— Вы вот что поймите, пани Анна! — опять заговорил Семен. — Вооруженное сопротивление и диверсантские дела — это преступление. Это страшное преступление. И за него полагается такая же страшная кара. И если вы по-прежнему будете молчать и разглядывать стенку, то так все и случится! Доказательств вашей вины у нас хватает. Вы предоставили свое жилище вооруженным бандитам, которые оказали нашим солдатам сопротивление. За это по законам военного времени полагается… ну, я даже и не скажу, что полагается именно вам. Во всяком случае, ничего хорошего. Перечеркнете вы свою молодую жизнь собственной рукой! Но если вы пойдете с нами на сотрудничество, тогда другое дело! Мы ценим тех, кто помогает нам бороться с бандитами и прочей фашистской нечистью. Тогда, может статься, и наказания-то никакого для вас не будет. Просто запуталась молодая женщина, а затем чистосердечно раскаялась. Со всяким может такое случиться. А уж с молодыми женщинами тем более. Ну так как? Будет откровенный разговор или не будет?
— А что бы вы сделали на моем месте, пан офицер? — Женщина оторвалась от созерцания стены и в упор взглянула на Семена.
— На своем месте вы находитесь сами, — вздохнул Семен. — А я нахожусь на своем месте.
Женщина по-прежнему молчала, глядя в стену.
И тут ему на выручку пришла переводчица, которая все время переводила их разговор на польский язык и русский.
— А можно я сама поговорю с ней? — неожиданно предложила она.
— Это как же? — не понял Грицай.
— Ну, один на один, без вашего участия, — пояснила переводчица. — На нашем, на женском языке…
— Гм! — задумался Семен. — Значит, на женском языке…
— Ну да, — сказала переводчица. — Она вас боится, оттого и не говорит. Еще немного, и она упадет в обморок. И что тогда?
— Вот только дамских обмороков мне и не хватало! — проворчал Семен. Он решительно не знал, как ему быть в такой ситуации. Может, и вправду пускай они поговорят между собой на их женском языке? А вдруг из этого что-нибудь да получится?
— Вы хоть понимаете, что вам нужно будет у нее спрашивать?
— Разберусь — после ваших убедительных речей. — По губам переводчицы пробежала легкая улыбка. — Ну так вы позволите?
— Позволяю, — не слишком уверенно произнес Семен. — Почему бы и не попробовать?..
— А тогда оставьте нас, — сказала переводчица. — Когда будет надо, я вас позову.
— Ну… — сказал Семен. — Если что, я буду тут, неподалеку.
Никто не звал Семена обратно почти целый час. Наконец из помещения, где велся женский разговор по душам, вышла переводчица.
— Все в порядке, — сказала Ткачишина.
— А именно? — осторожно уточнил Грицай.
— Она все рассказала.
— Так уж и все? — не поверил Грицай.
— Может, и не все, — согласилась переводчица. — Но главное рассказала.
— И что же именно?
…Во-первых, имя женщины и впрямь было Анна Вуйчик. А во-вторых, она действительно была связана с фашистской разведкой. При немцах Анна Вуйчик работала в офицерском кафе официанткой. Кафе находилось в Травниках. Понятно, что просто так, с улицы, в такое заведение было не попасть. Чтобы стать официанткой, Анне пришлось выдержать серьезную проверку. И, понятное дело, она постоянно была у фашистов на виду. Иначе говоря, под их неусыпным присмотром.
Вероятно, фашистская разведка строила относительно Анны Вуйчик какие-то планы, выжидая лишь момента, чтобы взять Анну в оборот. Так и случилось. Когда всем стало понятно, что скоро немцам придется уходить из Травников, Анну доставили в концлагерь, располагавшийся на окраине города. Понятно, что женщина упала духом, посчитав, что ее арестовали.
Но оказалось, что об аресте речи не идет. Наоборот, Анну здесь встретили с подчеркнутой вежливостью, можно даже сказать — галантно. Беседовал с ней сам Карл Унке — комендант лагеря. Он предложил женщине сотрудничество с фашистской разведкой. Анна напрямую не отказала — она прекрасно понимала, чем для нее может закончиться отказ. Она лишь спросила, что должна будет делать, и осторожно выразила сомнение — справится ли. Карл Унке ее заверил, что она непременно справится, потому что ничего особенного ей делать не придется. Анна проживала в городе одна, ни мужа, ни детей, ни каких-либо иных родственников у нее не было. Проживала она в своем доме, который достался ей в наследство от умерших родителей. Так вот она должна будет на какое-то время поселить у себя в доме нескольких человек. Только и всего. Это тихие, вежливые люди, которые не сделают Анне ничего дурного. Это Карл Унке гарантирует.
Но оказалось, что это еще не все. Таинственные квартиранты — это была лишь первая часть предполагаемого сотрудничества Анны Вуйчик с фашистской разведкой. А была еще и вторая часть. И она, как поняла Анна, была куда как сложнее и опаснее, чем первая часть.
Суть была такова. После того как немцы уйдут из Травников, в городе останется некий подпольный центр. Возглавлять этот центр будет лично Карл Унке. Анна должна будет стать связником между центром и боевиками, разбросанными по всему городу и даже где-то в окрестных лесах. Она должна будет передавать боевикам всевозможные приказы и распоряжения, исходящие из центра. То есть приказы и распоряжения самого Карла Унке. Нет, лично с ним она встречаться не будет, фрейлейн Анна должна понимать, что это опасно. Она будет встречаться с неким посредником, который и будет передавать приказы, исходящие от Карла Унке. А уж фрейлейн Анна такие приказы будет доводить до боевиков. Вот и все. В общем, ничего сложного, и фрейлейн Анна прекрасно справится с таким заданием.
О, конечно же не бесплатно! Если Анна проявит должное усердие и хорошо себя зарекомендует, ей регулярно будет выплачиваться определенная сумма. Деньги ей будет передавать тот самый посредник.
Буквально на следующий день к Анне домой пришел некий мужчина. Он назвал пароль и сообщил, что он и есть тот самый посредник. Это был мужчина средних лет, внешность — малоприметная, одежда — тоже. Не поляк, потому что по-польски он говорил с акцентом, но и не немец. Скорее всего, русский. Почему именно русский? На этот вопрос Анна внятно ответить не могла. Во всяком случае, ей так показалось, что посредник русский.
Посредник сказал Анне, чтобы она звала его Унтер. Вскоре он ушел, сказав напоследок, что придет еще, когда в том возникнет необходимость.
А на следующий день (точнее сказать, следующей ночью) к Анне явились четверо мужчин — те самые постояльцы, о которых говорил Карл Унке. Пришли они с оружием, чему Анна, собственно, и не удивилась. Это были молчаливые, осторожные и, как показалось Анне, пугливые люди. Они почти безвылазно сидели в дальней комнате, и если выходили из нее, то лишь по ночам. Они вручили Анне приличную сумму, сказав, что на эти деньги она должна их кормить. Это было по-своему логичным, ведь неизвестно было, сколько времени постояльцы проведут в доме Анны.
Кем они были, эти постояльцы, Анна не знает, потому что она с ними почти не общалась, да и сами они с нею не откровенничали. Единственное, что можно сказать наверняка, — это не немцы. Скорее всего, они бывшие узники лагеря. А теперь, стало быть, фашистские диверсанты.
Добыть еду, причем сразу на четверых мужчин, в Травниках было непросто даже при наличии денег. Голодно было в городе и пусто. Выручали окрестные селяне, изредка привозившие на городской рынок выращенные на своих огородах овощи. Тем Анна и кормила своих постояльцев.
Есть ли в городе другие связные вроде нее — этого Анна не знала. Но, должно быть, есть, потому что город большой, а кроме того, кто-то из подпольщиков таился еще и в окрестных лесах. Неужто одна Анна в случае чего могла бы обежать их всех? Конечно нет. Значит, есть и другие такие же, как и она. Всех их по логике должен знать посредник, тот самый Унтер, но где его искать, она не знает.
Как так получилось, что советские солдаты нагрянули в ее дом? Отчасти она сама в этом виновата. Тем вечером она возвращалась домой поздно, задержалась на рынке и узнала из сплетен, что в городе намечается облава. Русские солдаты будут искать каких-то врагов. Фашистов, попросту говоря, которые, оказывается, не ушли вместе со своими дальше на запад, а затаились в Травниках и окрестностях, чтобы взрывать, стрелять и убивать.
Встревоженная такими новостями, Анна поспешила домой и рассказала своим постояльцам о предполагаемой ночной облаве. Постояльцы по этому случаю тоже встревожились. Они приготовили оружие и приникли к окнам, высматривая, не появятся ли русские солдаты. И русские солдаты появились. А дальше все понятно…
— Ну как, справилась я с делом? — спросила Ткачишина, едва заметно улыбаясь.
— На все сто! — искренне ответил Грицай. — Конечно, дамочку еще нужно будет проверять и перепроверять — не напутала ли она чего или, скажем, сознательно не утаила. Но в общем и целом… — И Семен прищелкнул пальцами.
— Она спрашивала у меня, что с ней будет, — сказала переводчица. — Само собой, я ничего ей не ответила, поскольку этого не знаю.
— Об этом я побеседую с ней сам, — сказал Грицай.
— Я могу быть свободна? — спросила переводчица.
— Вам так не терпится поскорее от нас уйти? — улыбнулся Семен.
— Я переводчик при штабе, — сказала Ткачишина.
— Понятное дело, что при штабе, — согласился Семен. — Да вот только тут такое дело… Помимо этой дамочки, у нас имеются в запасе еще несколько личностей. Те самые диверсанты, которых мы выловили минувшей ночью. Думаю, что очень скоро доставят и других таких же. Подозреваю, что все они тоже не понимают русского языка! И что нам тогда делать? Так что без вашей помощи нам никак не обойтись, хотите вы того или не хотите. А в штабе подождут.
— Понятно, — после короткого молчания произнесла переводчица и вновь едва заметно улыбнулась: — А вы уверены, что поймаете всех этих диверсантов, связников и прочих?
— Уверен, — сказал Грицай. — Я не уверен в том, что завтра буду жив, а вот в том, что мы всю эту публику выловим, — вот в этом я убежден.