— В хорошего человека почему не выстрелить, — ответил я. И убрал пистолет в перчаточный ящик.
Не забрал его Стельбов. Не забрал.
Никто не догонял, никто не ехал навстречу. Мы молчим, только мотор урчит.
Доехали до поворота на Сосновку.
— Едем в город, — опять начал командовать Стельбов.
— Если вас поджидают, то как раз у города, — возразил я. — Едем домой, там вы сможете вызвать хоть роту милиции. И в Москву позвонить.
— В Москву?
— Ну, я не знаю, как там у вас положено. Но покушение на первого секретаря обкома — дело союзного значения, мне так думается.
Доехали до поселка. У ворот охраняемой территории нас никто не встретил. Пришлось выйти. Охранник дремал в будке. Хоть живой, а то всякие мысли приходят.
Разбудил невежливо.
Нет, расслабились все, распустились. Не верят в плохое. А оно рядом, на расстоянии вытянутой руки, плохое.
— Девочки идут со мной, — не терпящим возражения тоном сказал Стельбов.
А я опять поперёк:
— У вас опасно, Андрей Николаевич. А у меня — нет. Кому нужен Чижик? Они же не в «ЗИМ» врезались, а в «Чайку». Если идёт охота, то за вами.
— У меня охрана.
— Это от хулиганья охрана. А не от… не знаю, от кого. Девочки, заблокируйте двери. Если что — уезжайте в город.
Ни девочки, ни Стельбов спорить не стали. Может, просто устали.
Я вышел из машины, не забыв пистолет. Лиса села на мое место.
— Я вас провожу, — сказал Стельбову.
Он промолчал.
Мы прошли к стельбовской даче. Хорошо быть соседями, не близко, не далеко.
Стельбов нажал кнопку звонка.
Через минуту открылась дверь.
— Вы, Андрей Николаевич? Я вашей машины не услышал. Заходите, заходите.
— Всё в порядке, Паша? — спросил Стельбов.
— Да, конечно.
— Тогда, Миша, ступайте. Отдыхайте. Я к вам утром зайду.
И я пошёл отдыхать.
А пистолет-то Стельбов у меня опять не забрал.
Вернулся к «ЗИМу», позвал девочек:
— Пора и нам — домой. Баиньки. У нас тихо и покойно.
Лиса поставила машину в гараж чётко, аккуратно. Нервы в порядке.
— Что это было, Чижик? — спросила Ольга, когда мы перевели дух.
— Сами видели. Дорожное происшествие со смертельными исходами.
— Но ты вел себя так, словно…
— Словно это покушение, — закончила Лиса.
— Таков протокол. Любое происшествие с политиками, особенно с крупными политиками, следует трактовать как покушение, пока не будет доказано обратное. Муаммар в этом разбирается, уж поверьте. Всегда лучше перебдеть, чем недобдеть.
— Павел в доме?
— И Павел, и Пелагея. За Андрея Николаевича не волнуйтесь. Он в безопасности, — заверил я.
И в самом деле, через десять минут к воротам дачи Стельбова подъехали две «Волги». Подкрепление — полдюжины вооруженных автоматами людей в военной, не милицейской, форме. Павел впустил одного. Посмотрел в нашу сторону и махнул рукой, мол, не бойтесь, это свои.
А я и не боялся.
Отошёл от окна.
— Идите спать.
— А ты?
— А я тут, на диване. Вдруг будут какие вопросы у милиции, и вообще…
— Это не милиция, — девочки тоже смотрели в окно.
— Тем более.
И они пошли в спальню. А я — на диван гостиной. Хороший диван. Большой. Немецкая работа.
Время к трём. А в три часа… Нет, я свыкся с собственными странностями, и теперь воспринимаю их спокойнее, чем прежде. Ну, призраки являются, ну, видения — мало ли что кому является. Главное — помалкивать и не подавать виду. Ломоносову было видение, Гамлету, императору Павлу — это те, о которых мы знаем. Менделееву его знаменитая таблица во сне явилась — и что плохого?
В окне я не только автоматчиков увидел, но и Колю Васина, студента нашего института. Учиться вместе нам не довелось — сразу повезли на картошку, там он и погиб. А теперь является в виде Духа Места. Охраняет мой дом. Ясно, что это какая-то уловка моего мозга, и только, но что вижу, то вижу. Коля тоже мне помахал рукой: любимый город может спать спокойно.
А в три пополуночи я снова увидел любимый город в огне. Снится во сне, снится и наяву: Черноземск наш горит и сгорает. Не сейчас, потом, не скоро. Но сгорает. И я вместе с ним. Такой вот кошмар. Наяву, правда, переносится куда легче, потому я стараюсь проснуться до трёх. Или, как сегодня, вовсе не засыпать. Тоже, думаю, игры подсознания. Тысячи ядерных бомб там, тысячи ядерных бомб здесь, а если в первом акте на стене висит ружье, ближе к финалу оно может и выстрелить. Удивительно не то, что мне этот кошмар снится, удивительно, что он другим не снится.
Или снится? Тому же Брежневу? Да и Никсону тож?
Ладно. То большая политика, а мне до большой политики далеко. Когда птичка вздыхает, глядя на луну, она лишь расточает цветы своей селезёнки. Восточная мудрость, вычитанная в книге.
Даже если я стану чемпионом мира, большая политика ближе не станет. Немало у нас чемпионов — Ботвинник, Смыслов, Таль, Петросян, Спасский, Карпов, даже Фишер. Много ли у них влияния в мировом, так сказать, масштабе? Даже в шахматах они мало что решают. Решал Батуринский, решает Миколчук, потом будет кто-нибудь ещё. Судьбу гроссмейстеров решают третьеразрядники. Да и председатель Шахматной федерации СССР — должность третьеразрядная, как наглядно показал Стельбов. За столом мое место там, где велит хозяин. Как у пуделя. Обыкновенно не за, а под столом, но если хозяин в духе, может и приблизить к себе, дать вкусненький кусочек и милостиво потрепать по холке.
Нет. Я так не согласен. Тем более, что за столом не всё спокойно. Покушением это было, нет, но внутривидовую, в данном случае внутрипартийную борьбу никто не отменял. Спросите у Хрущева. А если можете вызывать духов — то начните со Свердлова, Троцкого, Зиновьева, Бухарина, Каменева, Кирова, Берия — несть им числа.
В три пятнадцать я выпил полстаканчика боржома, опять выглянул в окно — и лёг спать.
Спал долго и покойно. Смутные сны выветрились, едва открыл глаза. Однако! Десять утра! С минутами!
На кухне девочки с Верой Борисовной готовили легкую закуску.
Очень мило.
Я взял «Спидолу», послушать мир. Нет, я не ждал, что происшествие с «Чайкой» попадёт в новости.
Но и другого не ждал.
«По сообщению осведомленных кругов вчера в двадцать два часа в Москве произошла серия взрывов. Известно по меньшей мере о трех инцидентах — в вагоне поезда метро, у продовольственного магазина и в кинотеатре. Имеются многочисленные жертвы» — сказал диктор Би-Би-Си.
Переключился на «Маяк».
«Все хорошо, прекрасная маркиза!» — пели Леонид и Эдит Утесовы.
Дракон, спящий на дне моря, шевельнулся.
И мне пора.
Пятая часть закончена. Шестую начну в будущем году.