— Ладно. Только, слушай сюда: Кляпа, даже ненароком, сам не пришиби. Мне его оставь.
Провожая Дядю до двери, Привидение сказал тихо:
— Деньги от бабы спрячь. Подальше от расспросов.
Дядя шел домой по тихой, засыпающей улице. Поеживался
от ночной прохлады. Придумывал отговорку для сожительницы. И размышлял, как предупредить Ярового?
Григорию теперь, как никогда, нужен был совет Аркадия.
— Стой, фрайер! — резкий удар по голове едва не сбил с ног у самого подъезда дома. Григорий отскочил к двери. И тут же поддел почти наугад кого-то кулаком в челюсть.
— А, падла! Фартовых бить! — рыкнуло сзади.
Рука Дяди сорвалась сама. Удар второму пришелся в висок.
— Кенты! Да это ж Дядя! — приглушенно опознал кто-то Григория в ночи.
— На своих?! — понял Григорий, что попал в руки «малины».
— Не духарись. Тише, — услышал в темноте властный, грубоватый голос. Чья-то рука настойчиво сдавила локоть.
— Не обессудь, что сразу не узнали. Давно хотели с тобой свидеться, — подошел к Григорию полнотелый холеный фартовый.
— Чего надо? — рявкнул Дядя.
— Торопишься?
— Тебе-то что?
— По бабам, что ли, бегал до этой поры? Небось, твоя уж заждалась. Видишь свет в окне?
— Ну и что? Не для тебя светит.
— Но и не тебе, — усмехнулся кто-то из темноты.
— Чего надо, спрашиваю? — сбавил тон Дядя, уже понимая, что зверь сам выскочил на ловца. И сейчас, по воле судьбы, он оказался в руках «малины» Кляпа. Ведь Дамочкины паршивцы все были знакомы ему. Да и не решились бы они вот так нахально наехать на Дядю.
— Не ерепенься, рухлядь. Дело к тебе имеем. Вот и ждем.
Григорий понял, что фартовые высчитали его отсутствие
лишь по тому, что, не ложась спать, сожительница не выключила свет. Ждала, беспокоилась. Он никогда не спал при свете. А потому огонь в его окне гас всегда рано. «А может, тоже с чердака? Хотя вряд ли», — подумалось Григорию. И, глянув на освещенное окно, пожалел ту, которая сейчас была так близко и так далеко от него.
— Отойдем немного. Прогуляемся, — предложил настойчиво тот, кто держал за локоть.
— Здесь говори. Да не тяни. Баба, сам видишь, ждет. Не стоит, чтоб искать начала.
— То верно. И это твоя забота. Не то за любой шухер вот ту птичку, что теперь тебя ждет, наверху, найдется кому с дежурства встретить. Исход — на тебе повиснет. Это железно. Усек?
Дядя понял, что Привидение оказался прав. Заезжая «малина» нуждалась в нем. Но как предупредить теперь Привидение? Нужно время. Как его выторговать?
— Я не баба. От своих не прячусь. Давай, говори, что от меня?
— Ну вот и добро, что соображаешь быстро. Да и нам время дорого, — повеселел голос сбоку. — Дело есть. Клевое. Банк будет хороший. Ты нам нужен. Тут неподалеку дедок живет. Монетки всякие собирает. Хотим его коллекцию глянуть. Да только старая тварь свои медяшки в сейфе держит. Под сигнализацией.
— Обрежь и унеси, — усмехнулся Дядя.
— Сейф в стене замурован. Его вскрыть надо. Лучше тебя это никому не сделать. Его ломом не взять. Замок с хитростями. Ты, говорят, их умеешь как орехи щелкать. Да и дело нужно провернуть без лишнего шуму.
— Усек, — хмыкнул Дядя.
— Тогда пошли.
— Мне фомка нужна. Что ж я без нее? — заартачился Дядя.
— На, возьми. Эта — родная мама твоей…
Григорий ощупал фомку. Да, работа знакомая. И, кляня нелепую встречу, шел рядом с теми, кто едва не угробил его возле дома. Шел на дело, какого не ожидал.
— Мы первыми войдем. Ты — когда услышишь кашель. Немного обождешь вот с этим, он на шухере останется.
— Не пойму. Говорите — фартовые, а в дело — будто впервой идете, — буркнул Григорий. — К стремачу меня приставили…
— Как умеем. Зато нам вся охтинская шпана завидует.
— Чему же?
— Мы умеем куш взять. А они — лишь крохи берут, что после нас осталось, — презрительно цедил слова собеседник.
— Фортуна каждому свое отмеряет. Может, и не завидуют тебе.
— Не скажи, ваши фартовые живьем меня готовы сожрать за мои удачи п свои промахи.
Дядя уже понял, что с ним идет Кляп.
— Никак не пойму, с чего на меня кенты твои накинулись у дома? Ведь говоришь — меня ждали. Нечто пришибить хотели?
— Думали, что Привидение к тебе кого-то подослал. Ну и решили пристопорить.
— А если это не фартовый?
— Отпустили бы с миром… Попросту дали бы убежать. Но хорошо, что ты сам подошел. Тебя по тяжелым кулакам признали. Тут уж без туфты. Сам знаешь: своих мы по полету видим, издалека, — рассмеялся Кляп тихо, дробно.
Дядя остался во дворе под присмотром стремача. Остальные вошли в дом и вскоре оттуда послышался условный кашель.
Хозяина не было. Видно, ушел в гости к знакомым или родне, да и заночевал там.
— Повезло старому черту, иначе справляли бы сегодня утром поминки по нему мусора, — хохотнул Кляп. И, указав фонарем на сейф, сказал властно Григорию: —Давай, не мешкай.
Дядя торопился. Ему так хотелось скорее вскрыть бронированный ящик! Ведь старик может вернуться с минуты на минуту. И тогда его встретит стремач…
Отмычка впервые попала в работу и никак не нащупывала грани скважины. Срывалась, скользила. Но, наконец, встала твердо, словно поняв, что ее упорство — ничто в сравнении с Дядиным.
Едва Григорий открыл сейф, Кляп откинул его в сторону и кинулся к содержимому.
Не глядя, не рассматривая, выгреб в чемоданчик все, что имелось в утробе сейфа. И, махнув всем рукой, позвал из квартиры.
В горсаду, при блеклом свете наступающего утра, разглядывали фартовые добычу.
Нумизмат и вправду был богатым человеком…
Фартовые, пересчитывая золотые, платиновые и серебряные монеты, памятные медали, кряхтели от жадности. Тряслись руки. Не верилось, что такое богатство далось столь легко.
Дяде Кляп выделил двадцать три золотых и восемнадцать серебряных монет царской чеканки. Потом, подумав, забрал их себе. И сказал веско:
— Станешь загонять их, кто-то опознает. Через тебя и нас могут замести. Да и зачем тебе это? Получишь купюрами. Не обижу.
И действительно шепнул что-то кенту. Тот, с трудом оторвав взгляд от монет, сиганул куда-то и вскоре, запыхавшись, примчался обратно.
— Держи, тут десять кусков.
Григорий, аккуратно распределив деньги по карманам, встал:
— Отваливаю я.
— Обмыть не хочешь? — удивился Кляп.
— Стар я для гудежа. Приберегу. Как знать, когда еще такая лафа перепадет, — набивался Дядя на продолжение знакомства.
— Мы сегодня смываемся денька на три. А вернемся — найдем. Без дела не заскучаешь. Но в поездке ты нам не нужен. Сами справимся. Сиди дома. Пошли бабу за коньяком. Обмой удачу. Но помни: только со мною работать будешь. Скурвишься — сразу же гроб заказывай, — пообещал Кляп.
Григорий шел домой торопливо. Переживал. Хоть бы теперь никто не встретился, не остановил, не помешал.
«Как же быть с деньгами? Спрятать дома? Но от кого? От Анны? Она от него не имела секретов. Кормила, обувала,
одевала. Да и чего бояться? Скажу, что забрал старый должок у приятеля. За невинную отсидку, мол, взыскал. Велю помалкивать о том», — думал Григорий, открывая дверь.
Бледная перепуганная насмерть женщина, увидев Григория, девчонкой на шее повисла:
— Родной мой! Жив. Целехонек. Где ж тебя всю ночь носило?
Войдя в комнату, велел запереть дверь. И, усадив перед собой Анну, Дядя впервые заговорил с нею уверенно:
— Должок я взыскал с одного прохвоста. Давний. Он мне с десяток лет был обязан. Теперь у нас куча денег. Вот гляди. Но о том молчок, толпе, сама знаешь, не объяснишь. Всякие слухи пойдут, — вытаскивал Дядя деньги.
Анна смотрела на них, на мужа, все больше бледнея, сжавшись в комок обиженным ребенком. Подбородок ее дрожал.
— Ты чего, дуреха?
— Гриш, ты брешешь. Не надо мне этого. Кто ж долги через десять лет возвращает? Да еще так много. Мне соседка трояк и то уж два месяца не отдает. Напоминать надоело. А тут — тыщи… Опять с ворами связался?
— Да ты что? — изумился Дядя простому, житейскому доводу, с каким никогда не приходилось сталкиваться.
— Не злись. У меня всю ночь душа была не на месте из-за тебя. Знаю, стряслось что-то. Да ты не скажешь. Дело твое, Гриша. Только хочется мне с тобой спокойно до смерти своей дожить. Чтоб не кричал ты во сне страшные слова.
— Прибери деньги, — угасла радость у Дяди.
Анна сложила пачки в наволочку, понесла в шифоньер.
— Туда не прячь. Фартовые, да и домушники, первым делом шкапы трясут. Там всегда все самое ценное, — вырвалось у Григория.
— Уже и этих нужно бояться? — дрогнула баба спиной.
— Я на всякий случай сказал.
— А куда их денем?
— Трать. Купи все, что надо.
— Мне тебя надо. И покой, чтоб ночами спать без страха. Другого не хочу.
— Что ж, по-твоему, я должен теперь пойти и отдать их обратно? Свое! — начинал злиться Дядя.
— Тебе видней…
Григорий молча попил чаю. Лег спать. А проснувшись, застал Анну в слезах.
— Что стряслось?
— Сегодня ночью… Учителем он моим был. Собирал старинные монеты всю жизнь. Пошел в гости к своему бывшему ученику, А его за это время обокрали. Он и повесился…
— Ну, а ты чего ревешь? Ты при чем? Может, этот, кто пригласил, навел на старика воров. Не знаю, чего было вешаться старику? — понял все Дядя.
— А ты у него не был?
— У кого?
— У учителя? Ведь именно сегодня его обворовали и ты деньги принес.
— Так у него же монеты! А я — деньги, купюры принес. Нет бы радовалась, так еще в следователи лезешь. Попрекаешь прошлым. Плохо то, что знаешь о нем. Верно, ничего вам, бабам, говорить нельзя, — обиделся Дядя.
— Прости, Гриш. А ведь и вправду, денег учитель никогда не имел. Все на коллекцию тратил. До копейки. От него из-за этого жена ушла. Так и остался он один под старость.
— Ну, а я при чем?
— Не обижайся. Ты и впрямь не при чем. Просто жаль человека. Об этом сейчас вся Оха говорит.