Иван Васильевич разом помолодел, посвежел. Он взял карандаш и как бы между делом черкнул на листке бумаги.
– Итак, вы утверждаете, что соболей получили от гражданина Варшулевича, вашего знакомого по временам жительства вашего во Пскове?
– Да, – сказал Игнатьев. В противоположность следователю он старел на глазах, покрывался рябью морщин.
– Адрес, – приказал Иван Васильевич.
– Что?
– Петроградский адрес этого вашего Варшулевича. Где он живет?
– Сейчас?
– Да, – кивнул Иван Васильевич. – Где сейчас проживает гражданин Варшулевич?
Игнатьев безнадежным тоном назвал адрес и скис, разглядывая углы комнаты.
Иван Васильевич потер руки.
– Дзюба! – кликнул он молодого сотрудника.
Тот явился на пороге, бодрый и румяный.
– Звали, Иван Васильевич?
– Ведите Крылова, – весело распорядился следователь. – И готовьте оперативную группу. Едем делать обыск.
И протянул бумажку с написанным на ней адресом.
На звонки и стук никто не отвечал. Квартира Варшулевича была заперта, так что пришлось аккуратно вскрыть дверь, прибегнув к отмычке.
Две комнаты здесь были нежилые и использовались как склад. В одной ночевали, но не вчера и даже не несколько дней назад, и там застоялся запах несвежего белья. Окна давно не открывались. На тумбочке из темного дерева лежала несвежая салфетка, связанная крючком, и на ней – несколько окурков.
Иван Васильевич прошелся по комнате, брезгливо поворошил смятое одеяло на узкой кровати. По всей квартире разносился грохот: люди в сапогах разбирали ящики, отодвигали мебель, выгребали содержимое кладовок. Но, невзирая на этот грохот, здесь по-прежнему висела удушливая тишина. Как будто где-то под кроватью притаился покойник.
Повинуясь мгновенному подозрению, Иван Васильевич заглянул под кровать.
Покойника там не обнаружилось. Из-под кровати глядели блестящие, совершенно не испуганные глаза.
– У вас чутье как у черта, – промолвил Варшулевич восхищенным тоном. – Я ж почти не дышал и точно не шевелился.
– Выйдите в прихожую, возьмите щетку и почиститесь, – велел Иван Васильевич. – А с вами там для порядку побудет товарищ Дзюба. Учтите, у него револьвер. И еще имейте в виду, что товарищ Дзюба – человек крайне жизнерадостный, то есть стреляет быстро и метко. Поэтому не размахивайте щеткой, когда будете снимать пыль. Делайте плавные движения.
– Учту, – сказал Варшулевич.
Когда он вернулся в спальню, там уже было открыто окно. Салфетка лежала на полу, а на тумбочке Иван Васильевич разложил бумаги и соболиные шкурки.
Войдя, Варшулевич сразу посмотрел на шкурки.
– Узнаете? – осведомился Иван Васильевич.
Варшулевич сморщился:
– Что вы хотите от меня услышать?
– Отвечайте правду, – предложил Иван Васильевич. – Это сбережет нам много времени.
Варшулевич пожал плечами.
– Мне это незачем – беречь ваше время, а моего у меня и так полным-полно.
– Вы узнаете соболя, Варшулевич?
– А с чего это вы взяли, что я – Варшулевич? – внезапно осведомился человек, обнаруженный под кроватью.
Иван Васильевич положил карандаш и посмотрел на своего собеседника с живейшим любопытством.
Тот пожал плечами.
– Видите? В УГРО всегда торопятся с выводами. Эдак и невиновного человека посадить недолго, не говоря уж о том, чтобы расстрелять.
– Что ж, вы меня убедили, – вздохнул Иван Васильевич, складывая бумаги. – Товарищ Дзюба, оставь здесь двоих сотрудников – пусть все соберут и запишут в протокол. Мы едем в участок. Будем допрашивать неизвестного. Очную ставку с другими задержанными сделаем. Может, опознает его кто-нибудь.
– Понял, – сказал товарищ Дзюба и, сняв кожаную фуражку, весело почесал бритый череп. Кобура при этом шевелилась на его боку, как живая.
Человек, задержанный на указанной Игнатьевым квартире, сказал:
– Погодите. Ну ладно, я – Варшулевич.
– Это вам еще придется доказать, – ответил Иван Васильевич. – Документы имеются?
– Да.
– Предъявите. – Он покосился на Дзюбу. – Только не спешите. Постарайтесь не вздрагивать.
– А кто тут вздрагивает? – пробурчал задержанный.
Он наклонился над одеялом, пошарил, вытащил мятый пиджак, из кармана пиджака извлек мятую бумажку, которую и протянул Ивану Васильевичу.
– Вот, нате.
Иван Васильевич разгладил бумажку. Это было удостоверение сотрудника псковской ЧК, выписанное на имя Варахасия Варшулевича. Удостоверение было настоящее и очень жеваное.
– Просрочено, – сказал Иван Васильевич. – Это ж когда было! А теперь что?
– Я до сих пор Варшулевич, – парировал Варшулевич. – Служил у вас.
– А теперь у кого служите? – поинтересовался Иван Васильевич мягким тоном.
– Да ни у кого… – Варшулевич вдруг сменил манеру, заговорил плачуще: – Пристали к честному человеку! Чека сокращали, стольких кадров на улицу выкинули. Что я, виноватый? У меня, может, происхождение подкачало, что я при трактире вырос, а меня разве спрашивали, при ком мне вырасти? Дядя Мокий кормил – и ладно. А может, он и вовсе не родной мне дядя? Теперь кто разберет? А они – «сокращение штатов».
– Вы работали во Пскове, в ЧК, и были сокращены? – уточнил Иван Васильевич.
– Я и говорю.
– Где вы взяли соболей?
– Каких соболей?
– Вот этих. – Иван Васильевич показал на шкурку, свисавшую с края тумбочки. – Где вы их взяли?
– А вы их где взяли? – спросил Варшулевич, засверкав глазами. – Сами к вам прибежали?
– Они нам позвонили по телефону, – сказал Иван Васильевич. – Из мехового магазина «Шубы Сандукеева».
Варшулевич молчал.
Дзюба опять с хрустом почесал голову, потом затрещал пальцами рук, потом потянулся и крякнул. Кожаная куртка Дзюбы дьявольски скрипела.
Варшулевич сказал:
– Я дал несколько шкурок своему старому приятелю по фамилии Игнатьев. Это он звонил?
– Нет, – ответил Иван Васильевич. – Позвольте, я обрисую вам ситуацию. В начале марта сего года на квартиру гражданина Богачева, известного в городе меховщика, человека весьма богатого, был совершен грабительский налет. Во время налета у Богачева было похищено мехов на сумму приблизительно в двадцать миллиардов. Налетчикам удалось скрыться.
– Ну да, ходили слухи, – протянул Варшулевич. – Кажется, даже в газете писали.
– Богачев, конечно, буржуй, – продолжал Иван Васильевич, – и вроде бы не должен иметь права на наше пролетарское сочувствие, однако ж он не то позабыл об этом, не то обнаглел свыше всякой меры и явился в УГРО с жалобой.
– Ну надо же, – сказал Варшулевич.
– Да, вообразите себе, гражданин Варшулевич, такой вот казус случился. Пришел к нам гражданин Богачев с жалобой и попросил отыскать меха. Нам, разумеется, очень не хотелось этого делать. Но, чтобы занять молодых сотрудников (а то они, знаете ли, очень много думают о женщинах), мы все же приняли решение и направили их ко всем петроградским меховщикам с заданием: рассказать всем и каждому о несчастье, которое постигло гражданина Богачева.
Товарищ Дзюба закурил, наполнив комнату удушливым запахом дрянной махорки. Ему абсолютно не интересен был рассказ Ивана Васильевича. Товарищ Дзюба и так знал, как дело было.
– Поэтому как только в магазине «Шубы Сандукеева» возникли граждане Игнатьев и Крылов с соболями неизвестного происхождения, – продолжал Иван Васильевич, – к нам поступил звонок. Последовало вполне закономерное задержание. Игнатьев назвал вас. А вы кого назовете? Учтите, Варшулевич, если вы не назовете никого, мы арестуем вас как налетчика, а это означает совершенно другой приговор.
– Можно подумать, за спекуляцию меня по голове погладят, – буркнул Варшулевич.
– Желаете расстрела? – спросил Иван Васильевич. И слегка повысил голос: – Откуда взяли соболей?
– Ленька Пантелеев дал, – сдался Варшулевич.
– Ленька Пантелеев? – переспросил Иван Васильевич с недоумением. – Кто такой Ленька Пантелеев?
В пивной «Бомбей» Юлию показали Леньку Пантелеева. Перед Ленькой стоял стакан с мутноватой жидкостью, но Ленька не пил. Зато пил второй человек, с ним бывший. Пил и с каждым глотком делался все трезвее. Время от времени он что-то говорил, а Ленька молча слушал.
Ленька выглядел как обыкновенный рабочий, и сосредоточенность его была как у рабочего, привыкшего внимательно следить за появлением на свет какой-нибудь детали из станка или, скажем, новой подметки из-под ножа. Заметив, что Юлий его рассматривает, Ленька кивнул ему, чтобы подошел.
Юлий приблизился, ощущая, как ладони у него становятся липкими.
– Меня искал? – поинтересовался Ленька.
– Если ты Пантелеев, то тебя, – не стал отпираться Юлий.
– Предположим, я Пантелеев. – Ленька рассматривал Юлия приветливо, даже весело. – А ты кто?
– Юлий Служка.
– Вот и познакомились, – вставил Ленькин спутник.
– Пить будешь? – спросил у Юлия Ленька.
– Не сегодня, – ответил Юлий.
– Дело твое, – беззлобно согласился Ленька. – Садись, посиди с нами просто так, всухую.
Юлий настороженно уселся.
– Ты с откуда? – продолжал расспросы Ленька.
– С Сортировочной, – представился Юлий.
– А ты не слишком хорош для Сортировочной? – чуть удивился Ленька.
– Оттуда не жаловались, – отозвался Юлий.
Ему, пожалуй, и хотелось бы сейчас выпить, но хотение это было исключительно рассудочное. Когда же мысль об алкоголе достигала телесного воспоминания, Юлия охватывала настоящая жуть.
Второй человек, бывший при Леньке, жестом показал, чтобы принесли еще стакан, проглотил плескавшуюся в нем жидкость и стал смотреть на Юлия так, словно в мыслях перебирал пальцами все его кишки.
– Ты, Корявый, сходи проветрись, – обратился к нему Ленька. – Заодно погляди там по сторонам, нет ли поблизости кого лишнего.
– Я один сюда пришел! – возмутился Юлий.
Ленька не обратил на это ни малейшего внимания. Коряв