Хуан Гарсия уже был готов вызвать этого проклятого Знакара на переговоры, чтобы выяснить, что же ему все-таки нужно, но парней, которых он послал найти людей Знакара и договориться с ними о серьезном разговоре, нашли на свалке. Каждый из них имел собственный отрезанный член во рту, и это всерьез разозлило обычно невозмутимого Хуана Гарсию. Он сказал сам себе, что, так и быть, сделает еще одну попытку договориться, а если из этого опять ничего не выйдет, то приложит все силы, чтобы благословенная американская земля загорелась под ногами русских дикарей.
То, что он краем уха слышал о криминальных нравах, царящих в далекой, засыпанной снегом России, напоминало легенды, которые рассказывают долгими вечерами в предгорных селениях Анд, дикие поступки диких людей, не знакомых с основами цивилизации. Культурные люди, прежде чем нажать на курок, стремятся договориться, большинство проблем можно разрешить с помощью слов, а не пуль, но русские медведи, похоже, были лишены дара речи…
Колумбия, его первая родина, всегда славилась не только высококачественным кокаином, но и смелыми парнями, всегда готовыми к борьбе, а главное – к террору, которым Хуан Гарсия уже почти решил угостить русское население Америки, не разбираясь, кто будет взлетать на воздух – русские бандиты, русские скрипачи и инженеры или, например, школьные автобусы с русскими детьми.
Когда Хуан Гарсия приехал в 81-м году в Америку вслед за сеньором Родригесом, чьей правой рукой он к тому времени стал, русских здесь почти не было – десяток опальных политиков, их называли диссидентами, да несколько сотен евреев, которых по традиции тоже именовали русскими. Диссиденты критиковали Советский Союз, евреи делали свой маленький бизнес, и всем было хорошо.
Ситуация изменилась в 86-м, когда в России начался странный процесс, который они называли «перестройка». К тому времени неизвестные злодеи застрелили сеньора Родригеса в спальне его особняка из розового мрамора на берегу Тихого океана, и Хуан Гарсия сам стал Сеньором, главой американской ветви Медельинского картеля и занял не только место Карлоса Родригеса, но и его особняк.
Что и как они перестраивали там, в своей России, сеньор Гарсия не знал, но то, что они решили избавиться от своего мусора, понял быстро. С катастрофической быстротой Америка стала наполняться русскими бандитами. Поначалу они селились на Брайтон Бич, образовав что-то вроде русского квартала, но потом, как москиты, стали влезать в любую щель, а когда свободных щелей не осталось, стали проделывать новые, и теперь в Лос-Анджелесе не осталось уже квартала, где не было бы русского магазина, русской бензозаправки или русской прачечной.
Конечно, бизнес есть бизнес, но за каждым из этих заведений стояли угрюмые бритоголовые парни в кожаных куртках с оттопыривающимися карманами, а на заднем сиденье их мощных дорогих внедорожников лежала неизменная бейсбольная бита. Казалось, что все русские внезапно стали большими поклонниками бейсбола и экстремального туризма – рискованных путешествий по неезженым тропам, если таковые вообще остались в Америке. И теперь новоиспеченные бейсболисты-экстремалы вторгаются в его налаженный бизнес. А их новый король с ужасной фамилией Знакар решительно не желает идти на переговоры.
Ужасная варварская фамилия дикого человека – сеньор Гарсия не назвал бы таким именем ни одну из своих собак, – Знакар, звучит просто отвратительно… А может быть, это и не фамилия, а кличка, у этих дикарей принято скрывать свое имя за кличкой. Сеньор Хуан Гарсия, сеньор Альфонсо Кордова и множество других уважаемых сеньоров не прячут своих имен, они гордятся ими, и если его, Хуана Гарсию, именуют иногда просто Сеньор, так это не прозвище, это дань уважения, такое надо еще заслужить… Что же такое ужасное совершили они в своей России, если боятся называть себя данным при крещении именем? Хотя, может быть, русских и не крестят, может быть, они не знакомы с истинной верой в Пресвятую Деву Марию, тогда это многое объясняет.
Вопросы, вопросы…
И главный из них – что же делать с этим дикарем по кличке Знакар.
Часть втораяНаркопираты Карибского моря
Глава 6Полным-полно Педров
Под крылом самолета о чем-то пело зеленое море южноамериканской тайги.
Вообще-то она называется сельвой, и если кто-нибудь найдет в ней хоть одну елку, я готов отдать ему свой последний глаз. Но всего остального там полным-полно, и дикое зеленое месиво дождевого леса может свести с ума кого угодно. Из множества растений я сумел опознать только лианы и бананы. Остальное – просто джунгли. Может быть, оно как-то иначе называется, но я этого не знаю.
Родной российской тайги я под крылом самолета не видел. Зато видел ее снизу, так сказать, от корней. Зрелище впечатляюшее и, видимо, величественное, когда приезжаешь туда по своей воле, поохотиться на дикого зверя, посшибать кедровых шишек, набрать ягоды брусники. Но если тебя привозят туда в вагоне, по старинке именуемом «столыпиным», под охраной знаменитого вологодского конвоя, а потом сам оказываешься в шкуре дикого зверя, по следу которого бежит свора волкодавов в человеческом и собачьем облике, тогда величие тайги отступает на второй план, главным становится ее бескрайность, спасительная и пугающая одновременно…
Военный транспортный самолет, на котором я в сопровождении нескольких крепких ребят летел в глубину никарагуанской сельвы, был старым, как грузовик «Газ-51». Двухмоторная развалина, помнящая времена Чарльза Линдберга и Валерия Чкалова, дребезжала железным туловищем и, завывая двумя коптящими моторами, медленно плыла над кудрявыми темно-зелеными зарослями. Время от времени демонстративно восхищаясь тем, что вижу внизу, я думал о том, что если этим ребятам придет в голову порешить нас, то тут уж ничто не поможет. Мы, конечно, парни не простые, особенно Серега, старший моей группы сопровождения, но…
Для этих местных партизан лихо загасить нас ничего не стоило. Все они были партизанами-герильеро, потому что не быть партизанами им было просто неинтересно, и даже если любой из них останется на южноамериканском континенте один-одинешенек, он все равно будет чувствовать себя партизаном, борцом за всеобщее равенство, братство и, главное, мир во всем мире. Настоящий партизан вообще выпустит кишки любому, кто скажет хоть слово против мира, дружбы и братства всех людей.
Уж такая у них игра.
А моя игра была совсем другой.
В дремучее советское время, когда СССР и США, стремясь перегнать и испугать друг друга, готовили себе поддержку в слаборазвитых странах, наши, забравшись в Южную Америку, тренировали и обучали бешеных псов из числа местного населения. То же делали и американцы, но не об этом разговор. Снабженные советским оружием, организованные советскими инструкторами, молодые партизаны увлеклись этой захватывающей игрой, и она пришлась им в самый раз. Не нужно было ничего делать, строить, учиться, будь только профессиональным террористом, а значит – взрывай, уничтожай и убивай. И больше ничего.
Точно так же, как палестинские бойцы, имеющие сейчас святую и благородную цель – освобождение оккупированных территорий, – но если случится невероятное и вероломный Израиль им эти территории вернет, они что – сложат оружие и начнут строить заводы и фабрики, развивать сельское хозяйство и туристический бизнес? Да ни хрена подобного, они быстренько найдут другую цель для своих автоматов генерал-майора Калашникова. Им мирное решение вопроса и нафиг не нужно. Потому что у всех террористов, какую бы фамилию они ни носили, арабскую, испанскую, ирландскую или чеченскую, – у них у всех есть одна общая черта, и черта эта – трусость. Они не будут воевать против профессионалов-коммандос, потому что в открытом бою им сразу придет кирдык, скорый и неизбежный.
Да, пророк Мухаммед говорил, что «ценой рая является война за веру», но он никогда не говорил, что воевать нужно со слабыми и немощными и что убийство женщины или ребенка открывает воину ворота в рай. И еще он сказал: «Борец за веру – это тот, кто на пути к Богу борется с собой».
Однако, к счастью, латиносы не мусульмане и сложные богословские конструкции для оправдания своих действий им не нужны, их мозги устроены совсем не так, как у арабов, наверное, проще, и я подозреваю, что, поклоняясь Деве Марии, большинство из них даже не подозревают о существовании Иисуса Христа. Фидель Кастро победил под простеньким, из трех слов, лозунгом – «Patria o muerte!» – «Родина или смерть!».
Три слова, тем более знакомых слова, легко укладываются в косматой латиноамериканской голове, их всегда можно бросить в лицо умирающему врагу или с трибуны какого-нибудь международного толковища, и ответить на три слова намного труднее, чем на велеречивый философский трактат, если, конечно, ответом не служит пуля…
Получилось так, что Америка и Советский Союз договорились, эти лихие ребята остались без дела, и тогда они направили все свое умение, весь свой пыл на внутренний, так сказать, рынок. И теперь, уже много лет, в этой самой долбаной Южной Америке происходит черт знает что. А тот факт, что здесь благополучно произрастает кока, из которой готовят всем известный кокаин, делал ситуацию особо пикантной.
Партизаны, боевики наркомафии и правительственные войска не отличались друг от друга практически ничем. Все они гоняли на задроченных джипах, постреливая по сторонам, все были одеты в одну и ту же камуфляжную форму, и всем им было нужно одно и то же – деньги, власть и красивые сеньориты. Они любили брать заложников, свергать правительства, а также взрывать что попало. И вот с такими уродами мне придется иметь дело.
А моя игра…
Я вдруг вспомнил Наринского, который сказал, что «моя игра» звучит почти как «моя борьба». Так вот, моя игра сводилась к тому, чтобы восстановить все старые советские связи, оживить явки и пароли, вызвать к жизни многочисленных законсервированных агентов и использовать все это в собственных интересах.