— А вы что же? — спросил Васильев.
— А мы, как видите, остались. Договорились заранее, что не поедем со всеми на запад ни в коем случае. Схоронимся в каком-нибудь подвале и дождемся прихода Красной армии. В суматохе, может, и не заметят. А не заметят, так и не станут искать. Вот, схоронились… — сказал один из травников.
— Мы знали, что рано или поздно вы сюда придете, — добавил второй травник. — Лагерь-то особенный. Значит, появитесь. Ну и, когда вы появитесь, мы выйдем вам навстречу.
— Ну-ну… — хмыкнул Семен Грицай. — Пошептаться бы надо, командир. Есть у меня кое-какие соображения…
Оставив Егора Толстикова присматривать за двумя незнакомцами, остальные трое смершевцев отошли в сторону.
— Не верю я этим типам, — нервно произнес Семен Грицай. — Сомнительные они! Подсадные! Враги!
— Не горячись, — поморщился Никита Кожемякин. — Так уж и враги! Может, просто они попали в трудное положение. С камнями против танков и впрямь много не навоюешь. Неизвестно еще, как бы мы с тобой повели себя на их месте.
— Ну я-то в плен не сдался бы! — резко ответил Грицай. — Лучше бы погиб под гусеницами танка!
— И много с того было бы толку? — вздохнул Никита Кожемякин. — Какое уж тут геройство — погибнуть глупым образом?
— Конечно! А вот добровольно сдаться в плен — это уж геройство так геройство! — ядовито парировал Грицай. — Прямо хоть орденами их награждай за такое дело!
— Зачем же орденами? — рассудительно произнес Кожемякин. — Не надо награждать их орденами… А вот выслушать их до конца следует.
— А то мы не выслушали! — Грицай упрямо мотнул головой.
— Так ведь не выслушали, — сказал Кожемякин. — В том-то и дело. А может, они расскажут нам что-то интересное о лагере. О тех, кто не ушел со всеми на запад, а затаился где-то поблизости. Или ты позабыл, о чем толковал подполковник из разведки? И для чего мы приперлись в этот лагерь?
— Ну да, они расскажут! — сказал презрительно Грицай. — Наврут небось с три короба! Для того они и подосланы, чтобы ввести нас в заблуждение!
— И что же ты предлагаешь? — вступил в разговор Васильев.
В ответ Грицай раздраженно пожал плечами и не сказал ничего.
— Вот видишь, ты не знаешь, — сказал Васильев. — Я вот что думаю. Никита прав — нам надо во всех подробностях расспросить их о лагере. Может, и вправду скажут что-то стоящее. А там поглядим.
Оба травника были на месте, да и куда они могли подеваться, если уж явились добровольно? Они сидели на куче камней и не спускали с Васильева настороженных глаз. Они понимали, что Васильев здесь главный и именно от него во многом зависит их дальнейшая судьба.
— Как вас зовут? — спросил Васильев.
— В лагере у нас у всех были клички, — невесело усмехнулся один из травников. — У меня, к примеру, Сыч, а у него — Башмак. По именам мы друг друга никогда не называли — это было строжайше запрещено.
— Черт бы с ними, с вашими лагерными кличками, — отмахнулся Васильев. — Я спрашиваю о другом — о ваших подлинных именах. Где вы воевали, в каких войсках, ваши звания.
— Я лейтенант Сычев, — сказал один из травников. — Правильнее, наверно, будет сказать, бывший лейтенант… Танкист, командир танкового взвода. Мой танк подбили. Экипаж — погиб, а я вот — уцелел… Так я ведь даже выбраться не мог из танка! Зажало меня всякими железками… Немцы меня и вынимали. Думал, пристрелят, а они вытащили… А дальше и рассказывать не о чем.
— А я бывший рядовой Сапожников, — сказал второй травник. — Артиллерист. Шмалял по немецким танкам, пока были снаряды. А не стало снарядов — мы с камнями… Да потом и камни кончились. С ножами идти против танков, что ли? Сели мы на землю, кто остался в живых. Сидим, ждем… А тут — немцы. Веселые, сытые. Ауф штейн, говорят нам. Ком… Кто-то из наших бросился на них врукопашную. А много ли навоюешь, когда у тебя лишь нож или штык, а у них автоматы с винтовками? Ну и разом полегли те, кто бросился.
— А ты, значит, не бросился? — хмыкнул Грицай.
— А я, получается, не бросился…
— Ладно, — сказал Васильев. — Так оно было или не так, нам сейчас разбираться недосуг. Другие у нас дела… Мы хотим расспросить вас о лагере. Во всех подробностях, какие вы только знаете. Ведь вы же что-нибудь да знаете?
Оба травника переглянулись, и этот обмен взглядами не укрылся от Васильева, да и от других смершевцев тоже. Тут ведь как? Если люди между собой переглядываются, значит, им есть что сказать.
— Кое-что знаем, — сказал тот, кто назвал себя Сычом. — С этим-то мы к вам и пришли. Иначе какая нам вера? А так — может, и поверите…
— Спрашивайте, — отозвался второй травник. — Скажем все, что знаем!
То, что рассказали оба бывших курсанта фашистской спецшколы, и впрямь оказалось интересным и ценным. Дело заключалось в следующем. Да, действительно, поняв, что Красная армия появится в Травниках неминуемо и притом очень скоро, лагерь отбыл подальше на запад. Но отбыли не все, кое-кто остался. Не в самом лагере, разумеется, а в городе и, вероятно, в окрестных лесах.
Кто именно остался? Специально подготовленная диверсионно-террористическая группа.
Какова цель группы? Она вытекает из самого названия. В задачу группы входит совершение всевозможных диверсий и террористических актов. То есть группа всячески должна мешать налаживать мирную жизнь в Травниках и окрестностях.
Численность диверсионной группы примерно пятьдесят человек. Это — костяк. А вот в случае надобности группа может увеличиться вдвое, а то, может, даже втрое или вчетверо. Далеко не все в Травниках и окрестностях искренне рады приходу Красной армии. Вот из них, из тех, кто не рад, и будет пополняться группа.
В костяк группы в основном входят курсанты диверсионной школы. Сычу и Башмаку об этом известно, потому что они и сами входили в этот самый костяк. Запись в группу была вроде как добровольной, но на самом деле последнее слово было за немцами. Именно они решали, кого зачислить в группу, а кого нет. По каким таким параметрам они решали, о том никому не ведомо, только самим немцам. Но и Сыч, и Башмак прошли отбор и оказались в составе группы. Конечно же, никаких диверсий они совершать не собирались, а хотели попасть в группу, чтобы оказаться на свободе. Вначале они намеревались затаиться в городе или в окрестном лесу и ждать прихода Красной армии, но затем передумали и решили остаться в лагере. Затаиться в каком-нибудь подвале, о чем, собственно, уже было говорено.
Итак, все решали немцы, а именно — начальник лагеря Карл Унке. Почему именно он? Думается, по двум причинам. Во-первых, потому что он как-никак был начальником диверсионной школы. А во-вторых, Карл Унке не ушел вместе со всеми дальше на запад, он остался здесь, в городе. Именно он и возглавляет диверсионно-террористическую группу, и теперь он не Карл Унке, а Фукс.
Почему именно он возглавил диверсионно-террористическую группу, ни Сыч, ни Башмак не знали. Но им известно, что именно Карл Унке, то есть Фукс, и есть главный в группе. Об этом курсантам, вошедшим в группу, сказал он сам. Так, мол, и так, будете подчиняться мне и забудьте мое подлинное имя, для тех, кто его знал, теперь я Фукс. При нем имеются еще несколько немцев — его помощников, а все прочие в группе — из числа курсантов. Есть среди них и русские, и украинцы, и поляки, и хорваты, кого только нет.
Все ли они люто ненавидят советскую власть или есть среди них и такие, как, скажем, Сыч и Башмак? Да кто же знает? Кто тебе об этом расскажет открыто? А в человеческую душу не залезешь.
Когда группа начнет действовать и каковы будут ее первые действия — об этом тоже Сыч и Башмак ничего не знали. Известно лишь, что команду действовать должен подать Карл Унке. То бишь Фукс. И такая команда будет подана тогда, когда основные силы Красной армии уйдут дальше на запад. А уж что диверсанты будут взрывать или кого убивать, про то, наверное, ведомо одному лишь Фуксу.
Где сейчас находится Фукс, Сыч и Башмак не знали. Известно лишь то, что он в каком-то секретном и надежном месте, причем при нем лишь несколько человек из числа его помощников-немцев. Все же прочие члены группы рассредоточены кто в самом городе, а кто в окрестном лесу. И они ждут команды. Фукс даст такую команду через связных. При нем имеются связные, вот они, когда будет нужно, и оповестят всех остальных боевиков, что им делать. Кто эти связные и сколько их, того Сыч и Башмак не знали. Им ведомо лишь одно: оба они должны были затаиться в городе по одному из адресов, который указал Фукс, и ждать, когда к ним придет связной. Пароль такой: «Завтра ожидается гроза. Запаситесь непромокаемыми плащами». Ответ должен быть таков: «Плащи нам не нужны, мы сами непромокаемые». Ну а затем связной должен выдать инструкции — кого убить или что поджечь. Или когда и в каком месте собраться. Или еще что-то в этом роде.
Сыч и Башмак должны были поселиться по адресу: Травники, улица Летни, 27. То есть улица Летняя, надо понимать так. Скорее всего, по этому адресу никто не живет, во всяком случае, из диверсантов. Наверняка в распоряжении Фукса имеются и другие конспиративные адреса. Должно быть, немцы, оставляя в Травниках диверсионную группу, основательно позаботились обо всех моментах и нюансах.
— Вот и все, что мы можем сказать, — произнес Башмак, с тревогой глядя на Васильева. — А больше мы ничего и не знаем. Мы люди маленькие.
— Что с нами теперь будет? — спросил Сыч. — Куда нас?
— Куда? — переспросил Васильев. — Вообще-то вы — наша публика. Именно такими-то мы и занимаемся в числе прочего. Проверяем, перепроверяем, делаем какие-то выводы…
— А вы кто? — спросил Сыч.
— Мы-то? — усмехнулся Грицай. — Мы Смерш. Расшифровывается как «смерть шпионам». Может, слыхал такое словечко — Смерш?
— Приходилось, — ответил Сыч. — Когда еще воевал, до плена… Но мы никакие не шпионы! И не диверсанты! Мы не сделали ничего плохого! Никакого преступления против советской власти не совершили!
— Все так говорят, — поморщился Грицай. — Но не всегда именно так получается на самом деле…