Подозрительный мужчина упал на пол. Грицай подскочил к нему, готовый выстрелить еще, но во втором выстреле надобности не было.
— Готов, — хищно оскалив зубы, произнес Семен. — Сейчас будем разбираться, что это за гусь!
Четверо посетителей пивной кинулись к выходу. Но там их остановили Кожемякин и Толстиков. Нужно было проверить, кто эти посетители, ведь вполне могло оказаться, что они пособники убитого. Но они не были никакими пособниками, это были заезжие селяне, завернувшие в кнайпу выпить пива. После проверки они, испуганно оглядываясь, припустились бежать.
— Через полчаса о том, что случилось в пивной, будет знать весь базар, — сказал Васильев. — Егор, позови Коломейцева. Может, на наше счастье, он признает в этом гусе Фукса. А мы пока его осмотрим.
Осмотр дал потрясающие результаты. Во-первых, при убитом был найден широкий кожаный пояс с чем-то тяжелым. Когда пояс разрезали, из него посыпались монеты и разноцветные камешки.
— Вот оно, то самое золотишко! — сказал Грицай. — Да как много! Богатую жизнь намеревался прожить убиенный!
Во-вторых, при убитом оказался еще один пистолет. Как и первый, он был с глушителем. В-третьих, на убитом был парик. На это взвинченный до самой крайней степени Грицай также выдал комментарий:
— Спрашивается, зачем тебе парик, если ты ни от кого не скрываешься? А вот если скрываешься, то тут, конечно, другое дело. Тут паричок может и пригодиться. Получается — замаскированным был наш красавец.
Ну и, в-четвертых, на левой руке убитого, чуть выше локтя, четко виднелась татуировка, обозначающая группу крови.
— Э, да он ко всему еще и эсэсовец! — прокомментировал Грицай. — А если все сложить один к одному, то получается — это Фукс! Это ж надо, как нам подфартило!
То, что убитый и есть Фукс, подтвердил и Коломейцев.
— Он. Точно он. Хотя и постаревший. Я его, наверно, узнал бы среди миллионов людей. Это… Карл Унке. Фукс.
— Вот и ладно, — выдохнул Васильев. — Одно мне непонятно — что делать с такой уймой золота? Куда его девать?
— Отдадим начальству, — махнул рукой Грицай. — Пускай оно разбирается с этими побрякушками.
Эпилог
Дивизия, которой командовал Черняк, уходила из Травников. За окнами слышались голоса, стучали колеса, ревели моторы, скрежетали гусеницы. Словом, все было так же, как и во множестве других освобожденных городов. Те же самые звуки, та же самая суета…
Васильев, Грицай, Кожемякин и Толстиков прощались с переводчицей, Татьяной Ткачишиной. Прощались наспех, на долгое прощание времени не было.
— Спасибо тебе за помощь, — сказал Васильев. — Если бы не ты, то возиться бы нам и возиться со всеми этими дамочками. Не умеем мы правильно говорить с женским полом, не обучены. Потому что молодые мы…
— Берегите себя, — сказала Татьяна.
— И ты себя тоже береги, — сказал Грицай.
На том и расстались. Много чего осталось невысказанного, да ведь всего и не выскажешь. Особенно когда на это нет времени. А еще когда ты молод и у тебя не хватает житейского опыта, чтобы правильно общаться с женским полом.
Дивизия уходила, а четверо смершевцев оставались в польском городе Травники. Здесь у них было еще много работы. Нужно было разобраться со всеми плененными фашистскими подпольщиками, помочь коменданту Крынкину выловить оставшихся диверсантов. Ну и, конечно, до конца разобраться с Коломейцевым, Сычом и Башмаком. В том, что они перед советской властью были невиновны, а просто так сложились обстоятельства, из которых эти три человека, как могли, попытались выбраться с честью, было понятно. Но все это нужно было еще аргументировать и доказать. Словом, работа предстояла немалая.
Ну а затем вся четверка должна будет отправиться вдогонку за ушедшей дивизией. А что будет дальше — неизвестно. Дальше будет видно. Война-то пока не закончилась.
— Ну и с чего начнем? — Васильев оглядел свое войско.
— С вопроса, — ответил Грицай. — Может, кто-то мне напомнит, когда мы спали в последний раз? А то что-то я стал на это дело забывчивым…
— И то правда, — улыбнулся Васильев. — Не мешало бы выспаться. А все остальное подождет.
— Вот это дело! — Грицай, выражая радость, потер руки. — Это правильные слова!
Тут же, в разворошенном пыльном помещении, все и улеглись. Кто — на продавленную тахту, кто — на лавку, а кто и просто на пол. И почти моментально уснули. Они спали и чему-то улыбались во сне. Может быть, им снились добрые хорошие сны о мирной жизни…