И Татьяна пришла в себя. Возможно, из-за отчаянного «помогай», а может быть, из-за крепких слов — это, в общем, было не так и важно. Татьяна вспомнила, что у нее есть пистолет — его ей на всякий случай дал Васильев. И вот сейчас этот случай наступил. Татьяна судорожно сунула руку в карман и вытащила пистолет. Она не очень понимала, что ей теперь делать, она действовала так, как ей подсказывала первая пришедшая к ней мысль, и даже не мысль, а некое побуждение. Татьяна нервно, ломая ногти, сняла пистолет с предохранителя, изловчившись, поднесла его к уху мужчины и выстрелила. Не в самого мужчину, конечно, а рядом с его ухом.
Семен, вероятно, ожидал выстрел, и потому его звук не произвел на него никакого действия. А вот подозрительный мужчина выстрела явно не ожидал. От неожиданности он вздрогнул, ослабил хватку, и этого оказалось Семену достаточно. Он нанес противнику сильный удар кулаком в висок, и тот потерял сознание и обмяк.
Семен вскочил и первым делом связал противнику руки — ремень для этой цели у него был с собой. Затем он обшарил карманы поверженного противника и нашел там пистолет. Семен хмыкнул, потер ладонью лицо и с усмешкой взглянул на Татьяну. Она стояла, держа пистолет в руке, и, кажется, не понимала, что ей делать дальше.
— Молодец, переводчица, — все так же улыбаясь, сказал Семен. — Объявляю тебе благодарность за своевременные и правильные действия. Это ты правильно сообразила — стрельнуть у него над самым ухом. Тут-то он и дернулся, а уж дальше — все было просто… Ты настоящий герой.
И только после этих слов Татьяна, похоже, окончательно пришла в себя. Все было правильно, как оно и надо: враг — повержен, Семен — жив.
— Зови других, — сказал Семен. — Тут у нас работы непочатый край. Домик, мне сдается, дюже интересный. Так что — зови.
— Как? — шмыгая носом, спросила Татьяна.
— Да все так же. Выйди во двор и стрельни пару раз из пистолета, — пояснил Семен. — Они услышат и прибегут. А я пока приведу в чувство этого красавца.
— Ага, — закивала Татьяна.
Она вышла во двор, и вскоре со двора раздались два пистолетных выстрела.
— Вот, я выстрелила, — доложила она, вернувшись в дом.
— Я слышал, — улыбнулся Семен. — Скоро ребята примчатся… Ну, просыпайся, герой невидимого фронта! — Эти слова были обращены к подозрительному мужчине. — Да и побеседуем по душам.
Семен похлопал мужчину по щекам, затем пальцами зажал ему нос. Тот дернулся, всхрапнул и открыл глаза.
— С добрым утром, — сказал Семен. — И как спалось? Что виделось во сне?
Мужчина ничего не ответил, повел глазами, пошевелил руками. Вернее, попытался ими шевельнуть, но руки крепко были связаны.
— И не надейся, и не проси, — ухмыльнулся Грицай. — Все равно не развяжу. Потому что ты себя плохо ведешь. Вот когда ты будешь вести себя хорошо, тогда другое дело.
Больше Семен ничего не успел сказать, потому что во дворе раздался топот бегущих людей. Вскоре в дом вломился Васильев, за ним — Кожемякин и Толстиков, последним — Коломейцев.
— Что тут у вас? — выдохнул Васильев.
— Так, ничего, — лениво ответил Грицай. — Побарахтались немножко… Ну, нас-то было двое, а он один. — Семен указал на связанного мужчину. — Одолеть вдвоем одного — штука нехитрая. Вот, принимайте подарок в упакованном виде.
— А… — Васильев хотел сказать еще что-то, но не сказал. Он окинул взглядом валявшуюся мебель, затем посмотрел на Татьяну, по-прежнему державшую в руках пистолет, покрутил головой и махнул рукой. — Ладно… В доме больше никого нет?
— Никого, — ответил Грицай. — А то бы выскочили этому дядечке на подмогу. Но, я так думаю, кое-какие пиратские богатства в избушке все же присутствуют. Быть того не может, чтобы в таком доме да без пиратских кладов. Поискать бы надо…
— Поищем, — сказал Васильев.
Он подошел к связанному мужчине, целую минуту смотрел на него оценивающим взглядом, затем сказал:
— Сам расскажешь о себе или как?
— Вы кто? — прохрипел мужчина.
— А то ты не догадываешься! — хмыкнул Васильев. — Ну, так что же, будешь говорить?
— Нечего мне говорить, — угрюмо ответил пленник. — Вы ошиблись. Я мирный человек. Там, — он кивнул в сторону висевшего на стене шкафчика, — мои документы. Можете проверить. Я Зигмунд Заец. Поляк.
— Поляк, а так складно говоришь по-русски! — сказал Егор Толстиков. — И где же ты так научился русскому языку?
— Воевал вместе с русскими против фашистов, — сказал мужчина. — Там и научился.
— Ну да? — не поверил Грицай. — Так ты, оказывается, еще и герой! Что ж ты бросился на меня с пистолетом, герой? На меня и на эту женщину?
— Кто же знал, кто вы такие? Время сейчас смутное. Всякие ходят… А пистолет у меня с фронта…
— Командир, — поморщился Грицай, взглянув на Васильева, — некогда нам слушать басни этого героя. Давай-ка предъявим его для опознания.
Васильев сделал знак стоявшему в стороне Коломейцеву. Иван подошел к мужчине.
— Это он и есть, — сказал Коломейцев. — Тот самый унтер из лагеря. От которого мы с Мачеем дали деру. Через прореху в стене сортира. Ты припоминаешь такой факт в твоей биографии? — Коломейцев усмехнулся.
— Ошибаешься, — злобно произнес мужчина. — Никакой я не унтер. Все ты врешь.
— Цыть! — прикрикнул на Унтера Грицай. — Как видишь, твоя личность нам известна. Так что можешь и не сознаваться. Тебе же хуже.
— Оружие в доме есть? — спросил у пленника Васильев. — Патроны, взрывчатка?..
— Нет, — не сразу ответил Унтер.
— А если найдем? — прищурился Васильев.
— Ищите, если хотите. — Пленник отвел взгляд в сторону.
— Что ж, мы не гордые, можем и поискать, — сказал Васильев.
Он взглянул на Татьяну, она все так же стояла поодаль с пистолетом в руке.
— Как ты себя чувствуешь? — спросил он, осторожно взял у нее пистолет и поставил его на предохранитель.
— Уже нормально, — сказала она.
— Вот и хорошо, — кивнул Васильев. — Ты уж извини, что все так получилось…
— Что получилось? — Татьяна внимательно взглянула на Васильева.
— Ну, что сунули тебя в эту кутерьму. Подвергли твою жизнь риску. Да ведь кто же знал, что оно так случится?
— Все ведь закончилось хорошо, — слабо улыбнулась Татьяна. — И потом — война…
— Да, война, — повторил Васильев. — Она, зараза, для всех война… Ты вот что. Ты покарауль этого человека. — Он указал на пленника и протянул женщине пистолет. — И не бойся, он связанный. А мы пока пошарим по закромам.
…Поиски по закромам дали неплохие результаты. Десять автоматов, восемь карабинов, два пулемета, двенадцать пистолетов, патроны к ним. Все — немецкое, смазанное, готовое к тому, чтобы из него стрелять в любую минуту. Кроме того, смершевцы обнаружили много взрывчатки, два десятка противопехотных мин и даже переносную, совсем новую, немецкую рацию.
— Наверно, все это добро ты тоже приволок с фронта? — с усмешкой спросил Грицай у пленника. — Запасливый ты мужик, как я погляжу! Рачительный! Должно быть, кулацкого звания?
— Ладно, — махнул рукой Васильев. — Надо бы раздобыть транспорт — на себе все это добро не утащишь. Да и других дел у нас хватает. Чую, выходим на финишную прямую.
Глава 15
Двух женщин, с которыми общался Унтер в ту ночь, когда за ним следил Коломейцев, взяли в тот же вечер. Здесь обошлось без эксцессов. Обе женщины, судя по всему, никак не ожидали ареста и потому не сопротивлялись, когда в их жилища явились смершевцы вместе с солдатами. Да и как женщина может сопротивляться такому количеству мужчин? Они даже не спросили, за что их арестовывают, они были напуганы…
Обыск в их домах ничего не дал: не нашли ни оружия, ни каких-либо иных подозрительных предметов. Ну да этого и следовало ожидать. И Васильев, и трое его подчиненных предполагали, что у этих женщин особая роль в той разветвленной подпольной сети, которую в Травниках оставили после себя фашисты.
Была уже глухая ночь, но никто из смершевцев не спал, спать было некогда. Не спала и переводчица, у нее тоже хватало дел. Нужно было допрашивать задержанных женщин, а они, судя по всему, русского языка не знали.
Вначале решили допросить обеих женщин, а уже потом взяться за Унтера. У смершевцев имелось к Унтеру множество самых разных вопросов, и главный из таких вопросов — где прячется Фукс и как к нему подобраться.
Ни одна, ни другая женщина особо ничего не скрывали и даже не пытались ничего скрыть. Было видно, что их втянули в это дело какими-то хитрыми и коварными способами помимо их воли. А дело и впрямь представлялось скверным и опасным для обеих женщин. Они отвечали на вопросы подробно, не понадобилось даже разговора на «женском» языке. Правда, Татьяна Ткачишина при допросе присутствовала, но исключительно как переводчик.
— Меня зовут Зофья Ковальчик, — сказала одна из женщин. — Это мое настоящее имя. Хотя по документам я — Агнешка Прасоловска. Но это — ненастоящие документы, фальшивые.
— Их вам сделал Карл Унке? — спросил Васильев.
— Да, да, — закивала Зофья Ковальчик. — Карл Унке. Фукс…
— Как вы познакомились с Карлом Унке?
— Он сам нашел меня, — не сразу ответила женщина. Было отчетливо видно, что каждое правдивое слово дается ей с трудом. — Вернее, его люди. Я была капо в лагере Будзынь, что под Красником. Капо в женском бараке. Вы знаете, кто такой капо?
— Знаем, — кивнул Васильев.
— А лагерь Будзынь под Красником тоже знаете?
— Слышали…
— Меня доставили из того лагеря сюда, в Травники. Я не понимала, зачем меня доставили. Но Карл Унке объяснил. Он хотел, чтобы я поселилась в этом городе. Чтобы я была связной в подполье. Когда немцы уходили, они оставили здесь своих людей. Я не могла отказаться, потому что Карл Унке пригрозил, что всем расскажет, что я была капо. И, когда придет Красная армия, меня расстреляют… Скажите, меня расстреляют? Я не хотела, Карл Унке меня заставил…
— Расскажете нам всю правду — не расстреляют, — заверил Васильев. — Наверно, вас будут судить. Но вы останетесь живы.