— Отставить разговоры! — сказал Нечаев. Ему и самому не нравился такой способ поиска затаившихся диверсантов, но что же поделаешь? Другого способа и впрямь не было. — Смотрим по сторонам! Наблюдаем! Фиксируем!
…Вскоре они обратили внимание на один подозрительный дом. Почему он показался подозрительным? Тут скорее дело было в интуиции. Интуиция — великая вещь, особенно когда ты — боец стреляный и опытный. А Нечаев и трое его солдат были именно такими — стреляными и опытными. Они воевали вот уже четвертый год кряду, вместе отступали до самой Москвы, вместе обороняли Москву, затем гнали немцев на запад и догнали на данный момент до этого польского городка, который назывался Травники. И сколько же лиха они вытерпели за эти годы, сколько раз смерть смотрела им глаза и стояла у их изголовья! Тут уж хочешь или не хочешь, а наберешься опыта и интуицию разовьешь.
На первый взгляд дом был как дом, но в доме светились окошки, и в одном из них на миг отодвинулась занавеска, и в окне возник силуэт одного человека, а затем второго. Оба они вглядывались в то, что творилось на улице. А по улице шли четверо солдат. Их почти не было видно, они скорее угадывались, но если присмотреться… И, как только они углядели, а может, просто почувствовали приближающихся советских солдат, тотчас же в доме произошло движение. Занавеска на окне судорожно задернулась, в доме мелькнули тени, причем теней было не две, а, кажется, три или даже четыре, а затем свет в оконце погас.
Это было неправильно и опрометчиво — всматриваться в ночную улицу, когда в доме горит свет, для этого свет надо было бы потушить, тогда те, кто на улице, не заметили бы ничего подозрительного. Но случилось так, как случилось.
— Лейтенант, глянь вон на тот дом, — вполголоса произнес один из бойцов.
— Уже глянул, — также вполголоса ответил Нечаев. — Кажется, там не очень хотят нас видеть…
— Мне тоже так кажется, — ответил боец.
— Вперед к дому! — дал команду Нечаев. — Ты и ты — под окна! Ты — со мной! Для начала вежливо постучимся в двери. А там — по обстоятельствам… Да не торчите напротив двери и окон! Прижимайтесь к стенам!
— Прижмемся, как к любимой женщине! — отозвался кто-то из бойцов.
На стук в дверь никто не ответил. Тогда Нечаев грохнул кулаком в дверь, и за дверью что-то зашуршало.
— Кто там ест? — спросили из-за дверей по-польски. Голос был женский.
— Комендантский патруль, — ответил Нечаев по-русски.
— Для чего? — спросила женщина.
— Проверка документов, — сказал Нечаев. — Вы нарушили распоряжение коменданта.
Женщина за дверью какое-то время молчала, затем по-польски ответила, что ничего она не нарушала, она дома одна, и она боится открывать двери среди ночи кому бы то ни было, даже если это советские солдаты. Пусть панове солдаты приходят завтра, когда будет светло. Женщина никуда не уйдет из дома, она их будет ждать.
— Откройте! — настойчиво повторил Нечаев. — Иначе — выломаем дверь. Имеем право!
И для пущей убедительности Нечаев грохнул в дверь сапогом. Он ударил — и тотчас же откуда-то из глубины дома раздались выстрелы. Вначале несколько одиночных выстрелов — в дверь стреляли из пистолета, и, судя по звукам выстрелов, это был немецкий «вальтер». Нечаев и его подчиненные прекрасно умели угадывать по звукам, из какого оружия стреляют.
Едва Нечаев и боец, который был с ним, успели прижаться к стене, чтобы не угодить под пули, из дома раздались автоматные очереди. На этот раз стреляли из немецкого автомата — звук был вполне угадываемый. Пули отрывали от дверей крупные щепки и с визгом уносились в темень. Причем стреляли не только по двери, но и по окнам.
Понятно, что бойцы имели полное основание и право стрелять в ответ, но как стрелять, когда в доме женщина? Конечно, эта неведомая женщина вполне могла оказаться фашистской диверсанткой. Ну а вдруг она обычная мирная жительница, а те, кто сейчас стреляет из дома, взяли ее в заложники? Стрелять по мирной женщине у бойцов не было никакого права. В любом случае это было бы преступлением. Со стороны улицы, на которую выходили окна, тоже не было слышно ответных выстрелов. Там были тоже советские бойцы, и они также понимали, что стрелять внутрь дома, пока не выяснятся все обстоятельства, нельзя.
— Ах ты ж оказия! — со злостью произнес Нечаев. — И нужно стрелять, и при этом никак нельзя! Ну-ка, прикрывай меня, ежели что! А я — наугад по-саратовски!
Нечаев выждал момент, когда пальба из дома на миг прекратилась, разогнался и, держа в руках автомат, изо всех сил всем телом грянулся о дверь. Он, конечно, рисковал — в любой момент из-за двери вновь могли раздаться выстрелы, и тогда Нечаеву некуда было бы деться, он не смог бы ни уклониться, ни укрыться от смертоносных пуль. Возможно, в сложившейся ситуации было и еще какое-то решение, но Нечаев его не видел. Да и когда было искать такое решение, если оно и впрямь существовало? Времени для раздумий не было, в доме были враги, и их нужно было обезвредить любым способом. А все прочее — второстепенно…
Нечаев был парнем рослым и крепким. Дверь от его могучего удара подалась, она упала внутрь дома, и вместе с нею туда же упал и сам Нечаев. Тотчас же из недр дома раздались пистолетные выстрелы и автоматная очередь, но все пули прошли мимо Нечаева, лишь одна оцарапала ему лицо.
Нечаев стремительно перекатился на другое место — вглубь дома. И тотчас же выпустил из автомата несколько коротких очередей. Теперь он видел и понимал, куда ему нужно стрелять. Он целился в сторону вспышек выстрелов. Очереди, выпущенные Нечаевым, кажется, были удачными — в доме кто-то вскрикнул от боли, и это был явно мужской голос. Тотчас же откуда-то сзади от Нечаева раздался стрекот еще одного автомата — это, конечно же, стрелял напарник Нечаева. Кроме того, бойцы снаружи саданули прикладами автоматов по стеклам, и они со звоном посыпались, а затем в дом через окна ввалились два солдата.
Завязалась рукопашная схватка, хотя кто с кем сражался, определить было сложно. Нечаев вскочил и тоже кинулся в гущу драки, изо всех сил пытаясь в темноте и тесноте отыскать врага. Ему это удалось, поскольку враг сам бросился на него. Блеснуло лезвие ножа — Нечаев выставил руку, пытаясь уберечься от смертоносного лезвия. Ему это удалось, лезвие лишь располосовало ему рукав гимнастерки, но до тела так и не добралось. В тот же миг враг с глухим придыханием рухнул на пол — кто-то ударил его по голове чем-то тяжелым.
Послышался топот и крики: «Товарищ лейтенант, это свои!» Тотчас же в дом, светя фонарями, ворвались несколько бойцов. Это было соседнее звено: бойцы, услышав выстрелы, бросились на выручку. С их помощью рукопашная схватка завершилась быстро, и притом полной победой советских бойцов. Во всяком случае, никто в темноте дома больше не стрелял, не кричал и не кидался в драку.
— Фух! — устало выдохнул Нечаев. — Зажгите кто-нибудь свет. Будем разбираться.
Электричества не было, оно подавалось в дома лишь днем, и то на короткое время. А сейчас была ночь. Кто-то из солдат отыскал и зажег керосиновую лампу. В ее неровном, мигающем свете стала видна вся картина битвы.
— Все живы? — перво-наперво спросил Нечаев у своих бойцов.
Оказалось, что живы все, лишь тот боец, который прикрывал Нечаева, был ранен в плечо. Был изранен и сам Нечаев, но по большому счету это были не серьезные раны, а царапины.
— Вот и славно, — усмехнулся Нечаев.
И бойцы стали осматривать место побоища. Сделать это было несложно — дом был не таким уж и большим. На полу лежали трое мертвых мужчин. Еще один мужчина был ранен, но, судя по всему, не слишком сильно, так как он пребывал в сознании и, прислонившись к стене, с испугом смотрел на советских солдат.
— Так… — сказал Нечаев. — Тут где-то была еще женщина. Что-то ее не видать…
Стали искать женщину и вскоре ее нашли. Она оказалась в дальней комнате, забилась в угол и сидела там. Молодая, красивая…
— Вставай, панночка, — сказал ей один из бойцов. — Уже все кончилось…
Но женщина, судя по всему, пребывала в шоковом состоянии. Едва боец дотронулся до нее, она еще больше вжалась в угол и отчаянно заверещала.
— Ну что ты будешь делать с этими бабами! — растерянно произнес боец. — Товарищ лейтенант, разбирайтесь с ней сами! Я в этом деле не специалист!
Нечаев взял лампу и подошел к женщине. Он поставил лампу на пол рядом с нею и сам тоже уселся на пол рядом. Через какое-то время женщина стала приходить в себя и посмотрела на Нечаева осмысленным взглядом. И даже что-то сказала ему по-польски. Нечаев с трудом понял, о чем женщина говорит. Она говорила, что ни в чем не виновата, что она все расскажет пану офицеру, то есть Нечаеву, и он должен ее понять и пощадить.
— Да, конечно, — улыбнулся Нечаев. — Не бойтесь, панночка, все будет хорошо. Если вы невиновны, кто же станет вас винить понапрасну? Мы, советские солдаты, — люди справедливые. Мы воюем только с врагами. С вооруженными врагами, которые стреляют в нас. А не с женщинами… А пока что ты вставай. Вот, давай я тебе помогу. Все равно нужно ехать, даже если ты ни в чем и не виновата. Там разберутся…
Примерно по такому же сценарию проходили облавы и в других городских районах. Далеко не везде бойцам удавалось напасть на укрытие затаившихся диверсантов, в большинстве домов не было никаких подозрительных квартирантов, там жили обыкновенные, утомленные войной люди, которые не оказывали солдатам никакого неповиновения. В общем и целом лишь в четырех домах бойцам удалось выявить затаившихся диверсантов.
Хотя, конечно, никто доподлинно не знал, что это именно диверсанты, возможно, это был кто-то другой. Допустим, бывшие охранники лагеря, которые по каким-то причинам не успели уйти дальше на запад. Или еще кто-нибудь… Но, как бы то ни было, эти люди во всех четырех случаях оказывали советским бойцам вооруженное сопротивление, и каждый такой дом приходилось брать приступом, со стрельбой и даже с рукопашными схватками. А где стрельба и рукопашные схватки, там и смерть. Четверо советских бойцов погибли, еще семь человек были ранены. Улов между тем оказался не таким и большим — всего восемь предполагаемых диверсантов, взятых живьем. Примерно столько же было убито.