— Слушай, Витя, я, пожалуй, тебе на перевоспитание свою Катюху отправлю. Она неряха еще та. А с Валей она пока общего языка не нашла.
При этих словах мама искоса глянула на своего будущего мужа, как будто что-то хотела сказать, но промолчала.
— Ну, ты Костя, совсем дурной, — подумал я. — Надо такое придумать, девочку в разгаре пубертата, отправить перевоспитываться к парню шестнадцати лет. Представляю, как бы они этим занимались. Надеюсь, мама ему мозги вправит. А мне здесь эта пацанка на фиг не сдалась. Пусть в пионерский лагерь едет, там учится кровать заправлять и посуду мыть.
Сам же ничего по этому поводу говорить не стал. Мама сделает это гораздо доходчивей.
Третьего июля я зашел в знакомый приемный покой больницы. В углу тусовалась небольшая стайка моих однокурсниц.
Долго нам общаться не удалось, появилась наша куратор и главная сестра, они быстро раскидали всех девочек по отделениям.
Когда я остался один, Капитолина Григорьевна, с любопытством глядя на меня, заявила:
— Почему-то я совсем не удивлена. Даже не спрашиваю, как ты ухитрился попасть санитаром в больничную аптеку. Ладно, я пошла, если возникнут какие-нибудь вопросы, можешь мне позвонить домой. Я с завтрашнего дня в отпуске, но буду пока в городе.
Оставшись в одиночестве, я посмотрел на свое отражение в зеркале. В санитарском халате с завязками сзади, я казался тоньше и выше ростом. Вспоминая свое отражение в этом же зеркале год назад, я не мог не отметить значительный прогресс. Из шибздика, я превратился в обычного парня своего возраста, возможно, даже симпатичного. Самому о себе судить сложно.
Выйдя на улицу, я прошел в отдельно стоящее кирпичное здание аптеки.
Входная дверь была закрыта. Стучаться пришлось довольно долго.
Недовольная женщина, открывшая, наконец, дверь, рявкнула:
— Чего явился? Не готовы растворы еще, сколько можно вам говорить!?
— Мне растворы не нужны, я на санитарскую практику к вам пришел, — пришлось сообщить мне.
— Аа, на практику, тогда заходи, — дама сменила гнев на милость. А когда я зашел в коридор, она обогнала меня и громко крикнула:
— Соломон Израэлевич, к нам на практику паренек пришел, о котором вы на той неделе вспоминали!
Глава 26
— Пусть зайдет ко мне, — раздался голос из-за полуоткрытой двери с надписью «заведующий аптекой, старший провизор Коган С.И.».
— Проходи, — уже спокойно предложила мне женщина и зашагала дальше по коридору.
В прошлой жизни мне так и не довелось побывать в этой аптеке, поэтому я с неподдельным интересом изучал кабинет Когана. Во-первых, в нем было так накурено, что можно было вешать коромысло. Во-вторых, даже сейчас Соломон Израилевич интенсивно затягивался беломориной.
Сам он, сверкая бритой головой, восседал за роскошным двухтумбовым столом. На столе, застеленном зеленым сукном, стоял старинный чернильный набор и промокательница с ручкой в форме змеи с чашей. За спиной Когана вся стена была закрыта стеллажом, заполненным книгами от потрепанных старых фолиантов, до вполне современных переплетов.
Естественно, книги сразу приковали мое внимание.
— Что, нравится? — спросил провизор, с кряхтеньем выбираясь из-за стола. В этом ему помогала трость с гравировкой и с ручкой из слоновой кости. Невысокий слегка сгорбленный старик встал рядом со мной и снизу вверх посмотрел мне в глаза.
— Конечно, — подтвердил я и спросил:
— Здесь у вас, наверно, в основном книги по фармакологии?
— Ну, в основном да, — подтвердил собеседник, типичный носатый еврей с выпуклыми печальными глазами. — Хочешь посмотреть?
После моего кивка он продолжил:
— Ты, наверняка, понимаешь, что лишний санитар мне в аптеке не нужен. Наши санитарки, вполне справляются со своей работой. А взял я тебя к нам по другим соображениям.
Сказав эти слова, он замолк и уставился на меня.
— Наверно, сейчас я должен спросить, в качестве кого вы меня согласились взять, — не удержался я от ехидного вопроса.
— Совершенно верно, — согласился Коган и, направившись к двери, сказал:
— Идем сейчас со мной.
Выйдя в коридор и пройдя несколько мимо нескольких кабинетов, мы вошли в очередную дверь с надписью «Ассистентская».
В довольно большом помещении за аптечными столами работали три женщины. Одна из них что-то перетирала в большой ступке. А две занимались взвешиванием каких-то порошков. На наше появление они даже не подняли головы.
— Внимание, дамы, — отвлек их от работы начальник. — Хочу представить вам нашего будущего коллегу, Виктора Николаевича Гребнева, студента, теперь уже второго курса нашего медучилища.
Две молодые женщины с интересом уставились на меня. А третья, дама лет семидесяти пяти, мельком глянула в мою сторону и вновь принялась за свою работу.
— Анна Тимофеевна, — обратился именно к ней старший провизор. — Передаю мальчика в ваши надёжные руки, как вы и просили. Проведите для него небольшую обзорную экскурсию и решите, где бы он смог с наибольшей пользой для нашего учреждения приложить свои способности.
Старуха картинно вздохнула.
— Соломон Израилевич, поразмыслив я решила, что и Марья Федоровна вполне бы справилась с этой задачей. Вы же видите, я выполняю срочное требование урологического отделения.
— Анна Тимофеевна! — в голосе Когана прорезались металлические нотки. — Вы помните наш последний разговор на прошлой неделе?
— Да помню, я его, помню, — ворчливо отозвалась женщина, выбираясь из-за стола.
— Вот и отлично, — резюмировал заведующий, после чего хлопнул меня по плечу, подмигнул и отправился к себе в кабинет.
Как только за ним закрылась дверь, Анна Тимофеевна с хищной улыбкой воскликнула:
— Наконец, я до тебя добралась. Ты вообще в курсе, что у нас о тебе рассказывают.
— Ничего не знаю, — мотнул я головой.
— Не знает он, — обернулась старуха к своим коллегам, как бы за поддержкой. — Ты же понятия не имеешь, что после того, как в прошлом году сделал мазь для девчонки из автоклавной, к нам табунами беременные ходили, требовали такую же мазь сделать. Даже образец принесли — полграмма для изучения.
Как будто мне больше делать нечего, Но с Соломоном Израилевичем не поспоришь.
Тут Анна Тимофеевна, пристально глядя мне в глаза, сообщила:
— Несколько я смогла понять, образец представлял собой грубодисперсную эмульсию из сока листа алоэ, смешанного с яичным желтком. Однако на спектрофотометрии полученные результаты исследования со стандартными данными абсолютно не коррелировали. И вообще, что сделал с этим яйцом, что оно до сих пор не протухло? Как такое может быть?! Мы тут все голову сломали над этим вопросом.
— И долго вы ломали голову? — поинтересовался я.
— Нет, конечно, — усмехнулась женщина. — Если бы не просьба Соломона Израилевича, я бы вообще не взялась за это исследование. Было бы что исследовать. Мне и без этого работы хватает.
А тут тебя снова черти принесли. Коган опять всю эту эпопею вспомнил. Ладно, пойдем, я сейчас тебя быстренько проведу по кабинетам, покажу где, что трогать нельзя, потом займемся инструктажем по технике безопасности.
Хотя Анна Тимофеевна и обещала быструю экскурсию, ходили мы с ней по аптеке чуть ли не час. Когда она узнала, что моя бабушка занималась травами, провизора прорвало на воспоминания. Оказывается, во время войны, она, тогда еще фармацевт по образованию работала в одной из Ленинградских аптек, и летом занималась сбором лекарственных трав, вместе со своими коллегами, ухитряясь в городской черте собирать их тоннами.
Когда мы зашли в блок, где в стерильной половине готовились растворы, а в большом зале напротив получали дистиллированную воду, на стене там висели два дистиллятора, посредине зала стоял медный, пузатый бидистиллятор, чем-то напоминающий восточный кувшин, только гораздо большего размера, Анна Тимофеевна с горечью призналась:
— Мы в блокаду даже мечтать о такой роскоши не могли. Воду для растворов кипятили в кастрюлях, чанах. Дистиллированной воды днем с огнём было не достать. Да, что говорить, мы сфагнум для перевязок собирали. Бинты по нескольку раз стирали, кипятили и снова пускали в дело.
При этих словах, я подумал:
— Повезло тебе Анна Тимофеевна, не доживешь ты до бинтов капиталистической России, которые даже один раз использовать проблематично. Иосиф Виссарионович таких бы производителей сразу к стенке поставил.
Две санитарки, меняющие стеклянные бутыли под дистилляторами с любопытством поглядывали на нас, пытаясь понять, почему перед этим юнцом так заливается провизор-аналитик Семенова, которую они боялись больше чем заведующего из-за её дотошности и вредности.
Долго в недоумении они не находились.
— Девочки, я вам помощника привела, — пояснила наше появление провизор.
— Практикант из медучилища, до обеда будет у вас работать. Вы уж не давайте ему лениться. Парень молодой, здоровый, кровь с молоком.
При этих словах она нахально ущипнула меня за щеку. От удивления я потерял дар речи и растерянно смотрел на эту пенсионерку.
Зато санитарки дружно засмеялись, когда Анна Тимофеевна вышла из зала.
— Тимофеевна у нас к молодым мальчикам неравнодушна, — пояснила одна из них. — Своих то детей у неё никогда не было, вот она к чужим и пристаёт.
Несколько минут женщины выясняли, кто я такой и откуда взялся. А затем пришлось взяться за работу.
В больнице на восемьсот коек, растворов требуется море. Поэтому дистилляторы работали без перерыва. Санитарки последовали совету провизора и нагрузили работой меня капитально. Вроде бы бутыли наполнялись достаточно медленно, и можно было отдохнуть. Но кто же мне это позволит. Посоветовавшись, женщины решили, что пока я здесь, можно устроить капитальную приборку на складе, где до обеда пришлось ворочать бутыли в пыльных рогожах, коробки с препаратами и прочую дребедень.
Ближе к часу дня меня отпустили на обед. Выходил я из аптеки через ожидальню — комнату выдачи лекарств и растворов. Народу там собралась — тьма и все эти медсестры и санитарки проводили меня вопросительными взглядами.