Кроме Анны Тимофеевны в аптеке о моих способностях никто не подозревал. Но я был уверен, что Семенова никому о них не расскажет. Бабка была — кремень. За время работы я очень хорошо это понял.
Меня, как художника тоже привлекли к похоронам, поручив сделать памятный стенд в честь старого провизора.
После похорон, Семенова все же ушла с работы, несмотря на все уговоры, и на несколько дней мы оказались представлены сами себе.
Но такое положение не могло сохраняться вечно, и после майских праздников в аптеке появилась Вера Игоревна с высоким, импозантным мужчиной.
Обойдя с ним все аптечные закоулки, она собрала весь наш небольшой коллектив и представила нового заведующего аптекой.
— Товарищи, к нам работу пришел Павел Сергеевич Коробов, опытный специалист. Он много лет возглавлял отдел снабжения Карельского аптекоуправления, а сейчас будет работать вашим руководителем. Надеюсь, вы быстро введете его в курс дела и поможете освоиться со спецификой вашей работы.
Вера Игоревна в общении с персоналом не любила растекаться мыслью по древу, поэтому закончила свою речь довольно быстро.
В ответном слове наш новый руководитель поблагодарил главного врача за добрые слова и пообещал, что приложит все силы, чтобы аптека заняла достойное место среди подразделений больницы.
Нашим женщинам новый заведующий не понравился. Тем более что кто-то уже пустил сплетню, что из аптекоуправления Коробову пришлось уйти из-за служебного романа, что популярности среди персонала ему не прибавило.
Несколько дней заведующего мы не видели и не слышали, он с утра скрывался в своем кабинете и изучал аптечную документацию. Затем, стал появляться в кабинетах и молча наблюдать за работой персонала. И почему-то чаще всего он стоял у меня за спиной.
Вроде бы для меня в его молчании не было ничего угрожающего. Но оказалось, что это далеко не так.
В один из дней Нина Саволайнен, фармацевт, с которой мы сидели рядом и иногда переговаривались во время работы, тихонько сказала:
— Витя, у нас слух прошел, что Короб тебя хочет уволить.
— Это еще почему? — удивился я.
— Представляешь, он хочет свою пассию сюда перетащить? — возмущенно шептала Нина. — Бордель у нас собирается устроить!
— Понятно, — вздохнул я. Все было ясно, как день, я сейчас в аптеке слабое звено, образования нет, взят по настоянию бывшего заведующего, что очень подозрительно, так, что лучшего кандидата на увольнение не найти.
Тем более с точки зрения заведующего я еще мальчишка, стоит только припугнуть, сам убегу с работы.
Еще несколько дней я работал под сочувствующими взглядами коллег, но, наконец, был приглашен в кабинет заведующего.
— Добрый день, вызывали, Павел Сергеевич? — спросил я, зайдя в кабинет.
— Вызывал, — коротко ответил заведующий, испытующе глядя на меня.
На некоторое время в помещении наступила тишина.
Стоять мне надоело, и я без приглашения уселся напротив начальника.
Тот скорчил недовольную гримасу, но ничего не ответил на такой демарш.
— Так, так, Виктор Николаевич, давно хотел с вами побеседовать, — наконец, приступил к делу собеседник. — Насколько я в курсе, фармацевтического образования на данный момент у вас не имеется, и вы учитесь в медицинском училище на вечернем отделении.
— Учусь, — подтвердил я. — В июне пройдет очередная сессия, и перейду на третий курс.
— Понимаете, Виктор Николаевич, дело в том, что на вашу работу имеются многочисленные нарекания, коллеги утверждают, что вы не справляетесь с порученным делом, относитесь к нему спустя рукава. Образования у вас соответствующего нет, знаний тоже. И вообще Соломон Израилевич слишком много вам свободы дал. Чтобы завтра же из так называемой учебной комнаты вынесли свои учебники и конспекты. На работе следует работать, а не спать за закрытыми дверями, чем вы там каждый день занимаетесь.
— Очень интересно, — хладнокровно произнес я и достал из кармана записную книжку. — Павел Сергеевич, будьте любезны, сообщите мне, кто, когда и по какому поводу жаловался вам на мою работу, я запишу себе, чтобы не забыть детали, когда пойду к главному врачу разбираться по этому вопросу.
Коробов побагровел от злости.
— Мальчишка! Что ты себе позволяешь? Никакого уважения к руководителю и старшему по возрасту! Уселся без разрешения, грубишь.
— Что вы так разволновались, Павел Сергеевич, успокойтесь, сами знаете, нервные клетки не восстанавливаются от переживаний, — усмехнулся я.
Как ни странно, Коробов моментально пришел в себя и с интересом начал меня разглядывать.
— В общем, Витя, тут такое дело, в аптеке ты не нужен, поэтому будет лучше всего, если напишешь заявление по собственному желанию, так будет спокойней и мне и тебе, — сообщил он, наконец, оставив высокопарные рассуждения. — А иначе уйдешь по статье.
— И не подумаю, — нахально заявил я, тоже начав ему тыкать. — С каких щей мне это нужно? За время работы у меня никаких замечаний, выговоров не имеется. И тут приходит какой-то хрен с горы и хочет меня уволить, чтобы освободить место для своей любовницы.
Насколько мне известно, ты, Пал Сергеич, кандидат в члены партии. Как думаешь, что скажет партком, если я туда напишу небольшую докладную о аморальном поведении кандидата в члены партии, увольняющего несовершеннолетнего работника по надуманной статье? И что скажет Вера Игоревна Куропаткина, наш главный врач? Если ты еще не знаешь, то могу сообщить, что семейные ценности для неё далеко не на последнем месте, ферштейн?
На этот раз Павел Сергеевич резко побледнел. Могу поспорить, что таких слов и обращения на ты от семнадцатилетнего подчиненного он не ожидал услышать. А мне терять было нечего, разозлил говнюк капитально.
Выдохнув, я продолжил выкладывать сведения, полученные коллегами из достоверных источников.
— Паша, думаешь, коллектив не в курсе, почему тебя ссаными тряпками из аптекоуправления погнали? О твоих любовных приключениях сказки рассказывают. Все прекрасно знают, что твой приятель в горздравотделе, нашу главную упросил тебя взять на работу. Так понимаю, она согласилась на эту аферу без особого желания. А ты сразу начал тут свои порядки наводить. Вряд ли ей понравится, когда кто-то не проработав и месяца, начнет вмешиваться в её прерогативу, увольнять и принимать работников. Так, что лучше тебе, Пал Сергеич, сидеть на заднице, тихо и без лишних телодвижений.
А мне надо идти работать, сегодняшние заявки никто не отменял.
С этими словами я встал и вышел из кабинета, аккуратно закрыв за собой дверь.
— Надо же, как разозлил меня паразит! — думал я, возвращаясь на рабочее место. — К сожалению, работать он мне здесь не даст. Вряд ли Куропаткина всерьез воспримет мои претензии. Особенно после того, как Коробов влепит мне за месяц пару выговоров и поставит вопрос об увольнении. Единственная возможность с ним пободаться, это идти прямо сегодня к главному врачу, не давая времени заведующему собрать на меня компромат.
Когда зашел в ассистентскую комнату взгляды фармацевтов сразу скрестились на мне.
Не успел умоститься на табуретке, как Нина Саволайнен спросила:
— Ну, что написал заявление по собственному желанию?
— Ничего не писал, отказался, — буркнул я.
— Ой, Витя, зря ты так. Уволят по статье, трудовую книжку испортят, с такой записью на работу сложнее устроиться — посочувствовала она.
В ответ я промолчал. Не хотелось заводить пустой разговор.
В обеденный перерыв я метнулся в хирургическое отделение к молодому хирургу Лешке Филиппову, комсоргу комсомольской организации больницы. В последние полгода мы с ним достаточно часто встречались для обсуждения наглядной агитации и других вопросов.
Пришел я вовремя. У хирургов как раз был организован стол. Оказывается, некий больной, удачно прооперированный в отделении, привез в благодарность, вместо осточертевших конфет, три ящика настоящего чешского пива и два ящика копченой мойвы.
И сейчас все доктора дружно сидели у общего стола и потягивали пиво, закусывая копченой мойвой.
— Хорошо живете, — сказал я, не скрывая зависти. Народ в хирургии был не жадный, так, что мне тоже вручили бутылку пива и несколько рыбьих тушек на картонке.
Отсев с Лешкой в сторону я начал жаловаться на нового заведующего. Филиппов вначале слушал невнимательно, но когда понял, что может лишиться художника, не раз выручавшего комитет со стенгазетами, проникся и пообещал, что договорится на завтра на прием к главному врачу вместе со мной.
— Можно было бы попробовать и сейчас позвонить, — извиняющимся тоном сообщил он. — Но сам видишь, у меня уже третья бутылка пива. И хоть у нас сегодня не операционный день, Куропаткина не упустит возможности прочитать мораль.
— Понятно, — кивнул я и, допив пиво, отправился обратно в аптеку. Хирурги, конечно, доброжелательные ребята, но наглеть не стоит. А то в следующий раз не то, что пивом не поделятся, вообще в ординаторскую не пустят.
Наверно все волнение и беспокойство я оставил на работе, потому, что вечер у меня прошел в спокойной обстановке.
Посмотрел телевизор и даже посмеялся над выступлением Райкина, хотя видел его, наверно в сто первый раз.
После десяти часов, когда можно было не волноваться, что ко мне явится запоздавший гость, я вскрыл подоконник, вытащил заложенную в узкий проем стекловату, затем подцепил крючком тяжелый бетонный брусок, поставил его на попа и из углубления в плите перекрытия достал газетный сверток с деньгами. Из-за подобной мороки я предпочитал лазить в тайник как можно реже.
Благодаря покойному Соломону Израилевичу сверток был не особо большой. Все-таки заведующий старался передавать деньги крупными купюрами. Да и бабушка Груня мелочь предпочитала не хранить.
Добавив к общей кучке еще пятьсот рублей, пересчитал все купюры, и задумался, двадцать две тысячи триста рублей большие деньги по нынешним временам. Поэтому нищета мне в настоящее время не грозит, однако стоит подумать о новом месте работы.