таточно отказаться от туннеля под Ла-Маншем, чтобы сохранить островную сущность, которой уже нет. Им хорошо известно и то, что Империя как политическое и экономическое единство – это всего лишь мертворожденная утопия, и, следовательно, они не могут уповать на свое внеевропейское могущество и относиться безучастно к немецким победам на континенте. Австралия, Канада и Южная Африка далеко, и у них хватает своих проблем. Три Доминиона будут заняты японским взрывом в Тихом океане и восстанием в Индии, которые произойдут затем, и англичане пойдут на сближение с США. Они создадут блок с единственным крупным белым государством имеющим тихоокеанское побережье, над которым, как и над ними, висит прямая угроза азиатского вторжения. И, с другой стороны, именно резкое возвыше-[170]ние Японии станет, без сомнения, детонатором мирового конфликта, лишь отголоском которого будет конфликт европейский.
Италия хорошо знает, что, пойдя вместе с Германией, она оказалась бы в положении полного ничтожества рядом со своим партнером по борьбе на следующий же день после победы. Все это разумеется само собой, и меня интересует совсем другое.
Посмотрим в другую сторону! Что делает Польша? Она выступает против Германии. Вы в этом уверены? Я ставлю этот вопрос, поскольку смотрю дальше.
В самом деле, а что же делает Россия? Находясь в состоянии войны с Японией, она все же выступает против Германии. Дело в том, что Германия (гитлеровская или нет) представляет для России гораздо большую опасность, чем любое другое человеческое сообщество. Германия для России является, помимо прочего, великим соседом, техническое превосходство которого не преодолено. И потом, между полусоциализмом немецких фашистов и полуфашизмом русских коммунистов существует такая же глухая «семейная» неприязнь, какая существовала между империализмом Романовых и империализмом Гогенцоллернов и Габсбургов. С обеих сторон – одна и та же глубоко национальная база и, сверх того, одно и то же стремление облагодетельствовать человечество. Что и ведет к войне.
Россия, вопреки нынешним впечатлениям, будет беречь силы для этой войны или, по крайней мере, не будет привлекать их в полном объеме к обороне старых форпостов царизма на Дальнем Востоке. Советская Россия не повторит промаха царизма. Она не бросит все свои хрупкие силы на другую сторону Транссибирской магистрали для новой колониальной войны. Вопреки требованиям своей политики престижа (политика широкомасштабной пропаганды всегда, в конечном счете, оказывается всего лишь политикой престижа и в Китае, и вообще в колониальном мире) можно предположить, что советская Россия окажется достаточной хозяйкой своей судьбы, для того чтобы еще и с этой стороны поддерживать оборонительную позицию, которая к тому же будет облегчена для нее США. Когда японцы займут островную провинцию, Россия ограничится ведением войны на тыловых рубежах в Сибири.
Итак, Россия выступает против Германии. Но что дальше? Тут-то я вас и жду. За или против Германии выступит Польша, Россия ее оккупирует. И вот в чем выразится важнейшее свойство новой мировой войны. Как друг или как враг, но Россия оккупирует Польшу и все граничащие с ней младославянские страны, а также страны Балтии. Россия оккупирует Румынию, Польшу и Эстонию. Во всех этих странах будут провозглашены советы – захочет этого Москва или нет. При необходимости местные коммунисты подчинят себе русских генералов и комиссаров. Русское преобладание кажется вероятным, поскольку Польша, как нам известно, присоединила слишком большую часть территории в 1918 году. Вся пограничная с Россией часть Польши, с севера на юг и далеко в глубину населена украинской, белорусской и литовской народностями, которые уже проникнуты национализмом. Этот национализм, разумеется, угрожает как Польше, так и России. Но Россия с ее искусной национальной политикой, сколь угодно слабая в промышленном и военном плане, но обладающая взрывной силой своей молодежи, найдет там благоприятную почву для наступательных и оборонительных действий. Но, несомненно, с еще большей легкостью она займет Румынию. И как далеко она продвинется оттуда на Балканы и в Центральную Европу? А дальше? Тут же намечается серия последствий, которые дойдут до самых глубин Европы и перевернут европейскую ситуацию. Причем последствия вызовет одно предчувствие этого события, они не будут ждать самого его наступления.
1) Польша и Румыния готовы сблизиться с Германией. Буржуа Восточной Европы предпочтут немецкую оккупацию, так как она будет фашистской, русскому завоеванию, так как оно было бы коммунистическим.
2) Можно предвидеть, что если разразится война, то у Германии хватит сил по меньшей мере на то же и, несомненно, на большее, чем то, что она сделала в 1914 году. Она не сможет, по причинам, о которых я говорил, защищать всю польскую территорию и тем более румынскую. Кроме того, она с благословением примет (как я писал в книге «Европа против Отечеств» еще в 1930 году) Версальский Договор, который приберег для нее буферные государства на пути славянско-коммунистического вала. Но в тех пунктах, где защита этого Договора окажется трудной, в глазах всей европейской буржуазии она выставит себя преградой перед коммунистической угрозой.
Здесь вновь последствия будут вызваны предчувствием факта, а не самим фактом. И эти последствия будут выражаться отныне в возникновении германофильских фашистских партий по всей Европе и даже во Франции.
Какие убеждения у людей сильнее – общественные или национальные? Это мы вскоре узнаем. Ибо, таким образом, предстоящая европейская война будет с гораздо большей определенностью, чем предыдущая, войной общественной и одновременно интернациональной. Последняя война уже была, вопреки всему, войной режимов. Результаты, доказывающие это, налицо: демократические режимы Запада разрушили старые аристократические и монархические режимы центральной Европы. Габсбурги и Гогенцоллерны со своими феодальными свитами являются, наряду с Романовыми, очевидными жертвами 1914 года. Немногим лучше, вопреки поверхностной видимости, положение Савойской династии.
Но в следующий раз нас ожидает рукопашная схватка между фашизмом и коммунизмом.
Требования войны заставят буржуа Запада, втянутых в борьбу между антидемократическим правительством России и антидемократическим правительством Берлина, сбросить демократическую оболочку.
Но этого недостаточно. Ради чего они оставят демократию, – чтобы стать русофилами и, следовательно, коммунистами, или чтобы стать фашистами и, следовательно, германофилами? Ибо, в конце концов, если буржуа Запада – победители Германии, то победителями будут и русские; буржуазные армии Запада встретятся в центре Германии с красными армиями, насаждающими на своем пути Советы.
Очевидно, что они нападут на них. Но будут ли они еще способны на это? Не будут ли они истощены? Кто кого из союзников заразит – Париж или Москва? Не следовало ли, чтобы насытить энтузиазмом национальные силы во Франции, Бельгии, Швейцарии, Англии, подольститься к коммунистическим группировкам, которые станут необходимой им закваской?
Стремясь довести до конца национальную войну с Германией, французские буржуа рискуют потерять в ней смысл своего существования.
Не станет ли Запад коммунистическим из ненависти к Германии?
Эта гипотеза не фантастична. Ибо, повторимся, приглядитесь к тому, что произойдет в случае победы «союзников». Французская армия должна будет победить Красную армию, усиленную огромной волной, собранной во всей Восточной Европе и даже в Германии. Будет ли у нее время вновь сплотить разбитые немецкие силы, которые еще не успели стать коммунистическими? И не заметит ли она в своих собственных войсках, особенно среди цветных, когда во всем мусульманском мире поднимется вал возмущения, опасной перемены?
Слишком рискованной может оказаться в итоге игра против немецкого фашизма, завязанная ныне французскими буржуа в союзе с русскими коммунистами. Этот риск увеличивается вместе с шансами на победу. Это ни больше ни меньше, как завоевание Европы русским коммунизмом, в том числе, завоевание Франции и Англии.
Не отступят ли французские буржуа перед этим риском, как отступают буржуа польские, которые вчера, в первую же минуту гитлеровского террора, подписывали договор с Россией, а сейчас сближаются с Германией?
Но если французы отступят перед этим риском, не подвергнутся ли они другому?
Если они боятся втягиваться в ужасную войну, в которой после долгих поражений им, совершенно истощенным, останется единственный выход – стать коммунистами, – то стоит ли им спешить в немецкий альянс? Стоит ли им отбрасывать все свои традиции, пережитки, союзные договоры, с трудом достигнутые или поддерживаемые, ради испытания возможности совместного франко-германского владения Европой, Африкой и частью Азии?
Опасность быть задушенными союзниками-немцами представляется более близкой, сам ужас этого сближения представляется более ощутимым, чем русская опасность.
Быть может, я преувеличиваю опасность, которая грозит Франции при сближении с Германией? Однако это сближение не может быть не чем иным, как циничным союзом двух империалистических режимов, которые сбрасывают маску и с пренебрежением смотрят на весь остальной, падший к их ногам мир. Ибо если бы в этом альянсе уделялась доля Англии и Италии, что будто бы предлагают сделать гитлеровцы, чем бы отличалось такое многостороннее соглашение от Женевского? Если франко-немецкий альянс и значит что-то для гитлеровцев, то это раздел мира наподобие римского, и ничего больше. Чтобы дать выход исступлению немецких революционеров, необходимости действовать, которая терзает Гитлера, как терзала она Наполеона III, нужно, чтобы союзник – Франция или Италия – предоставил им необъятное поле деятельности, дал безвозмездный аванс. Это поле Германия может найти только на Востоке со стороны России, пройдя сквозь утробу младославян.
Рано или поздно самый могущественный союзник, лучше всех вскормленный выгодами альянса, – и это будет Германия – повернется против самого слабого союзника, ненавистного всем, кого он предал. Август против Антония. Поэтому вряд ли можно предполагать перемену позиции Запада в пользу Германии до начала военных действий. Этот переворот может оказаться возможным лишь в ходе военных действий, если Германия потерпит неудачу на Востоке. Альянс Берлин – Париж слишком опасен для Парижа. Париж смирился бы с ним лишь в том случае, если бы у дверей Берлина стояла Красная армия. Тогда Париж повернулся бы против своего сегодняшнего союзника.