— Магда, ты видела, какие результаты показывали эти суперменки? — произнес педиатр.
— Конечно, а вы доктор слышали, как их мать с гордым видом утверждала, что ее дочери ничем никогда не болели. Разве можно в это поверить?
— Трудно сказать, — задумчиво выдал доктор. — Я, конечно, видел много детей с хорошим физическим развитием, но эти девочки что-то уникальное в моей практике. Видишь, какие экземпляры иногда вырастают в диких степях Казахстана, наверно сельская жизнь так благотворно влияет на их развитие.
— Херр доктор, о чем вы говорите? Эти дети выросли в Караганде, городе, где нарушены все экологические нормы, где люди задыхаются от угольной пыли и дыма металлургических комбинатов. Я буквально вчера читала об этом в местной газете.
— Ну, тогда я не знаю, что и думать, — вздохнул Шварц. — Будем считать этих девочек необъяснимым феноменом из России.
Стоило Магде выйти из кабинета, как голова врача начала клониться к столу, а еще через минуту раздался звучный храп.
Я терпеливо ждал Лиду с девчонками у дверей офиса. Наконец, Лида вышла оттуда с недовольным видом.
— Что-то случилось? — спросил я.
— А ты как будто не знаешь, опять началась старая песня. Ой! Как удивительно! Ваши девочки ничем не болеют!
В нашей поликлинике в Караганде вроде бы привыкли, что нас не видно и не слышно. А здесь сразу вопросы начались.
— Лида, ну что ты дергаешься. Никому дела нет до наших детей, как и до нас, собственно. Поговорят пять минут и забудут.
— Что забудут, это точно! — засмеялась жена. — Видел бы ты здешнего педиатра, из него весь песок высыпался лет двадцать назад, спит на ходу.
— И не правда, мама, — ехидно сообщила Яна. — Он очень внимательно тебя разглядывал, когда ты с медсестрой разговаривала.
— Мне пора ревновать? — спросил я у дочери.
— Наверно, нет? — не задумываясь, ответила та. — Очень уж дедушка старый.
А вот дядя Илья из Ивано-Франковска сегодня на кухне с мамы глаз не сводил. И все пытался ей помочь с завтраком, и отстал только, когда Сара Львовна появилась, его жена.
— Вот так, вот, дорогая, — констатировал я. — Дети подросли, теперь ты у них под колпаком, все твои старания что-нибудь скрыть, будут немедленно ими пресечены.
Пока мы разговаривали, Герда освободила велосипеды от замков. После чего они с Яной дружно покатили по дороге, направляясь в наш лагерь. А мы с Лидой пошли пешком. На мусорной площадке никто пока ломаных велосипедов не выкидывал.
Может, съездим завтра в Люксембург, — предложил я. — Видела рекламу турфирмы? Поездка на четверых стоит всего шестьдесят марок…
— Я бы предпочла поехать в Кёльн, — ответила Лида. — Посмотреть собор, погулять по городу.
Так мы шли, разговаривая на нейтральные темы. Я чувствовал, что Лида в очередной раз злилась на меня, потому, что я не рассказываю ей многое из своего прошлого. И не объясняю, почему зелья вышедшие из моих рук обладают удивительной эффективностью. В том числе и витаминки из травяного сбора для дочек, которые они пьют с рождения.
Наконец, она не выдержала и завела шарманку снова.
— Саша, ты не раз говорил, что пока мы живем в Советском Союзе, мне лучше ничего не знать о твоей жизни до Казахстана. Но сейчас то мы уже в Германии и не планируем возвращаться в Россию. Может, ты все же что-нибудь расскажешь своей жене? Объяснишь, почему наши дети никогда не болеют, собственно, как и мы с тобой.
Глава 20
Тройсдорф небольшой, уютный городок в Северной Рейн — Вестфалии стал нашим очередным местом проживания. Именно сюда после оформления всех документов направили нас из лагеря в Унна Массене.
Сразу мы на переезд не решились, но после того, как скатались посмотреть на предлагаемое коммуной жилье, поняли, что надо брать. Тем более что на данный момент это был неплохой выбор. Школа в городке имелась, а до наших языковых курсов ехать нужно было всего лишь полчаса. Ерунда по местным меркам. В самом городке тоже была языковая школа, но мы выбрали другую, для людей с высшим образованием.
По окончанию курсов, когда встанет вопрос с работой, возможно, придется переезжать еще раз, но это случится еще нескоро. Поэтому мы сразу начали обживать наше новое жилье. Перед этим конечно пришлось подписывать довольно объемистый договор аренды.
Учитывая, что платим за квартиру не мы, а соцзащита, подписал я его без колебаний. По количеству членов семьи нам могли предоставить и четырехкомнатную квартиру, но заниматься уборкой еще одной комнаты Лиде не хотелось и мы удовлетворились тремя комнатами.
Мебель в квартире присутствовала, но по минимуму. На кухне стоял приличный двухкамерный холодильник, кухонный гарнитур, встроенная электроплита и духовой шкаф.
В общем, то, что в Караганде мы доставали по жуткому блату, переплачивали, здесь стояло, как должное.
Жена и девочки ахали, разглядывая туалет и ванную комнату. В принципе я тоже разглядывал обстановку с некой ностальгией. Все же я больше двадцати лет живу второй жизнью и обстановка моей квартиры из двадцатых годов следующего века уже поблекла в памяти. Хотя её даже близко нельзя было сравнивать с аскетичной обстановкой немецкой квартиры.
Так, что в октябре у нас начались обычные эмигрантские будни. Девочки пошли в новую школу. Никаких проблем с учебой и с одноклассниками у них не было, что радовало. Не радовало лишь то, что домой они обе приходили ближе к двум часам дня. А по немецким законам одни дома они находиться не могли. Пришлось нам с Лидой ездить на учебу раздельно. Она уезжала с утра, а я дожидался ее приезда и через час уезжал сам. Естественно, кормить обедом молодое поколение пришлось мне. А Лида уже готовила ужин.
Я же возвращался домой в одиннадцатом часу вечера, когда дети уже спали, И только Лида дожидалась меня у телевизора.
— Ну, как день прошел, чудотворец? — улыбаясь, спрашивала она.
— Отлично, — как правило, отвечал я. — Сегодня изучали вспомогательные глаголы с образованием сложных форм времени и страдательным залогом.
Я ведь так и не рассказал жене всю правду о себе. Ну, не было в этом никакого смысла. И о том, что воспользовался чужими документами, тоже не рассказывал.
Просто на голубом глазу признался, что все детство и юность страдал из-за порока сердца, из-за которого меня даже не взяли в армию. Однако в двадцать лет, нечаянно обнаружил, что могу усиливать свойства лекарств. Первым делом попытался лечить себя. И это получилось. Порок сердца, как таковой остался, но сердечная недостаточность исчезла. Язык за зубами я по молодости держать не смог. Поэтому, к сожалению, через пару лет о моих способностях случайно узнал местный криминальный авторитет. Он, конечно, не очень верил в мои возможности, но все равно попытался привлечь к лечению одного из воров в законе в Ленинграде больного туберкулезом. Отсутствием воображения я не страдал, поэтому представил, что будет со мной, если этот человек умрет. Поэтому быстро собрался и уехал, как можно дальше от Карелии. Тем более что я был один, как перст и терять мне было нечего.
— Лида во время моего рассказа недоверчиво смотрела на меня. Когда я замолк, она задумчиво произнесла.
— Знаешь, мы с мамой иногда говорили о тебе, обсуждая возможные причины, твоего отъезда из Карелии. Мама почему-то все время считала, что ты сбежал от алиментов. И я все время ждала, когда тебя найдут и все твои тайны выйдут наружу. Но шли годы, и я в этом плане успокоилась, поняв, что ни других жен, ни детей у тебя нет.
Но меня постоянно обижало то, что ты скрываешь особенности приготовления своих мазей и прикормок, это меня здорово злило.
Сейчас получается, я зря злилась? Тебе просто нечему меня учить, никаких особых, тайных знаний у тебя нет? Хотя, что я говорю, к такому выводу я пришла давно, только сама себе в этом боялась признаться, какой-то мистикой веяло от таких мыслей.
— Увы, получается так, — согласился я. — Твой муж единственный человек в этом мире с такими возможностями. По крайней мере, о других я ничего не знаю, Хотя, возможно, такие уникумы где-то существуют.
После этой беседы Лида и стала называть меня чудотворцем.
Зато теперь, по-настоящему поверив в мои способности, она каждый день строила новые планы, как мы можем разбогатеть.
— А ты знаешь, что провизор в аптеке может изготовить в год самостоятельно до тысячи доз гомеопатических препаратов, — спросила как-то она.
— В первый раз слышу, — отозвался я, наливая чай.
После этого Лида начала выкладывать свой очередной план обогащения. Она даже нашла гомеопатическую аптеку всего в семидесяти километрах от нас. И собиралась после сдачи языкового экзамена и подтверждения диплома фармацевта, предложить владельцу свои услуги.
Пока жена взволновано выкладывала свои мысли, я вспоминал дела давно минувших дней. Как когда-то в Петрозаводске я зарабатывал большие деньги, изготовляя Виагру. Может, получится возродить этот рецепт, пока американцы не начали выпуск своего препарата. Но название однозначно должно быть другим. Правда, я сейчас находился в другой стране, но назвать лекарство Виагрой все равно, что выйти на улицу и громко крикнуть
— Это я! И хотя с тех пор прошло больше двадцати лет, обо мне обязательно вспомнят.
— Ну, что же, идея вроде бы хорошая, — согласился я. — Но тогда, предлагаю, не дожидаясь, получения всех документов, просто в ближайшее время съездить и познакомиться с владельцем аптеки и поговорить с ним о возможной работе. Надо только узнать заранее его реквизиты и написать письмо с просьбой о встрече.
— Так я уже все выяснила, — улыбаясь, сообщила Лида и протянула мне листок со всеми данными владельца.
— Растешь! — похвалил я жену.
— Старею, — вздохнула та.
— Разве тридцать пять лет старость? — удивился я. — Кстати, выглядишь ты на все двадцать пять, так, что не жалуйся.
— Врешь ты все, мне почти тридцать шесть, — улыбнулась Лида, довольная комплиментом. Тем более она действительно выглядела намного моложе своего возраста. Работают мои травки.