– Суп прокис, – повторил Вольский и столкнул тарелку на пол.
Она не разбилась, а опрокинулась, расплескав по полу бульон и раскидав кусочки картофеля, курицы и вермишель, напоминающую червячков. Прибежал Принц Альберт и, громко чавкая, стал всё это слизывать.
– О, нашёлся! – сказал Вольский.
Саша замерла с приоткрытым ртом, в котором была видна разжёванная еда.
– Зачем ты это сделал? – выговорила она. – Коля…
– Говорю же, суп испорчен. А ты споришь.
Он ушёл в комнату и лёг на кровать, скрестив руки на груди. Прислушался. Плачет? Кажется, нет. Он немного подождал и вернулся. Саша плакала беззвучно. Слёзы капали в суп. Вольский протянул руку и стал двигать тарелку к краю стола. Саша провожала её испуганными глазами.
– Коля, – сказала она.
Тарелка раскололась на две части, и Принцу Альберту досталась новая порция объедков.
– На счастье, – сказал Вольский.
Саша посмотрела на него снизу вверх.
– Коля, ты болен. Мне страшно.
– Пойду-ка я прогуляюсь, – ответил он.
Жена продолжала сидеть в ступоре. Она опомнилась, когда Вольский надевал ботинки, и выбежала в прихожую.
– Я тебя прошу, умоляю, не ходи никуда. Я боюсь. Николай!
Вольский застёгивал плащ.
– Николай, Нидворай, – пробормотал он.
Потом погладил Сашу по щеке. Она отшатнулась.
– Ну, что ты, – сказал Вольский ласково.
И вышел.
Вызвав лифт, он подкрался к соседской двери, прикрыл пальцем глазок и длинно позвонил.
– Кто там? – спросила Тамара.
– Митрофанов.
Она открыла, и Вольский харкнул ей в лицо. Плевок угодил точно в глаз. Тамара вскрикнула и попятилась.
– Жжёт, жжёт! – заскулила она.
Вольский хохотнул, захлопнул дверь и юркнул в лифт.
На улице стемнело. Но фонари почему-то не зажглись. Слегка пританцовывая, Вольский шагал по двору. Он чувствовал блаженный трепет во всём теле. Будто вместо внутренностей, всех этих вонючих и грязных кишок, его наполнили нежными светлячками и красивыми бабочками. Хотелось петь. И он запел во всё горло:
Ein Heller und ein Batzen
Die waren beide mein, ja mein
Der Heller ward zu Wasser
Der Batzen ward zu Wein, ja Wein
Der Heller ward zu Wasser
Der Batzen ward zu Wein
Heidi heido heida
Heidi heido heida
Heidi heido heida, ha ha ha ha ha ha ha
Heidi heido heida
Heidi heido heida
Heidi heido heida.
Соседняя улица была освещена. И Вольский замолчал. Не стоило привлекать к себе лишнее внимание. Он прошёл несколько кварталов и внезапно почувствовал сильный голод. Вспомнил суп и немного пожалел, что не сожрал его. Подумал о Саше. Внутри что-то шевельнулось и возникло ощущение, будто проглотил мятный леденец. Но ощущение было смутное, как воспоминание о чём-то давно прошедшем. И холодок в груди быстро исчез.
Заметив вывеску «Продукты 24 часа», Вольский зашёл в магазин. Покупателей не было. За кассой сидела толстая женщина в красном фартуке и водила пальцем по экрану смартфона. Вольский взял пачку чипсов, копчёную колбасу, хлеб, бутылку «Нарзана», несколько шоколадок и направился к выходу.
– Эй, мужчина! – крикнула кассирша в спину. – А платить Путин будет?
Вольский резко развернулся и подошёл.
– Ты что, милый, забылся? – спросила она.
– Денег у меня нет, – ответил он задумчиво. – Точнее, есть, но мало.
– Ну, так иди и заработай! А потом возвращайся. Денег у него нет, умный какой. Люди вон за копейки пашут, как рабы…
– Бабка, а у тебя в кассе много денег? – спросил Вольский вкрадчивым голосом.
Кассирша медленно встала.
– Какая я тебе бабка? – спросила она, тараща глаза. – Ты где тут бабку увидел, козёл вонючий?
– Открывай кассу, – сказал Вольский.
– Валееерааа! – заорала кассирша.
Из подсобки вышел заспанный верзила в мятой чёрной униформе, с перхотью на вороте и плечах. Он почёсывался и зевал.
– Чего случилось?
– Валера, нас грабят.
– Этот? – спросил охранник лениво.
Вольский коротко замахнулся и швырнул бутылку. Она врезалась Валере в лоб, срикошетила и разбилась о стену. Охранник схватился за лицо, покачнулся и упал на колени. По рукам текла кровь.
– Жми кнопку, – простонал он, повалился и издал бульканье.
Но кассирша лишь скулила.
Вольский сложил рядом с кассой продукты, разыскал глазами камеру наблюдения и послал ей несколько воздушных поцелуев.
– Она не работает, – хныча, простонала кассирша.
– А касса работает?
– Я не могу, не могу, мне придётся отдавать, у меня дети, кредит…
– Бедняжка, – сказал Вольский, склонив голову набок. – Покушай…
И протянул колбасу.
Она испуганно взяла её двумя руками, медленно поднесла ко рту и откусила.
– Ешь, ешь, – сказал Вольский. – Можно, можно. Я подожду.
Кассирша что-то сказала, прожевала, проглотила и повторила:
– Она невкусная. Тряпками воняет.
– А зачем вы людям продаёте колбасу, которая воняет тряпками? – захохотал Вольский. – Людям, значит, можно это жрать?! Ешь!
– Слушаюсь.
Застонал охранник, тяжело перевернулся на живот и пополз к подсобке.
– Крепкий, – сказал Вольский. – Башка, наверное, деревянная.
– Ага.
– А хуй?! – заорал Вольский ей в лицо.
– Я не знаю, не знаю. Пожалуйста, можно я доем, а потом вы уйдёте?
– Конечно.
Она откусывала большие куски и глотала, почти не жуя.
– Хлеб бери.
– Я не ем хлеб.
– Надо, надо.
Он разорвал упаковку, достал горбушку и стал запихивать ей в рот. По пухленьким щекам кассирши катились слёзы. Зашёл мужик и стал разглядывать стеллаж с вином. Вольский покосился на него. Подумал было подкрасться сзади и дать по башке. Но мужик выглядел крепким и мог легко навалять в ответ.
– Ты знаешь его? – спросил Вольский шёпотом. – Нет.
– Похож на боксёра.
– Я не знаю, кто это.
Выбрав бутылку, он подошёл. Кассирша, тяжело жуя, задыхаясь и плача, пробила вино.
– Ещё две пачки стиков.
– Стики? – не сдержался Вольский. – Они же воняют немытой жопой.
Мужик нервно дёрнул плечом и ответил, не поворачивая голову:
– Не знаю. Никогда не нюхал немытые жопы.
– Хочешь попробовать? – спросил Вольский, наклонился и плюнул ему в ухо.
Мужик заорал, попятился, задирая куртку, и выхватил из-за пояса пистолет. Вольский бросил ему в лицо хлеб и выскочил из магазина. Он бежал по улице, петляя, пригибаясь, но вдогонку не стреляли. Промчавшись полквартала, он присел на лавочку передохнуть. Его душили кашель и истерический смех. Он дрожал от возбуждения. Хватался за плечи, чтобы немного успокоиться. Отвесил себе несколько пощёчин. Подошла припозднившаяся старушка с маленькой мохнатой собачкой на руках.
– Милый, – сказала она странным, плаксивым голосом. – Ты больной, что ли? Чего ты тут трясёшься, хохочешь и ножками сучишь? Тебе, может, психиатрическую службу вызвать?
Вольский закинул ногу на ногу и закурил.
– Себе вызови, старуха, – сказал он.
– Иди-ка ты в церковь, родной. Вижу, совсем тебе худо.
Затянувшись, он кинул в старушку сигарету, но промазал. Собачка возмущённо затявкала.
– Чёрт проклятый! – закричала старушка. В её голосе вдруг прорезались едва уловимые кавказские нотки.
– Вали, вали, – отмахнулся Вольский и достал смартфон.
От Саши было несколько пропущенных вызовов. Звук он выключил. В «Телеграме» висело её, похожее на крик, сообщение: «Коля, вернись! Если ты не вернёшься, я не знаю, что я сделаю». Он ответил: «Напиши, когда узнаешь». И поставил смайлик. Сунул смарт фон в карман, но снова вытащил, открыл чёрный список и, убрав оттуда последний номер, набрал его.
Катя ответила сразу. Голос у неё был сонный.
– Слушаю вас.
– Узнала? – спросил Вольский.
– Паша?
– Какой ещё Паша?!
– Олег?
– Нет, не Олег.
– Юрий Иванович?
– Дальше.
– Стасик?
– Хуясик! Дальше говори!
– Почему вы матюгаетесь? А, это Константин?
– Никакой не Константин.
– Михаил Геннадьевич?
Вольский сообразил, что она не знает его имени.
– Я хочу твой зефир! Вспомнила?
Катя захныкала.
– Все хотят мой зефир. Сожрут, а потом ищи-свищи.
– Но ты же сама его всем раздаёшь! – сказал Вольский. – Короче, это…
Он замер. Собственное имя вылетело из головы.
– Ёб твою мать! Неважно. Ты мне дала зефир. В поликлинике. Помнишь? Я сказал, что спустил его в унитаз. Вспомнила?
– Ах, негодяй! Я узнала!
– Это была шутка. Я хочу приехать и поесть зефир.
– Больше ты мой зефир не получишь!
– Но послушай, я обожаю твой зефир!
– Мне-то что с того?
– Разве тебе неприятно, когда едят твой зефир?
– Даже не знаю…
– Я ведь не сделаю тебе ничего плохого. Просто немного поем зефира. А то он засохнет.
– Я себя не очень хорошо чувствую. Я приняла таблетки. Мне страшно. Я хочу спать.
– Ты ведь рядом живёшь?
– Ну, смотря с чем рядом. Недалеко от меня туберкулёзная больница. А чуть дальше строят дом. Вот уже семь лет четыре месяца двенадцать дней.
– Рядом с тем местом, где нахожусь я.
– А где ты?
– Кажется, вижу туберкулёзную больницу.
– Значит, ты хочешь зайти?
– Да, хочу. К тебе, конечно, а не в больницу.
– Ладно. Зайди. Но ненадолго. Я дам тебе земляничный зефир. И потом ты уйдёшь.
– А шоколадный у тебя есть?
– Есть. Но его надо заслужить.
– Я постараюсь.
– Ну, хорошо. Поднимайся.
– Куда? Я же не знаю ни улицу, ни номер дома, ни номер квартиры.
Она продиктовала свой адрес.
– Жди, я уже еду!
Он нажал отбой и вызвал такси. Минут через пять подкатила белая «шкода». Вольский сел на заднее сиденье.
– Как дела у вас? – спросил водитель, трогаясь.
– Прекрасно.
– А у меня кот умер.
– Старый? – спросил Вольский.
– Коту было примерно семнадцать лет. Но я слышал, что они могут и до тридцати дожить. Были такие случаи.