— Значит, мирный! — насмешливо сказал мужчина с топором.
Теперь Мачей ясно различал, что это именно топор, а не кол. Разглядел он и самого мужчину: он был приземист и, кажется, немолод. Наверное, это был отец той молодой женщины, которая выглядывала в окно. А впрочем, это было не важно. Важно было другое — Мачею и Ивану нужно было разжиться хоть какой-то едой.
— И много вас, мирных, бродит по ночам? — спросил мужчина.
— Наверно, много, — ответил Мачей. — Время сейчас такое — бродить по ночам. Не у всех сейчас есть свой дом. Домов нет, остались лишь дороги.
— Хм! — произнес мужчина с топором, и судя по тому, как он это сказал, ответ Мачея ему понравился. — Ну а если точнее? Сколько вас?
— Двое, — ответил Мачей.
— Ну так покажи другого. Да ты не бойся, в доме посторонних нет. Только я и дочка. Так где же твой второй?
Коломейцев понимал, что речь так или иначе идет о нем, и вышел из-за угла. Дождь уже закончился, из-за края туч выглянула луна, и старику, должно быть, хорошо было видно, что за гости пожаловали к нему.
— А второй-то по виду не поляк, — заметил старик. — И одежда на вас вроде как немецкая. И винтовки за плечами. Ну, так кто же вы? Куда идете, что ищете? От кого таитесь?
— Не бойтесь ни нашей одежды, ни винтовок, — сказал Мачей. — Одежда — это по случаю, а винтовки не заряжены. А от кого мы таимся? От кого сейчас таятся люди? Вот вам и ответ на все ваши вопросы.
— Понятное дело, — сказал старик. — Ну а от нас что вам надо?
— Хлеба, — сказал Мачей. — А больше ничего. Все остальное — это наше дело.
— Вот как — хлеба, — хмыкнул старик. — Всем сейчас надо хлеба… Вы-то просите, а другие берут силой. Что найдут, то и заберут. И попробуй встань у них на пути…
— Мы не будем брать силой, — сказал Мачей. — Дадите по доброй воле — поклонимся вам и скажем спасибо. Не дадите — что ж? Как мы к вам пришли, так и уйдем. Конечно, голодными мы далеко не уйдем, но уж как получится… А вам мы ничего плохого не сделаем — даже если вы нам и откажете.
Старик на это ничего не ответил. Его молчание длилось довольно-таки долго, а затем он позвал:
— Марыля! Где ты там? Покажись. Не бойся, сегодня к нам пришли добрые люди. Они ничего у нас не требуют, они просят.
— Я все слышала, — ответил из дома девичий голос.
— А если слышала, то собери что-нибудь. Добрым людям отказывать грешно.
В хате послышались легкие шаги и шорохи, и вскоре на крыльце появилась девушка. В руках у нее был холщовый мешочек.
— Вот, — сказала девушка, протягивая мешочек Мачею. — Возьмите. Там хлеб, сало, соленые огурцы. А больше у нас ничего и нет.
— Дзенькую, — сказал Мачей.
Старик внимательно посмотрел на Ивана, но ничего не сказал.
— Ну так мы пойдем, — сказал Мачей. — Путь у нас неблизкий.
— Будьте осторожны, — сказал старик им вслед.
— А что такое? — обернулся Мачей.
— Вчера в деревню приехали немцы, — сказал старик. — Человек двадцать, а то, может, и больше. Не знаю, что им здесь нужно. Так-то им здесь делать вроде и нечего, но вот — приехали. На двух машинах. Значит, двадцать человек, и с ними — офицер. Днем ходили по деревне, что-то высматривали. Может, и сейчас ходят, я того не знаю. Не попадитесь им. А то ведь и нам от того будет беда.
— Не попадемся, — сказал Мачей.
И оба они — Мачей и Иван — шагнули в темноту.
Однако легко сказать «не попадитесь». И гораздо труднее не попасться на самом деле. Иван и Мачей не то чтобы угодили немцам в лапы — они наткнулись на них, когда отошли от деревни на добрый километр. Здесь уже начинались места, изрезанные оврагами и поросшие густым кустарником, в котором в случае чего легко можно было укрыться. Что понадобилось немцам ночью вдалеке от деревни, кого они здесь искали — кто знает? Да, в общем, это и не важно, что именно им понадобилось, важным было другое. Важным было то, что Иван и Мачей едва ли не лоб в лоб столкнулись с ними. Неведомо, сколько именно было немцев, но, во всяком случае, их было гораздо больше, чем два человека. К тому же они наверняка были вооружены, а у Ивана и Мачея хотя и были винтовки, но не было патронов.
— Хальт! — раздалось из темноты.
И вдобавок к этому, хорошо знакомому Ивану и Мачею, слову раздались другие грозные немецкие слова. А затем раздался сухой металлический лязг, который ни с чем нельзя было спутать. Это был лязг оружейных затворов.
Не сговариваясь и вообще не говоря друг другу ни слова, Иван и Мачей кинулись в ближайший овраг. Они, конечно, не знали, насколько этот овраг был глубок и куда он вел, но времени на размышления у них не было. Сейчас для них любой овраг, любой кустик и пригорок были спасением.
— Не отставай! — крикнул Иван, обращаясь к Мачею. — Бежим по оврагу!
И они побежали. Им вдогонку раздались выстрелы. И хорошо еще, что это были не автоматные, а винтовочные выстрелы. Автоматная очередь запросто скосила бы. А вот когда в тебя, бегущего, стреляют из винтовки, то тут, конечно, есть шанс спастись. От одиночной пули спастись куда как проще, чем от целого роя пуль.
Бежать было трудно. На дне оврага то и дело попадались ямы, коренья, вкривь и вкось валявшиеся ветви, то и дело под ногами начинала хлюпать вода. Сзади беспорядочно бабахали выстрелы, пули то и дело с визгом проносились где-то в стороне и выше. Словом, шанс на спасение у Ивана и Мачея был — если бы не овраг. Это оказался не слишком удачный овраг, он был коротким, не больше пятидесяти метров длиной. Вскоре он закончился, а бежать все равно нужно было, потому что пятьдесят метров — это не расстояние для пули. Да и для немецких солдат — тоже, они запросто могли настигнуть беглецов.
— Бежим дальше! — крикнул Иван. — Пригибаемся! Перебежками! Прорвемся!
Но прорваться оказалось не так-то просто. Вероятно, немцам было известно, что овраг короткий, он скоро закончится и беглецы, кем бы они ни были, неминуемо окажутся на открытом пространстве. И потому несколько немцев побежали на другой конец оврага, чтобы встретить там беглецов. Конечно же, солдаты быстрее успели добежать до края оврага, что и немудрено. Они бежали по открытой и сравнительно ровной местности, в них не стреляли, они, вероятно, подсвечивали себе путь фонарями…
Неизвестно, сколько всего было немецких солдат на этом краю оврага, но, когда Иван и Мачей выбрались из него, они наткнулись на двух немцев. Беглецы вынырнули из оврага, будто из-под земли, и оказались перед немцами лицом к лицу. Ничего такого не ожидали ни сами беглецы, ни немцы. И те и другие испуганно отпрянули друг от друга.
Первыми опомнились Иван и Мачей. Опять-таки, не сговариваясь, они бросились на немцев. Завязалась стремительная рукопашная схватка. Из-за того, что схватка была стремительной, никто не успел крикнуть и позвать на помощь. Да и беглецам некого было звать, а немцы, вероятно, от неожиданности не могли прийти в себя и тоже на помощь не звали.
Победили Иван и Мачей. Отчаяние придало им силы. У них не было иного выхода и другого способа остаться в живых, кроме как победить. Когда оба немца затихли, вытянувшись на траве, Иван, тяжело и хрипло дыша, сказал Мачею:
— Забираем у них патроны и все, что попадется, и ходу! Живей, что ты застыл! Ты что, ранен?
— Нет, — опомнился Мачей. — Я…
— Бери у своего патроны и что там еще! Шевелись! Пока нас здесь не прихлопнули!
Действуя на ощупь, они отстегнули у задушенных солдат подсумки с патронами, тесаки, а кроме того, прихватили пару гранат, фляги со шнапсом (то, что во флягах был именно шнапс, ощущалось по запаху), несколько упаковок то ли с галетами, то ли с шоколадом. И еще — два фонаря, которые могли им пригодиться во время блужданий в темноте.
— Ходу! — скомандовал Иван.
Невдалеке от места короткого, яростного сражения, из которого Иван и Мачей вышли победителями, угадывались другие овраги. Их было несколько, и расходились они в разные стороны. Конечно, неизвестно было, какой из этих оврагов самый надежный и спасительный, но выбирать и раздумывать на эту тему не приходилось — на это не было времени. И Иван с Мачеем нырнули в первый попавшийся овраг — самый от них ближний. Кажется, он вел с севера на юг, а может, с востока на запад — сейчас это не имело значения. Сейчас для беглецов было самым важным оторваться от погони и спастись.
Шел сентябрь 1942 года.
Глава 2
Два года спустя, в 1944 году, Красная армия вошла в Польшу. Были освобождены многие польские города, села и хутора. И, конечно же, были открыты двери фашистских концлагерей, которые за время оккупации расплодились в таком количестве, что и со счету можно было сбиться.
В числе прочих городов были освобождены и Травники. И, соответственно, одноименный концлагерь. Город городом, он, по сути, мало чем отличался от других покинутых фашистами городов, чего нельзя было сказать о концлагере. Это был особенный концлагерь, и советское командование об этом знало. Ну а если особенный, то тут было где разгуляться службе, именуемой Смерш.
На эту тему в одном из высоких начальничьих кабинетов состоялся обстоятельный разговор. Впрочем, слово «кабинет» здесь употребляется лишь в относительном смысле, для проформы, а на самом деле — какой уж тут кабинет? Кабинетом для советского командования, чьи солдаты только-только вошли в город, служило более-менее уцелевшее помещение. Кажется, при немцах это была какая-то торговая контора или что-то в этом роде. Ну, контора так контора. Для чего было оборудовать какие-то особенные кабинеты, когда завтра или послезавтра все равно предстояло их покинуть и шагать дальше на запад, вплоть до самого Берлина?
Но тем не менее эта контора считалась теперь высоким начальничьим кабинетом, и в нем происходил важный секретный разговор касательно концлагеря Травники. В разговоре принимали участие три человека: полковник Крынкин, подполковник Маханов и лейтенант Васильев. Полковник Крынкин являлся временным комендантом города Травники и его окрестностей, подполковник Маханов представлял разведку, а лейтенант Васильев являлся старшим группы Смерша.