Крюшон же стоил 37 копеек и для нас был ощутимо дороже. Но что не сделаешь, чтобы вспомнить снова тот неповторимый вкус детства.
— Витька, у тебя сейчас такое лицо, будто ты пьешь что-то очень вкусное, — сообщила Карамышева, внимательно разглядывая меня. — Дай мне попробовать, а я с тобой Дюшесом поделюсь.
— На фиг твой Дюшес, можешь так попробовать, — сообщил я, протянув её бутылку, втайне надеясь, что Нинке лимонад не понравится. Ведь денег у меня больше не было. А двадцать четыре копейки за две пустые бутылки хватит только на сладкий Дюшес.
Сейчас же я налег на ужин, тем более что он по объёму был усилен пропущенным обедом…
Мама только успевала подкладывать добавку в тарелки.
— Кушай, кушай, — приговаривала она. — После больницы совсем отощал, надо вес набирать.
Вместо ответа, я показал на ремень в брюках, с двумя прожженными дырками на самом его конце. Килограммы набирались с удивительной скоростью.
Мама вздохнула и достала из комода новый кожаный ремень.
— Держи, еще зимой купила тебе на вырост, надеялась, что за лето подрастешь, поправишься. К нему бы еще костюм купить, — сообщила она.
— Поэтому мне и необходимо устроиться на работу, надо к учебе немного приодеться, — ответил я. — Может, ты поговоришь с Натальей Владимировной, возможно, она согласится взять меня грузчиком, или фасовщиком.
— Ох, Витя, не болтай ерунды, — возмутилась мама. — Какой из тебя грузчик, ты после тяжелой травмы и двух месяцев в больнице, собираешься мешки с сахаром и мукой из машин разгружать? На себя в зеркало посмотри!
— Мда, действительно, чего это я так разошелся, — скептически подумалось мне. — Видимо, субъективно чувствую себя хорошо, поэтому ляпнул не подумав. Нет, надо искать работу без таких физических нагрузок. Я мешок с сахаром от земли вряд ли оторву, не говоря о том, что на себе его таскать.
— Ну, хорошо, согласен, грузчик из меня не получился. Тогда может, стоит санитаром в больницу пойти?
Это можно, — согласилась мама. — Завтра с тетей Машей поговорю, у них вечно санитарок в отделении не хватает. Только сомнения все равно гложут, не убежишь ли с работы в первый рабочий день? Ты же у меня нытик известный.
— Не убегу, — пообещал я. — Пока в больнице лежал, видел, чем санитарки занимаются. Думаю, что справлюсь, не боги горшки обжигают.
— Надеюсь, — тихо произнесла Валентина Викторовна, — действительно, не боги. Сильно тебя травма изменила, сынок, порой, вот, как сейчас, слушаю и не узнаю. Говоришь, как взрослый человек, ничего в тебе мальчишеского не осталось.
Вроде бы наша беседа закончилась, и я начал собираться в баню, и дискуссия разгорелась снова.
— Вить, в какую баню пойдешь?
— Как, куда, в баню № 2. — сообщил я.
— Не ходи, лучше иди в баню № 4
— А почему?
— А потому, что в четверке парилка на дровах начала с мая работать.
— Зато в четверку дальше идти, — уже из коридора ответил я.
— Зато в четверке пар здоровей, — нанесла мама добивающий удар.
— Ладно, пойду в четверку, — сообщил я и, взяв чемоданчик с бельем и полотенцем, вышел из квартиры.
Глава 3
Спустившись на первый этаж, лицом к лицу столкнулся с Валеркой Лебедевым.
— Здорово, Шибза! — воскликнул он, увидев меня. — Куда это ты с чемоданом намылился?
— Еще не намылился, в баню приду, там намылюсь, — сообщил я в ответ.
— Витька! Слушай! Подожди немного, я тоже с тобой за кампанию схожу, хоть отмоюсь по-настоящему после сегодняшней практики.
Поход в баню с Валеркой мне не очень нравился, но отказываться без причины было неудобно.
Так, что пришлось ждать.
Лебедев долго не собирался, через пять минут он вылетел на улицу и сразу начал озираться по сторонам.
— Ты, чо, Витька, париться не будешь? — спросил он, забираясь на ближайшую березу с ловкостью не хуже обезьяньей.
— Ну, я думал в бане веник купить.
— Ну ты и… — обрывая березовые ветки, прокомментировал Валерка. — Нашел, на что деньги тратить. Сейчас мы с тобой пару веничков забацаем и пойдем.
Усевшись на скамейке, мы в четыре руки быстро соорудили два веника и отправились к своей цели.
Глядя на Лебедева, я понял, что ему, действительно, необходимо помыться. Мало того, что руки у него были черными от мазуты, лицо тоже нуждалось в мытье.
— Валера, ты чего такой грязный сегодня, вроде раньше с работы таким не появлялся?
Лебедев на ходу рукой с веником почесал затылок.
— Тут, понимаешь, такое дело. Мы с парнями после смены в раздевалке в буру решили поиграть. Так мастер пришел расп…ся, все сразу разбежались кто куда. Вот я в душ и не попал.
С подобными разговорами мы, наконец, дошли до бани.
Очередь в гардероб оказалась небольшой, так, что через пять минут мы уже раздевались около своих шкафчиков.
Раздевшись, я первым делом отправился к весам. В больнице весы имелись в приемном покое, куда мне хода не было, поэтому до сих пор я не имел понятия, сколько во мне килограмм. По Витькиным воспоминаниям до травмы он весил тридцать девять килограмм.
Встав на весы, я начал двигать гирьки, чумазый Валерка с интересом следил за моими действиями.
После моих манипуляций весы показали вес сорок восемь килограмм.
Увидев эту цифру, я не поверил своим глазам. Гребнев последний раз взвешивался в начале апреля, сейчас идет вторая половина июля. Получается, я прибавил девять килограмм за три с половиной месяца.
В принципе, в этом ничего удивительного нет. Ведь мой брат в этом возрасте был намного массивнее, чем я, а отец, судя по фотографиям, был еще здоровей. Так, что есть, в кого расти.
Мой спутник был вполне с этим согласен.
— Слышь, Витёк, а ты поздоровел, — заметил он. — Я только сейчас заметил, что мы с тобой одного роста. Ну-ка, слезай быстрей, я тоже взвеситься хочу.
— Эй, хулиганьё! Вы там не подеритесь из-за весов! — раздался вредный старушачий голос. Оказывается бабка, пившая чай за столиком, внимательно наблюдала за нами.
— Не подеремся, бабка, не ссы! — ответствовал ей Валерка, за словом в карман он никогда не лез, ему их и так хватало.
Старуха от неожиданности чуть не подавилась чаем, а мы тем временем скрылись в моечном отделении.
— Вот зараза какая! — не мог успокоиться Лебедев. — Сидит старая в мужской раздевалке, херами любуется, наверно в молодости не насмотрелась.
Я фыркнул от неожиданной фразы и, не удержавшись, засмеялся.
Найдя свободные тазики, мы повесили на их ручки номерки и первым делом, после того, как кипятком ополоснули мраморные скамейки, запарили веники.
— Ну, что идем в парилку, — предложил Лебедев буквально через пару минут, ему явно не терпелось опробовать свой веник. В моечном отделении народа было не особо много. В парилке тоже людей было маловато, поэтому мы без проблем забрались на верхний полог.
Валерка сразу начал с остервенением бить себя веником по спине, животу, в общем, куда попало.
Я же отсел подальше от своего напарника и постарался расслабиться и прогреться. Жар в парной был нехилый, любители еще не успели залить камни водой, поэтому в помещении было сухо, как в сауне. И я пожалел, что послушал маму и пошел в эту баню. Ну, не нравился мне такой сушняк.
Но теперь дело сделано, так, что нужно расслабиться и получать удовольствие.
— Витька, ты чего не паришься? — слегка задыхаясь, спросил Лебедев, закончив колотить себя веником.
— Валера, — снисходительно ответил я. — Вижу, ты в этом деле ничего не понимаешь. Кто же зайдя в парную сразу начинает себя веником колотить?
Нужно подышать, прогреться, нам торопиться никуда не надо.
— Это точно, — заметил тощий мужичок с вытатуированными портретами Сталина и Ленина на груди и медным крестиком на шнурке. — Соображаешь, пацан. Баня суеты не терпит.
Валерка насупился, и явно хотел что-то сказать, но, заметив татуировки перстней на пальцах мужика, резко заткнулся.
Во второй заход я слегка погладил себя веником, но без надрыва. Все же совсем недавно Витька Гребнев получил тяжелую травму, и осложнений получать совсем не хотелось.
Через полтора часа мы, наконец, закончили с мытьем и начали одеваться. Бабка больше к нам не приставала, ей было не до этого, она зацепилась языком с бывшим зэком и что-то ему оживленно рассказывала.
Когда мы спустились на первый этаж, Лебедев ожидаемо выдал:
— Ну, что по пиву?
— А, давай! — махнул я рукой. И мы двинули в буфет.
Естественно, народа в нём было полно, сюда ведь шли пить пиво не только банные клиенты, но и просто желающие с улицы.
Еще в коридоре чувствовался тот запах, которого я не ощущал много-много лет. Смесь запахов дубовых бочек, пива, папирос и махры, — создавала тот неповторимым микст, напрочь исчезнувший в пивных барах двадцать первого века.
От удовольствия и нахлынувших воспоминаний я даже зажмурился.
Неожиданно по очереди прошел довольный ропот.
— Мужики, сейчас новую бочку буфетчица откроет. Свежак!
Не успела грузная тётка выкрутить кран с насосом из пустой бочки, как два добровольца мигом её укатили и прикатили полную.
Мы, молодые, стояли тихо, не вмешиваясь в мужицкие разговоры, стараясь никого не задеть, мало ли, начнут орать, чтобы пацанам не наливали. Но обошлось, через пятнадцать минут мы, отдав по 26 копеек, получили по кружке пива. Валерка что-то недовольно пробубнил, что на улице в пивном ларьке кружка стоит двадцать две копейки, на что я заметил, что за комфорт надо платить. Правда, Лебедев не вполне понял, что такое комфорт, но согласился со мной.
К сожалению, из бани нам пришлось быстро делать ноги. Ведь, как чувствовал, не стоит идти вместе с Валеркой.
Когда мы собрались выходить из буфета, Лебедев неожиданно схватил меня за плечо.
— Стой! — прошипел он.
Я недоуменно обернулся. Валерка, стоя за моей спиной, напряженно глядел в фойе, где в очередь в гардероб со смешками встали несколько парней.