же еще сегодня на тренировку идти.
— Ой, Валентина Григорьевна, вы уж скажете, тренировка. Приду, покатаюсь полчасика, может, меня ваш Терещенко сразу домой отправит.
— Какой он мой! — обиделась женщина. — Он ничей алкаш. Все знают, его из команды области за пьянку поперли. А Юрий Павлович жалостливый человек приютил, сторожем на склад взял. Еще и Миллера уговорил, мол, Терещенко команду совхоза поднимет на небывалую высоту.
— Ну, и как, поднял? — спросил я.
Моя хозяйка в первый раз осеклась.
— Ну, как тебе сказать, — замялась она. — В прошлом году мы за второе место кубок получили.
— Значит, толк все же был?
— И все равно, он алкаш и нехороший человек, — заявила женщина вместе ответа.
Поставила на стол большую кружку со сливовым киселем, положила булку и ушла в свою комнату.
Опустошив кружку киселя и доев булку, я направился наверх, чтобы, действительно, пару часов поспать, но перед этим, на всякий случай, завел будильник.
Заснул буквально через пять минут. Но будильник мне не потребовался. Валентина Григорьевна звенела лучше любого будильника.
— Саша, просыпайся! Пора на тренировку! — сквозь сон донесся до меня её пронзительный голос с первого этажа.
Встав, я спустился вниз и начал собираться.
— Саша, можно я с тобой пойду? — неожиданно спросила Лида.
— Ну, пойдем, если тебе хочется смотреть на мой позор, — улыбнулся я.
— Почему позор? — удивилась девушка.
— Потому, что я несколько лет не стоял на коньках и понятия не имею, что у меня получится сегодня.
В итоге на каток мы пошли вдвоем.
К моему удивлению на катке было людно. Народ хотел смотреть на своих героев. В основном присутствовали школьники, которых попросили освободить каток и молодежь, чуть постарше.
Никакой раздевалки пока не было, так что все игроки приходили в форме и надевали коньки, сидя на скамейке.
Вася Петров уже на коньках катался с клюшкой у края поля, подбрасывая мячик и выглядывая меня.
— Ага, явился, наконец! — воскликнул он, пытаясь понять, что за девушка пришла со мной.
А когда понял, то даже открыл рот от удивления. Однако, быстро пришел в себя и тайком поднял большой палец вверх, выразив, таким образом, свое восхищение.
Владимир Терещенко оказался молодым разговорчивым мужиком лет тридцати. Я напрасно искал на его лице следы алкоголизма. Наверно, они имелись лишь в воображении Валентины Григорьевны.
Имена и фамилии полутора десятка мужиков от 18 лет и до сорока я сразу не запомнил, кроме тех, с кем уже работал в гараже.