талось бездеятельное прожигание жизни. В то время как господствующие классы Северного Полюса проводили жизнь в праздности, шероны отдавали весь свой досуг научно-техническому и художественному творчеству.
Все возрастающее техническое могущество шеронов давало им возможность укреплять свою власть и снабжать фарсанов новыми образцами оружия. Фарсаны почти ничем не интересовались, кроме военного дела, доведенного у них до культа. В их глазах шероны, все глубже проникающие в секреты материи, обладали таинственной и непостижимой властью.
Научное и художественное творчество у шеронов было единственным богом, которому они служили с радостью. Каждое научно-техническое достижение или создание высоко художественного произведения искусства отмечалось праздником и всешеронскими спор тивными играми.
Цивилизация у шеронов достигла невиданного и пышного расцвета. Причину этого расцвета шероны видели в господстве над судаками и фарсанами Власть над многочисленным рабочих людом — судаками давала шеронам досуг для творческой деятельности. Они были избавлены от всех материальных забот. Кроме того, шероны считали, что ощущение неограниченной власти над гебе подобными эмоционально обогащает человека, делает его сильным в духовном и волевом отношении, дает возможность формировать физически прекрасную и могучую расу Господство — непременное условие высшей культуры. Эту мысль каждый шерон усваивал с малых лет. Эта мысль стала основополагающей в социальной философии шеронов.
За несколько десятков лет до наступления Эры Братства Полюсов в обществе и культуре шеронов все же стали намечаться признаки застоя, медленной, но неуклонной деградации. В философию и искусство все чаще проникали идеи пессимизма, идеи бесцельности и тленности человеческой культуры
В это время на Северном Полюсе восторжествовал гармоничный общественный строй, открывший перед людьми широкий простор для творческой деятельности В науке, технике и культуре северяне быстро догоняли шеронов. На Севере и на Юге появились гелиопланы, которые смогли преодолевать огромное расстояние между полюсами Так люди Юга и Севера узнали о существовании друг Друга.
Шероны стали искать средство от застои в борьбе с северянами, в стремлении распространить свое господство и на другом полюсе. Борьба — вот новая идея, воодушевившая шеронов. В борьбе крепнет дух, неизмеримо возрастает могущество расы. Борьба, по мнению шеронов, способна оживить их угасающую культуру. Так возникла изнурительная, длившаяся многие годы война между полюсами Под руководством шеронов десятки тысяч фарсанов с боевой техникой перелетали на гелиопланах Великую Экваториальную пустыню и высаживались в безлюдных оазисах, прилегающих к Северному Полюсу. Оттуда они на шагающих бронированных вездеходах начинали военные действия против северян. Фарсаны сражались умело и храбро, но не могли победить северян, часто терпели сокрушительные поражения и с большим уроном улетали обратно.
Шероны поняли, что им не добиться решающего успеха, пока они не найдут новое мощное оружие. Такое оружие появилось почти одновременно на Севере и на Юге. Это были ядерные снаряды огромной разрушительной силы. Когда фарсаны сбросили три таких снаряда на города Северного Полюса, северяне предприняли решительные меры. Они совершили массовый воздушный налет на Южный Полюс. Северяне при этом потеряли большую часть своего воздушного флота — гелиопланов и появившихся к этому времени быстролетный ракетопланов. Но они уничтожили все фарсанские военные города и всех фарсанов до одного. Архипелаг шеронов северяне не тронули, стараясь сохранить высокую культуру.
Немногочисленные шероны остались без своих верных воинственных слуг и защитников — без фарсанов. Спасаясь от восставших судаков, они покинули острова Ализанского океана и поселились подальше от Южного Полюса — в северных городах и оазисах.
Так рухнуло многовековое господство шеронов, погиб их аристократический строй. Сулаки создали у себя на юге такое же гармоничное общество, как и на Северном Полюсе. Между полюсами установилась Эра мирного сотрудничества — Эра Братства Полюсов…
Закончив рассказ, Аэнна задумчиво смотрела на яркие мазки заката. Солнце только что скрылось за горизонтом. Океан начал погружаться в свою ночную дремоту. Волны едва слышно плескались у наших ног.
— С тех пор прошло 99 лет, — снова заговорила Аэнна. — Молодые шероны не могут представить себе иной жизни, чем сейчас. Но мой отец и его немногие друзья, которые еще помнят свое детство, проведенное в дворцах архипелага, не могут примириться с потерей своего исключительного положения. Но что они могут сделать без фарсанов?
— Ничего не могут, — сказал я. — И тем лучше для них и для общества. Сейчас они приносят обществу огромную пользу, став учеными.
— Все это так. Но что за мысли у них, что за философия! — воскликнула Аэнна. — Если ты внимательно слушал мой рассказ о шеронской культуре, то должен понять, откуда у моего отца такая сумасбродная космическая философия. Господство над себе подобными он по-прежнему считает условием высшей культуры. Но в наше время, когда вот-вот начнутся межзвездные сообщения, недостаточно власти на одной планете. Нужна вечная борьба во Вселенной и господство одной, избранной планеты над всеми мирами космоса. Это мой отец считает необходимым условием бесконечного роста и совершенствования мыслящего духа Вселенной.
— Но у твоего отца есть одна привлекательная идея — идея концентрации научно-технических достижений, рассеянных во Вселенной.
— Концентрировать научную мысль можно и мирным путем, — возразила Аэнна.
— Конечно, можно, — согласился я. — Оно так и будет.
Некоторое время мы молчали, любуясь пышным закатом Такие закаты на Зургане бывают только здесь, в районе Шеронского архипелага. Там, где зашло солнце, замирал слабый всплеск малиновой зари На золотисто-зеленом небе вырисовывались четкие контуры шеронских дворцов.
Взглянув на часы, Аэнна сказала:
— Сейчас мы услышим знаменитый колокольный час шеронов. Ты когда-нибудь слышал это великолепное музыкальное произведение?
— Только по системе всепланетной связи, — ответил я.
— Но это совсем не то. Шероны делали колокола из какого-то чудесного сплава, секрет которого утерян. Разнообразные по форме и величине, колокола издают чистые, нежные и в то же время сильные звуки. Транслировать их по всепланетной связи трудно, не исказив. Но давай лучше послушаем…
Небо темнело. Стояла вечерняя тишина, нарушаемая едва слышным шелестом волн.
И вдруг до нашего слуха издали, из-за горизонта, донесся нежный мерцающий звук. То заговорил колокол центрального острова архипелага. Ему ответили другие. И началась музыкальная перекличка шеронских дворцов, возвещающая о том, что еще один день жизни человечества бесследно канул в вечность. Звуки лились и лились над океаном — бессмертным и невозмутимым, как тысячи веков назад.
В задумчивых и печальных переливах, похожих на рыдания, слышалась глубокая скорбь, бессильная жалоба на космическое одиночество, на тленность зурганской культуры, затерянной в безграничности Вселенной…
Звон стал затихать, усиливая щемящую тоску. Наконец, в последний раз зазвонил центральный колокол — заключительная вспышка звука, трепетная и умирающая.
Аэнна задумчиво смотрела на закат. Ее прекрасное лицо было тронуто легкой печалью. И я впервые подумал о том, что частая грусть Аэнны — это, быть может, выражение меланхолии ее древней и мудрой расы.
— Не правда ли, какая красивая и грустная музыка? — взволнованно прошептала Аэнна. — Колокольный час — это эстетическое воплощение философии шеронов эпохи упадка.
Аэнна права, думал я, эта музыка воплощает в себе весь пессимизм высокой, но утомленной культуры. Вир-Виан пытается в своей новой космической философии вырваться из этого пессимизма, но безнадежно. Его философия в сущности также пессимистична, ущербна и закатна, как этот закатный колокольный час…
В море, в сгустившихся сумерках, сверкнул огонек. Наконец, мы увидели катер, причаливший недалеко от нас. Из катера выскочил Сэнди-Ски и направился к нам.
— Эо, Тонри! Эо, Аэнна! — воскликнул он.
— Эо, Сэнди!
Мы проводили Аэнну к городку археологов.
— Завтра я жду тебя дома, у отца! — сказала она мне на прощанье.
33-й день 109 года
Эры Братства Полюсов
И снова я не смог сдержать своего обещания весь следующий день был занят подготовкой к пробному полету. Лишь на второй день с утра собрался посетить “крепость Вир-Виана”, как называли жилище и лабораторию этого ученого.
До этого, изложив в дневнике речь Вир-Виана на Всепланетном Круге и рассказ Аэнны, я считаю, что в какой то степени объяснил социально философские предпосылки появления новых фарсанов. Теперь же мне предстоит объяснить их природу, их материальную сущность. Признаюсь, для меня это нелегкая задача, так как я недостаточно хорошо знаком с нейрофизиологией, бионикой и другими смежными областями наук. Но я постараюсь кое-что вспомнить Сам Вир-Виан говорил мне об этом.
“Крепость” его находилась вдали от городов, в оазисе Риоль. Поэтому, собираясь к Вир-Виану, я оделся в легкий белый пилотский комбинезон, который неплохо защищал от жгучих солнечных лучей.
Мой гелиоплан бесшумно летел над пустыней, над бесчисленными барханами. Но вот вдали зазеленел остров. Сверху он походил на большой остроносый корабль, нагруженный зеленью и бросивший якорь среди песчаных волн пустыни.
Я посадил гелиоплан на пологий бархан. Шагая по раскаленным пескам, направился к оазису. Он был обнесен зеленым и абсолютно гладким стеклолитовым забором, настоящей крепостной стеной. Я попробовал найти какие-нибудь ворота, какой-нибудь вход. Безуспешно. Зато нашел циферблат. Подумал и набрал на диске цифру — пароль, который сообщила мне Аэнна. Стена неожиданно раздвинулась. Образовался проход, и я вошел внутрь оазиса. Стена за мной бесшумно замкнулась.
“Ну и ну!” — удивился я.