Как чудесно зрелище, открываемое моим глазам!
И вдруг, в этот самый момент дверь резко и со стуком дёргается. Кто-то жмёт на ручку.
— Бл*дь… — тихо выдыхает Марина…
— Проклова!!! — раздаётся хриплый сердитый голос. — Ты чё закрылась⁈ Открывай!!!
— Вставай, быстро! — одними губами произносит она, мгновенно возвращая водолазку на место.
Она вскакивает с дивана, подхватывает мою рубашку и в один прыжок, как дикая кошка, подскакивает к боковой двери, ведущей в смежную комнату. Быстро и бесшумно открывает её и бросает рубашку туда.
— Бегом! — беззвучно командует она и тут же добавляет громко и чётко. — Иду, Аркадий Петрович!
Я влетаю в соседнюю комнату, притворяю дверь и прижимаюсь к ней спиной. У Марины раздаются шаги.
— Ты чего заперлась⁈ — недовольно спрашивает мужской голос.
— Да, вздремнула тут немного, не спала всю ночь. Прошу прощения.
— А-а-а, — тянет её начальник. — Понятно. Ничего, закончим это дело, выспишься.
— Конечно, товарищ подполковник.
— Мне этого Хана нужно закрыть, как можно скорее, Марина.
— Я понимаю, Аркадий…
— Херово ты понимаешь! — повышает он голос. — Если мы этого не сделаем, вылетим, как пробки с тобой. Без права на дальнейшую работу в органах. Это большая политика, и нам нужно не дать себя размазать, вот и всё. А губернатор нас размажет, у него замминистра кум. И что они там мутят, нас не касается, но мы должны это задание выполнить. Выполним, значит, будем в шоколаде. Не выполним — замучаемся дерьмо ложкой хлебать.
— А вы выяснили, что есть у прокуратуры? — спрашивает Марина.
Голос её звучит несколько напряжённо. Видать, не слишком она рада, что я слышу их разговор.
— Марина! Ну ты, как ребёнок! Прокурорские там все на корню куплены тем же Ханом и его крышей. На прокуратуру надежды никакой! Выяснил, да. Они уже выбрали кого-то на роль козла отпущения. Будут на него вешать этого Каратаева.
Блин! Каратаев — это же Русик…
— Тело нашли. Им это тело, конечно, как удавка на шее, но у них уже есть подозреваемый. Вроде вместе с жертвой был той ночью.
— Как фамилия не знаете? — спрашивает Марина.
— Нет, не знаю. Но зато я другое знаю. Нам надо действовать как можно быстрее! У тебя есть что-то?
— Есть. Готовлю срочную операцию. Сегодня будет игра в катране у Хана. Большая, с хорошими ставками. Одного из игроков Хан захочет наказать. Будет ли покушаться на убийство, я не знаю, но он его похитит.
— Почему это?
— Я спланировала со своим агентом, он не из органов, штатский, Хан его давно знает. Мой информатор. Мы простроили такую линию поведения, что Хан обязательно захочет его наказать.
— Ты уверена?
— Зная его, да. На сто процентов.
— И что у нас будет, похищение?
— Похищение. Пока. А потом мы его расколем и с Каратаевым. Хан у нас и по другим делам проходит.
— Похищение, конечно, лучше, чем ничего, но нам надо подготовить материалы по убийству. Стопроцентные. Такие, что нельзя оспорить. Чтобы человек посмотрел и кивнул. Дал отмашку. Тогда Хану конец.
— Мне только его взять, а там уж я его расколю, — уверенно говорит Марина.
— Смотри, чтобы всё шито-крыто, чтоб никто и не заподозрил даже, что он у тебя, ясно?
— Мне спецназ нужен. СОБР не годится, сами понимаете, сразу информация дальше пойдёт.
— Порешаю, — твёрдо чеканит Аркадий Петрович.
Интересное кино получается. Выходит, что Марина явно в обход УПК действует. Проводит параллельное расследование. И поэтому вопрос со спецназом становится очень важным. Где они возьмут людей, если не хотят светиться в своём ведомстве? Или это не проблема? Корпоративная взаимопомощь и всё такое…
И ещё один вопрос. Тоже важный. Очень даже. Кто этот козёл отпущения, которого выбрала прокуратура?
Наверное, рыжий. Его уже дёргали на допрос, и он был страшно злым после этого. Но… он в ночь на второе мая с Русиком никуда не ходил, насколько я знаю… В отличие от Ромы… Блин…
Я прокручиваю эти мысли, когда подхожу к дому. Ладно. Сейчас всё лишнее надо из головы выбросить и как следует выспаться. Утро вечера мудренее. Ну, то есть наоборот. Играть надо идти в любом случае. Мы уже всё наметили. Ну, а с Ханом… Марина пообещала. Всё мне по полочкам разложила. Хоть сексом и не скрепила в этот раз, но она тоже заинтересована в результате. Не менее моего…
Главное сейчас, не накручивать себя. Выспаться и на свежую голову обо всём ещё раз подумать…
Я подхожу к подъезду и уже тяну на себя дверь, когда слышу, как сзади подъезжает автомобиль. Хлопают дверки, выходят люди… Я оборачиваюсь. Милицейский «Уазик». В мою сторону идут два сотрудника.
— Гражданин Миронов?
— Э-э-э…
Да, я ж Миронов, вроде…
— Лейтенант Стройнов. Пройдёмте с нами, пожалуйста.
— А в чём, собственно, дело?
— Мы доставим вас на допрос в прокуратуру Центрального района. Вот повестка. Тише-тише… Спокойно. Любимов, ну-ка браслетики защёлкни.
16. Остынь, а…
Меня запихивают в «бобик» и… И всё.
— А зачем наручники? — спокойно спрашиваю я, пытаясь установить вербальный контакт.
Лейтёха поворачивается, окидывает меня взглядом и, ничего мне не ответив, командует:
— Поехали.
И мы едем. На милицейской машине. Шикарно. Если не принимать во внимание, что я сижу в отделении для преступников, в собачатнике то есть. Сижу и смотрю на окружающий мир через оконце в задней двери.
Замечаю бабку, которую вчера допрашивала Ирина. Или позавчера? Что-то в этой кутерьме я уже не соображаю, что и когда произошло. Бабка провожает нас долгим пристальным взглядом, а мы выезжаем со двора.
Выезжаем на проспект. Полукруглое здание с толстенькими буквами «Мир» усеяно афишами. Это старый кинотеатр. Его в двухтысячных переделают в дом культуры. А сейчас он выглядит вполне себе современно.
— На «Робокоп 3», ходил? — спрашивает водила, кивая в сторону афиши.
— Куда? — удивляется лейтёха. — В кино что ли? Я видик смотрю. Нахера мне в кино ходить? Не смотрел ещё, но кассету взял. И «Скалолаза» взял. Завтра у меня выходной, вот и посмотрю. Тоже со Сталлоне. Видел «Скалолаза»?
— Нет, дашь посмотреть потом?
— Да что там смотреть? — усмехаюсь я. — Не спасёт он девчонку свою. Сорвётся в пропасть. Песец, пацаны…
— Ты нахера!!! — возмущённо восклицает водитель.
— А вы нахера мне браслеты защёлкнули? — парирую я. — Я вам Ганнибал Лектор что ли? За это сейчас вообще все фильмы на год вперёд перескажу, чтоб вам смотреть нечего было.
— Э, хорош, мужик! — протестует водитель. — Чё за дела вообще? Мы тебя отметелим за такие штучки!
— А как с вами ещё, — качаю я головой…
— Ну зачем… — качает головой плешивый и не очень опрятный следак в штатском, кивая на наручники.
В кабинет меня вводят уже местные, прокурорские.
— Давайте-давайте, снимите, — шевелит он влажными и блестящими, похожими на дождевых червей, губами и поправляет очки с толстыми стёклами. — Присаживайтесь, молодой человек. Вот здесь. Да-да, здесь.
Я усаживаюсь напротив него, к полированному приставному столику и потираю запястья. Обстановка казённая — белые стены, несгораемый шкаф, довольное лицо вечно пьяного президента на стене. А ещё графин с гранёными стаканами и пыльные шторы.
— Паспорт есть у вас?
— Паспорт у меня дома, — отвечаю я. — При задержании никто не спрашивал, кстати.
— Да это не задержание, вы что! — делает огромные глаза следователь. — Милиция, что с них взять! Но вы не обижайтесь, опера, они же привыкли рубить гордиевы узлы. Или гордеевы? Как правильно-то?
— Гордиевы, — отвечаю я, просекая все эти «психологические» приёмчики и попытки типа задружиться и стать своим в доску.
— Хорошо, — вздыхает он. — Гордиевы. Ладно, давайте тогда поговорим. Я, кстати, Олег Олегович Писутин.
Он склоняется к столу, берёт шариковую ручку и начинает быстро писать. Писутин — писать, в Питере — пить…
— Итак, — произносит он, не поднимая головы. — Фамилия, имя, отчество, дата рождения, прописка…
Я справляюсь со всем, кроме прописки.
— Недавно переехал, — объясняю я. — С девушкой сняли квартиру… Адрес не запомнил ещё…
— Хорошо-хорошо, это всего лишь формальность. Адрес-то у меня записан, да только не в этом же дело, правда? Вообще, прописку у нас отменили.
— Точно! — соглашаюсь я.
— Точно-преточно… — кивает он. — Именно, так. Некоторые, видите, пытаются увиливать или изменять информацию. Но это никогда ничем хорошим не кончается. Всегда, просто в ста процентах, мы своего добиваемся. Так что надо сразу, с самого начала, с самого первого вопроса говорить чистую правду… Ну, это я так, просто к слову пришлось… Чтобы, знаете, взаимное доверие… Без доверия нам никак. Это самое главное.
Я киваю, демонстрируя полное единомыслие с этим человеком.
— Хорошо, — кивает он, — Хорошо. Очень хорошо… Ладно. Где работаете?
Я отвечаю.
— Ох, до чего же интересная работа, да? — поднимает он голову. — Азарт, взлёты и падения, победы и поражения, правда?
— Можно так сказать, — киваю я.
— Конечно! А как иначе. Только так. Нравится работа?
— Знаете, работа — это всегда работа. Даже если и нравится, приходится преодолевать себя, бороться с однообразием, с рутиной, другими явлениями. Вот вам нравится ваша работа?
— Мне? — удивляется он. — Пожалуй, что да. Иначе, чем ещё объяснить, что я сижу здесь за мизерную зарплату? Это не работа, а предназначение, наверное… Да у нас тут весело бывает, даже и не представляете.
Он начинает смеяться, но глаза остаются холодными. Прощупывает подходы. На вид он такой… чуть ли не простофиля, но своё не упустит. Надо ухо востро держать…
— Ладно, Роман Александрович, — говорит следак, отсмеявшись. — У меня к вам буквально пара вопросиков будет про вашего близкого друга.
— Давайте, — благосклонно соглашаюсь я.
— Где вы были в ночь с первого на второе мая?
— У девушки, — не задумываясь отвечаю я.