Дальше дорога пересекала неглубокую речушку, через которую был перекинут не пригодный для движения, наполовину разрушенный мост. За переправой пошла хорошо укатанная грунтовка, с обеих сторон зажатая уже ставшими привычными нам дувалами. Только в центре стали попадаться двух-трехэтажные, явно европейского типа, здания. Улочки Меймене, несмотря на их тесноту, были наполнены праздной суетой, криками зазывал и торговцев. Горожане, духанщики, дехкане, сарбозы – все пестроцветье лиц и одежд азиатского города высыпало на улицы, чтобы насытиться редким зрелищем. По дороге в основном попадались мужчины и мальчишки, только изредка из-за дувала или с крыши нет-нет да выглянет курчавая женская головка, жадно зыркнет глазами и тут же спрячется за цветастую накидку – паранджу.
В центре не было свободной полоски земли, где бы ни приткнулся духан, влекущий покупателя самым разнообразным ассортиментом товаров. Вдоль обшарпанных стен караван-сараев, пристроившись кто на корточках прямо в пыли, а кто и на ярких ковриках, восседали седобородые старцы, равнодушно глядя на грохочущую колонну и что-то лениво обсуждая. Особенно поразил всех настоящий средневековый базар, который проплывал мимо нас, словно в захватывающем историческом фильме. Казалось, что вот-вот с протяжным скрипом раскроются главные городские ворота и из них выступит важно шествующая процессия луноликого шаха из сказок Шехерезады, с обязательными по такому случаю скороходами, стражниками и рослыми рабами, без усилия несшими на могучих плечах золоченые носилки с самим «солнцеподобным». Но створки ворот мертвы, только, как и сотни лет назад, жив азиатский базар с его невообразимым гомоном, сотканным, словно многоцветный афганский ковер, из льстивых посулов ретивых зазывал и жадных духанщиков, торга экономных и привередливых покупателей, препирательств мальчишек, мешающихся под ногами, и, конечно же, не умолкающего ни на минуту рева ослов и верблюдов. С его невообразимыми по разнообразию товаров духанами, где довольно мирно уживаются сахаристые лакомства и цветастые календари, электронные часы с микрокалькулятором и средневековая бронзовая лампа, японский двухкассетник и паранджа, таблетки против курения и сигареты, начиненные «травкой». С его несовместимыми мерами веса – от стандартной фунтовой гирьки и электронных весов до совсем нестандартной груды камней, с помощью которой взвешиваются продукты, материя и даже дрова.
За то короткое время, что машина осторожно двигалась меж моря голов заполнивших базар, я хотел увидеть все, что возможно было увидеть, так все здесь было необычно и удивительно. Но больше всего хотелось понять отношение, которое питают к нам афганцы. В глазах многих из них читались любопытство и страх, хотя кое-кто бросал на нас и ненавидящие взгляды. Только мальчишки сновали вокруг машин, своими криками и красноречивыми жестами выражая неподдельный восторг.
– Шурави, шурави! Цигаретт, цигаретт! – кричали они, цепляясь за борта боевых машин.
Раздобрившись, солдаты направо и налево сорили сигаретами, которые тут же исчезали в карманах шустрой ребятни. С криком и шумом поделив сигареты, щедро разбрасываемые с одной машины, они бежали к следующей, и все повторялось сначала.
Вскоре показалась окраина города, и дорога запетляла по просторной долине. Колонна остановилась на широкой и длинной плотно утрамбованной площадке. Это была взлетно-посадочная полоса аэродрома провинциального центра.
– К машине! – скомандовал начальник ММГ, и изо всех люков, как горох, сыпанули засидевшиеся в машинах бойцы. На пропыленных уставших лицах солдат и офицеров угадывалась неприкрытая радость от того, что наконец-то окончен такой непродолжительный и такой длинный путь.
Через час после прибытия территория военной базы была разбита на сектора, и вскоре, словно по мановению волшебной палочки, среди пустыря возник палаточный городок. Несмотря на усталость, без дела не сидел никто. Одни разгружали транспортные машины, другие торопливо рыли окопы – солнце уже склонялось к горизонту и еще неизвестно, какую встречу приготовили нам боевики, третьи, установив палатки, расстилали внутри брезент, обживали их. Не чурались физического труда и офицеры, и потому дело спорилось.
В темноте мы в основном закончили оборонительный рубеж, и вовремя: с дальних сопок по лагерю была открыта беспорядочная стрельба. Первыми на нее откликнулись армейцы, прибывшие в долину раньше и успевшие пристрелять близлежащие сопки, с которых и велся огонь. Они начали палить в ответ из всех видов оружия. Вскоре не выдержали и наши посты, без команды поливая из автоматов близлежащие сады и виноградники. С большим трудом удалось утихомирить боевое охранение, для которого огонь моджахедов никакой опасности из-за большой дистанции не представлял. У десантников же стрельба только усилилась, в дело включились гаубицы и танковые пушки. Под этот разноголосый грохот мы и заснули.
Глава IV
14 января 1982 г. Провинция Фарьяб. Пригород Меймене
Мы проснулись от назойливого, протяжного крика, доносящегося из соседнего кишлака. Явно прошедший через мощный усилитель, голос муэдзина призывал правоверных к утреннему намазу. А за плексигласовым окошечком палатки только-только забрезжил рассвет. Рождался первый день нашего пребывания на афганской земле. В лучах восходящего солнца город Меймене открылся уже в несколько ином, чем накануне, виде. На фоне горных вершин монументом во славу ислама выделялась внушительных размеров мечеть, увенчанная зеленым куполом. Серой занозой, упирающейся в голубой утренний небосвод, торчала высокая остроносая башня минарета. На окраине провинциального центра замерла в ожидании пополнения мрачная старинная крепость, служащая тюрьмой. Среди прилепившихся друг к другу глинобитных строений виднелись несколько обшарпанных многоэтажных коттеджей. Только белеющий на возвышении в центре города дом губернатора, окруженный сосновым парком, казался единственно светлым пятном в этом обесцвеченном временем городском ландшафте.
Город Меймене – административный центр провинции Фарьяб.
Провинция Фарьяб расположена на северо-западе Демократической Республики Афганистан, занимает территорию в 21,3 тыс. кв. км, которую населяет 510 тыс. человек. Основное население провинции: узбеки – 48%; таджики – 22,6%; пуштуны – 13,2%; туркмены – 13%; арабы – 3%. Здесь проживает также незначительное количество хазарейцев, киргизов, казахов, татар, джоги, таймени.
В административном отношении провинция разделена на шесть улусволи[6]: Андхой, Даулятабад, Тагобширин, Кайсар, Пуштункут, Бельчераг – и четыре алекадари: Ханчарбаг, Карамколь, Намусо, Альмор.
Основное занятие населения – сельское хозяйство, в котором трудится 85% населения, проживающего в провинции.
Зона земледелия находится в условиях сухого, жаркого климата. В летний период с саура по акраб (с мая по октябрь) дождей практически не выпадает, поэтому жизненно важное значение приобретает орошение земель. Культурный слой земли в основном состоит из лессовых пород.
Крестьянскими хозяйствами выращиваются в основном такие культуры, как пшеница, ячмень, горох, конопля, хлопок, виноград-кишмиш, грецкие орехи, арбузы и дыни. Причем имеется возможность снимать урожай зерновых культур два раза в год, но из-за отсутствия развитой системы орошения эта возможность не реализуется. После Саурской революции в провинции начала проводиться широкомасштабная земельно-водная реформа. Ко второй половине 1362 г. (1983 г.) 15 064 крестьянских хозяйств имели паспорта на владение 255 407 джарибами земли[7].
По данным кооперативного отдела провинциального управления сельского хозяйства (модериате-зироат), урожайность зерновых культур, выращиваемых в провинции, довольно высока. Каждый посеянный сир пшеницы дает, в зависимости от погодных условий, 15–20 сиров зерна нового урожая, что составляет 25–55 центнеров зерна с гектара. При благоприятных погодных условиях средняя крестьянская семья может обеспечить себя хлебом одного урожая на три года. А весь север Афганистана: провинции Кундуз, Балх, Саманган, Фарьяб – способен поставить достаточное количество хлеба для всей страны.
Не менее важное значение для населения провинции имеет скотоводство. По данным прошлых лет, в крестьянских хозяйствах содержалось около 1 млн 800 тыс. голов скота.
Основная доля крестьян ведет единоличное хозяйство, но после Саурской революции в провинции проводилась работа по созданию сельскохозяйственных кооперативов из числа крестьян, имевших или получивших землю во время проведения земельно-водной реформы.
Ко второму этапу революции насчитывалось 102 таких кооператива. К настоящему времени большая их часть находится на территории, контролируемой душманами. Фактически действующих осталось 41. Уменьшился и размер помощи, оказываемой государством. Если в 1358 г. (1979 г.) кооперативам был выделен кредит в размере 12 млн афгани, продано 8 тракторов, передано 12 плугов, то в 1361 г. (1982 г.) кооперативам было продано 19 тонн семенной пшеницы по государственной цене. В 1362 г. (1983 г.) Министерством сельского хозяйства Афганистана обещана помощь в размере 400 т зерна и предприняты меры для поставки минеральных удобрений.
Создаваемые кооперативы общей материальной базы не имеют. Для вступления в кооператив крестьянам достаточно уплатить вступительный взнос. Кроме сельскохозяйственных кооперативов в городе Меймене создано пять кооперативов типа «Истахлоки» для продажи товаров, поступающих от государства, по твердым ценам. В настоящее время управлением кооперативов предпринимается меры по созданию кооперативов подобного типа в городе Андхое. Кроме этого, в городе Меймене создан также один кооператив по изготовлению мебели и один женский кооператив по производству ковров.