Светлов повернулся к стене, на которой висели инструменты. Схватившись за неприметную ручку, он с усилием дернул её на себя. Часть стены оказалась замаскированной дверью, скрывающей за собой еще одно помещение. Когда Григорий Иванович включил свет, то на середине комнаты я увидел большой обеденный стол, с полированной столешницей под махагон и изогнутыми фигурными ножками.
— А наш директор не чужд пошлой роскоши — подумал я. — Ампир ему подавай.
— Видал! — гордо произнес столяр. — Только вчера окончательно на клей посадил.
То, что тут недавно пользовались костным клеем, мне не нужно объяснять. Запах, идущий от стоявшей на электроплитке консервной банки спутать нельзя было ни чем.
— Григорий Иванович, смотрю, вы казеиновый клей не уважаете? Он, по крайней мере, так не воняет.
— Не уважаю, хотя ты неправ, казеин тоже попахивает неприятно, — согласился столяр. — Лучше костного клея, только мездровый, а тот еще зимой закончился, к сожалению, пока нигде купить не могу.
Подойдя к столу, я провел пальцем по полированной поверхности.
— У тебя стол не хуже будет, — заявил Светлов, — разве, что размером поменьше.
Естественно, на комплименты я не скупился. Работа столяра на голову превосходила изделия нашего мебельного комбината. Иваныч со скучающим видом выслушал мои восторги. Конечно, кто я такой для него? Обычный студент, разве, что слегка коллега по общему делу художественного оформления училища.
Кстати, пока разглядывал исходный материал — мебельные щиты, сосновые, буковые и дубовые доски аккуратно сложенные на прокладках, в голову мне пришла неплохая идея.
— Григорий Иванович, судя по этим закромам, знакомые на мебельном комбинате у тебя имеются.
— Есть такое дело, — скромно ответил тот.
— Понимаешь, у меня в сарае несколько лет лежат два ствола карельской березы. По два метра длиной и диаметром сантиметров тридцать. Как думаешь, на комбинате смогут их на шпон распустить.
— Откуда дровишки? — поинтересовался Светлов.
— Из лесу вестимо, — в тон ему ответил я. — Это еще брат притащил года три назад.
— А брат у тебя кто? — тут же спросил собеседник.
— Брат погиб в позапрошлом году в армии, — хмуро сообщил я.
— Понятно, извини, — произнес Светлов и замолчал, что-то обдумывая.
— Виктор, я человек, чтобы ты знал, не местный, детство, юность на Южном Урале провел. В лесах ваших не бывал, и уж точно карельскую березу от обычной не отличу. Зато ты, похоже, в этом деле разбираешься? — спросил он через пару минут.
— Возможно, — сухо сообщил я.
Собеседник оживился.
— Витёк, послушай, я думаю, что распустить на шпон твою березу можно будет без проблем. Хотя придется просить еще наклеить этот шпон на мебельные щиты, пресса ведь у меня для этого дела не имеется. Думаю, что с наклейкой проблем тоже не будет, особенно, если ты сможешь найти еще несколько таких стволов, как твои.
— Несколько — это сколько? — тут же попытался я уточнить.
— Ну, хотя бы два-три чурака метра по полтора длиной.
— Договорились, — согласился я. В прошлой жизни я во время охоты и рыбалки не раз встречал в лесу карельскую березу. Чисто внешне она ничем не отличалась от обычной березы, разве, что по настоящему больших деревьев я никогда не находил. Но когда дотрагиваешься до ствола такой березы, то под корой пальцами сразу чувствуются небольшие бугорки.
Я об этих деревьях никому не рассказывал, думал, пусть себе растут деревья. Однако в девяностых годах, проходя знакомыми местами, все чаще замечал, то одна, то другая березка уже срублена и вывезена.
Так, что, сейчас, нисколько не комплексуя, согласился добыть для Светлова так нужный ему материал. Все равно кто-нибудь срубит. Так лучше пусть это буду я.
Единственно, сомневался, что березы, о которых я помню, достигли в это время нужных размеров.
Воодушевленный возникающими перспективами Григорий Иванович, начал рассказывать, как будет выглядеть мебель у меня в квартире. Но мне это было уже неинтересно. Что мне рассказывать? Я же сам все рисовал. От застекленных стеллажей, до и шифоньера до стульев и табуреток. Только о карельской березе тогда мыслей у меня не было. Наверно пошлая роскошь директорского стола и заставила вспомнить карельскую березу.
Особо не вслушиваясь в слова собеседника, я начал продумывать поход в лес через неделю, пытаясь вспомнить, где поближе к дому натыкался на карельскую березу. Двухметровый сырой чурак березы на загривке далеко не унесешь. Надо делать волокушу, хотя и ту придется оставить в лесу, не доходя до дома. Мало ли, на следы волокуши наткнется лесничий и захочет выяснить, что за груз транспортировали на этом аппарате, а главное, куда.
Обговорив еще кое-какие мелочи, мы попрощались со Светловым, и я направился в сторону дома.
Отстояв небольшую очередь в гастрономе, купил себе на ужин пельменей. Увы, самостоятельная жизнь такова, обо всем надо думать самому. За прошедший год я, надо сказать, привык к тому, что не надо заботиться о хлебе насущном. Дома всегда было, что поесть. Хотя разносолами мама меня не баловала.
Квартира встретила меня привычным запахом трав, несмотря на то, что большую их часть я сложил в бумажные пакеты и убрал на антресоли. Диван в комнате манил к себе, намекая, что неплохо бы полежать минут двадцать
Но отдыхать времени не было, если хочу поужинать пельменями, а не слипшейся бесформенной массой теста и фарша. Поэтому пришлось срочно высыпать содержимое пачки на тарелку и осторожно разделяя, кидать размякший пельмень за пельменем в кипяток.
— Надеюсь, сегодня мне никто не помешает, — подумал я, вылавливая сварившиеся пельмени из бульона. После добавки в воду горошка черного перца и лаврового листа он пах достаточно соблазнительно, особенно для моего голодного желудка.
— Накаркал! — обреченно подумал я, когда в дверь уверенно постучали.
Выругавшись, я прикрыл тарелку с дымящимися пельменями крышкой и направился к двери.
— Кто там, — спросил на всякий случай, уже открывая дверь.
— Милиция, — послышалось в ответ.
Распахнув дверь, я увидел представительного мужчину в милицейской форме с майорскими звездочками, лет сорока, возможно чуть старше.
На мой вопросительный взгляд тот продолжил говорить:
— Я местный участковый Иванов Трифон Сергеевич, мне бы хотелось поговорить с Гребневым Виктором Николаевичем.
— Это я, проходите, пожалуйста.
Милиционер тщательно вытер сапоги о коврик, прежде чем зайти в квартиру. В коридоре, он огляделся и спросил:
— Виктор, где мы можем поговорить?
Тяжело вздохнув, я предложил пройти на кухню.
— Присаживайтесь, Трифон Сергеевич, поговорить можем здесь. Кстати, я как раз собирался ужинать, может, вы мне составите компанию?
Участковый, помявшись, сообщил:
— Вообще-то не откажусь, сегодня с утра не перекусывал, времени не было.
Я честно поделил пельмени пополам и также честно предупредил, что сметане уже три дня, потому, что сегодня свежей, купить не удалось.
Махнув рукой, майор положил ложку сметаны в пельмени и мы дружно приступили к еде.
Когда перешли к чаю, милиционер намекнул, что неплохо бы ему посмотреть мой паспорт.
— Видите ли, Трифон Сергеевич, паспорт с собой я не ношу, он дома у мамы вместе с другими документами лежит. Могу показать студенческий билет и проездной.
Мельком взглянув на студенческий, участковый вернул его мне и сообщил:
— Плохи, Витя, твои дела.
После чего уставился на меня
Видимо, он ожидал от меня вопросов, но я молчал, пришлось ему продолжать.
— Заявление в милицию поступило от твоей родственницы Тамары Яковлевны Синицыной. Обвиняет она тебя в смерти своей тетки.
Я продолжал молчать, лишь слегка улыбнулся.
— Что лыбишься, как дурачок, — возмутился участковый. — Ты что не слышишь, что я тебе говорю?
— Слышу.
— И что?
— И ничего.
— Что значит, ничего?
— А то и значит, ничего. Вы же меня еще ни о чем не спрашивали.
Милиционер побагровел, и, скрипя зубами, спросил:
— Так, что можешь пояснить по существу вопроса?
— Какого вопроса?
— Так, все понятно с тобой, — вздохнул милиционер. — По-хорошему ты не понимаешь, придется действовать по-плохому. Собирайся, сейчас поедем в отделение.
— Товарищ майор, а вы ничего не попутали? — спросил я, нахально улыбаясь.
— Пришли, пельменей поели, чайку с сухарями попили, затем начали меня запугивать ни с того, ни с сего. А сейчас вообще хотите шестнадцатилетнего парня просто так посадить в камеру, без всяких оснований. У меня складывается впечатление, что вам что-то нужно от меня получить. Уж не квартира ли вам эта покоя не даёт?
— Ты чего несёшь, балабол малолетний, — возмутился собеседник. Но в его глазах я заметил искорку неуверенности.
Не ожидал, видавший виды участковый, такой беседы с пацаном.
— Ладно, — сказал он, вставая. — Из города никуда не уезжай, завтра-послезавтра придет повестка к следователю. Посмотрим, как тогда ты запоёшь.
В прихожей онс интересом уставился на старый дверной замок, лежавший на тумбочке.
— Замок, говоришь, заменил, — спросил он. — Интересно от кого запираешься?
— А вы Трифон Сергеевич, будто не знаете, — съязвил я.
— Участковый фыркнул и, ничего не ответив, вышел в коридор, даже не сказав спасибо за ужин.
— И хрен с тобой, — мысленно сказал я ему вслед. — Спасибо, что помог съесть пельмени, иначе пришлось бы остатки выкидывать. Интересно, как на фабрике ухитряются из нормальных продуктов делать такую гадость.
Ответ я прекрасно знал, поэтому не стал на этом зацикливаться.
Улегшись на диван, начал размышлять, чем может мне грозить визит участкового.
В первую очередь меня интересовало, ради чего он попытался меня напугать. Тут мысли у меня разбежались. В первую очередь я подумал, что к этому приложила руку тётка Тамара. Но потом в голову пришла другая идея.
Трифон Сергеевич не мог не знать, что баба Груня неплохо зарабатывала на своих травах. Возможно, он намекал на какие-нибудь отступные, а я, дурак, не понял. Точно! Баба Груня, скорее всего, отстегивала ему пятерку в месяц, может немного больше, чтобы он не лез в её бизнес. А тут я нарисовался, тупой, как пробка, намёков ни хрена не понимаю.