Пётр без труда увернулся от неуклюжего джеба и легонько ткнул в ответ. Тесть, как подстреленный тюлень, повалился на бок. Его отнесли на диван.
– Мухтару позвонить? – крикнула Лола, постучав.
– Нет, – ответил Пётр, одновременно тужась и пытаясь расслабиться.
– Он сказал звонить, когда придут. Но сейчас ведь рано.
– Не надо звонить!
– Как скажете.
Через два года Пётр развёлся с женой. А тесть к тому времени уже умер. Похороны получились заурядными, если не считать почётного караула, присланного из военкомата. Трое солдат дали залп из карабинов.
– Жлобы военкоматские, – громко сказала Ирина, первая жена Петра. – Папа был танкист. Он хотел, чтобы на его похоронах стреляли из танков.
– Но если сюда заедут танки, они передавят все могилы, – ответил представитель военкомата, усатый тощий майор в очках с дымчатыми стёклами.
– Жлобы, – повторила Ирина. – И патроны у вас холостые.
Это глупое воспоминание помогло. Пётр застегнул ширинку, смыл воду, сполоснул руки и вышел.
– Хорошо? Порядок? – спросила Лола. – Пойдёмте.
Она открыла ещё одну дверь. Зажгла тусклый свет. В помещении стояли огромные, как шкафы, холодильники и громко шумели.
– Температуру проверите?
– Нет, я и так вижу, что всё хорошо, – сказал Пётр.
– Пожарный выход, – сказала она и потащила его за руку.
В конце коридора была дверь, запертая на щеколду.
– Открыть?
– Нет, спасибо.
– Я открываю.
Дверь вела в маленький тихий сквер.
– Сюда бежать, если пожар, – сказала Лола и улыбнулась золотыми зубами.
– Прекрасно!
– Правда? Кладовые теперь.
Она показала кладовые. Потом они спустились в подвал. В трубах шумела вода. Пахло болотом.
– Что ж, – сказал Пётр. – У вас тут всё образцово.
– Ой, хорошо!
Они вернулись в зал. Лола показала паспорт и какие-то документы.
– Разрешение на работу, тут все анализы – мазки, кал, яйцеглист…
– Передайте Махмуду, что я всем доволен, – сказал Пётр.
– Мухтару?
– Мухтару. Всего доброго!
– До свидания. – Она поклонилась.
Пётр вышел на улицу и побрёл мимо унылых домов.
«Осень, осень, опять осень», – подумал он, закуривая.
Пройдя квартал, Пётр сообразил, что метро в другой стороне. Но поворачивать и идти обратно было невыносимо тоскливо. Он заметил автобусную остановку. Женщина в светлом плаще с длинным зонтом под мышкой, будто усталый часовой, прогуливалась из стороны в сторону – три шага вправо, три шага влево.
– Вы не знаете, как доехать до метро? – сказал он. – Подскажите дорогу.
Женщина остановилась перед ним и заорала:
– ААААААААААААА!
Пётр отшатнулся.
– Что с вами?
Она смущённо потёрла бровь.
– Извините, это нервное. О чём вы спросили?
– Как до метро добраться.
– Метро, метро, – пробормотала женщина. – Ой, маршрутка!
К остановке подрулил микроавтобус и распахнул передние двери. Вышла девочка лет семи, с косичками и с ранцем за спиной.
«Могла бы быть моей дочерью», – подумал Пётр.
Вслед за женщиной он зашёл в салон, протянул водителю «подорожник». Тот взял его, приложил ко лбу и вернул. Было два свободных места. Женщина села к окну. Пётр устроился рядом. Она сцепила руки в замок и зажала между коленей. Лицо её было напряжённым и сосредоточенным. Пётр невольно ждал. Внутри у него всё замерло.
– АААААААААААААА!
Пассажиры стали оглядываться. Женщина смущённо опустила голову. Пётр хотел утешить её, сказать, что всё будет хорошо. Но промолчал. Врать он не любил.
Человеку плохо
– Вы пока раздевайтесь, я сейчас освобожусь. Пелёнку взяли?
Врач повернулась к нему спиной и стала что-то писать. На вид ей было лет тридцать. Симпатичная.
– Я взял пляжное полотенце, – ответил Вольский.
– Хорошо. Стелите на кушетку.
Он снял джемпер, рубашку и футболку, затем спустил штаны. Услышав, как звякнула пряжка ремня, врач повернула голову.
– Брюки можно не снимать.
– Просто я первый раз, – сказал он смущённо.
Натянув штаны, он постелил полотенце, лёг на спину и сложил руки, как покойник. Потом, спохватившись, вытянул их вдоль тела. Скрипя креслом, врач подкатилась к кушетке.
– Сейчас будет немного холодно, – ответила она и щедро выдавила Вольскому на живот гель из тюбика. – Вдохните и не дышите.
Он вдохнул и с трудом сдержал кашель. В очередной раз подумал, что надо бросать курить, и тут же об этом забыл.
– Не дышите, не дышите, не дышите, – бормотала врач.
Она водила датчиком по его животу, размазывая склизкий гель. Вольский закрыл глаза. Лицо его налилось кровью. Он чувствовал себя утопленником: холодно и воздуха нет.
– Всё, можете одеваться, – сказала врач спустя вечность.
Она откатилась в кресле к столу и опять стала что-то писать. Вольский подождал, пока в голове прояснится, слез с кушетки и вытерся полотенцем, на котором лежал. Потом он оделся, забыв заправить рубашку в брюки, так что края остались торчать из-под джемпера.
– У вас там камень, – сказала врач.
– Камень? – повторил Вольский.
– Ага. Большой камень.
– Один?
– Один, но хорошего мало. Вряд ли он сам выйдет. А если выйдет, я вам не завидую.
– Почему?
– Больно всё-таки. От такой боли можно сойти с ума.
Вольский свернул полотенце и сунул в пакет. Врач дописала заключение и встала.
– Это вашему терапевту.
– Спасибо, – сказал Вольский.
– Выше нос. Могло быть гораздо хуже. С нашей-то экологией.
– Да, ужас.
– А что за Саша? – спросила она неожиданно.
Вольский посмотрел на свою левую руку. Там была маленькая татуировка вдоль безымянного пальца: С А Ш А.
– Это жена.
– А я уж подумала про мужчину.
– Нет, это женщина, Александра, – смутился Вольский.
– А ещё можно подумать, что вас так зовут.
– Меня зовут Николай.
– Я знаю, в медкарте написано.
Они пару секунд помолчали. Потом Вольский попрощался и вышел из кабинета. У двери сидел старик. Его кожа напоминала пергамент.
– Свободно? Можно?
– Конечно, – ответил Вольский.
Он спустился в регистратуру и встал в очередь. К нему повернулась невысокая худенькая женщина лет сорока. У неё были большие карие глаза, чуть-чуть вздёрнутый нос и тёмные волосы, собранные в хвостик.
– Ой, здравствуйте, – сказала она, улыбаясь.
– Здравствуйте, – пробормотал Вольский.
– Не узнаёте? Вы у меня трубу чинили на прошлой неделе. Я Катя. Зефиром вас угостила.
– Вы обознались. Это не я трубу чинил.
– Напор воды был слабый. Вы фильтр чистили от грязи. Вспомнили?
– Я не сантехник вовсе.
– А вам зефир понравился?
– Нет.
– Нет?
Катя прикусила нижнюю губу и резко отвернулась. Когда подошла её очередь, она попросила талон к психиатру, покосилась на Вольского, тяжело вздохнула, покачала головой и сказала:
– Козёл!
Он смущённо прочистил горло и стал рассматривать плакат, посвящённый профилактике гриппа.
– Мужчина! – окликнула девушка из окошка. – Не спим! Вам талончик к кому?
– Извините, – спохватился Вольский. – Мне к психиатру. Тьфу! К терапевту, Кузнецову.
– Фёдору Андреевичу или Алексею Львовичу?
– А что, тут два терапевта Кузнецова?
– Иначе бы я не спрашивала, – сказала девушка-регистратор устало.
Похоже, ей регулярно приходилось объяснять насчёт однофамильцев-терапевтов.
– Тот, который сейчас принимает.
– Это Фёдор Андреевич.
Получив талон, Вольский поднялся на второй этаж. У двери кабинета собралась внушительная очередь, состоящая из старушек. Вольскому показалось, что они смотрят на него враждебно, как на самозванца или вора. Он уткнулся в смартфон и полистал неинтересные ленты соцсетей. Старушки слабыми голосами обсуждали свои болячки, тут же ставили друг другу диагнозы и назначали лечение. От них пахло микстурами, старостью, близкой смертью. Вольский жалел их. Он вспомнил свою старенькую маму, живущую в другом городе, и сердце его заныло.
Очередь подошла минут через сорок. Но Вольский пропустил вперёд дряхлую старушку с двумя палочками.
– Спасибо, мой мальчик, – проскрипела она и очень медленно встала.
Потом очень медленно подошла к двери кабинета. Очень медленно открыла её. Очень медленно вошла. И очень медленно закрыла за собой.
В правом боку резануло и сразу отпустило. Вольский замер и торопливо помассировал живот в районе печени. Камень. Откуда только взялся? Пиво он не пил. И вообще алкоголь не употреблял. Экология? Плохое питание? Ужасная петербургская вода? Всё вместе? Позапрошлой ночью Вольского скрутило так, что он плакал от боли. Сонная Саша испуганно бегала по комнате, разбрасывая лекарства из коробки. Из обезболивающих таблеток нашёлся только анальгин. Позеленевший Вольский лежал на полу в позе эмбриона и мечтал умереть. Смерть виделась ему в тот момент ласковым сном, избавлением, полётом. И не имело значения, как это переживут мама и Саша.
– Я вызываю неотложку, – сказала жена. – И даже не смей спорить.
Он и не собирался.
Скорая помощь приехала быстро. Вольскому сделали два укола. Боль постепенно ушла. Он уснул. Утром Саша позвонила в поликлинику. К вечеру пришёл усталый пожилой терапевт, выписал направление на УЗИ.
– Как вы думаете, – спросила Саша, – что это может быть?
– Не будем гадать, – ответил терапевт. – Скоро узнаем.
И вот узнали. Это было предсказуемо. Накануне вечером Вольский несколько часов читал медицинские статьи и форумы.
Старушка очень медленно вышла из кабинета и повторила:
– Спасибо, мой мальчик. Я очень вам благодарна.
«Мальчик. Хотя для неё, наверное, мальчик», – подумал Вольский.
Он зашёл в белый прохладный кабинет и протянул терапевту заключение. Кузнецов нацепил очки, слегка откинул голову и стал читать, шевеля губами. Поднял взгляд.
– Присаживайтесь, не стойте над душой.
Вольский сел.