Глава 3ИТАЛИЯ: ФАШИСТЫ В ЧИСТОМ ВИДЕ
Фашизм был создан в Италии. Хотя довоенные интеллектуалы, позднее названные «фашистами», жили в разных странах — именно в Италии впервые зародилось чистое, беспримесное массовое фашистское движение. Само слово «фашизм» итальянское — от fascio, связки прутьев: это слово первоначально означало любую небольшую, тесно сплоченную политическую группу. Подразумевалось, что, как связанные вместе прутья труднее сломать, так и группа людей становится сильнее, когда связана тесными узами товарищества. Отметим, что речь здесь идет о типе организации, а не о ценностях. Муссолини добавил этому слову дополнительное значение, возведя его этимологию к латинскому fasces — символу власти в древней Римской республике, топору в окружении розог: этот символ стал иконой фашистского движения.
Хотя идеи, позже названные фашистскими, в довоенной Италии витали в воздухе, фашизм как таковой возник лишь в конце Первой мировой войны. В 1915 г. итальянское правительство, соблазненное обещанием отнятых у Габсбургов территорий, примкнуло к Антанте. Однако вступление в войну вызвало серьезный внутренний конфликт. В течение 1915–1916 гг. на улицах Италии проходили массовые демонстрации, беспорядки, столкновения сторонников и противников войны. Этому предшествовали еще два социальных взрыва: резкое расширение избирательного права для мужчин, введенное (из тактических соображений) премьер-министром Джолитти в 1912 г., и период рабочих волнений, увеличивших популярность левого «максималистского» крыла Социалистической партии. Многие консерваторы и либералы опасались, что на смену либеральному парламентаризму придет уличная борьба. Споры из-за войны ослабили государство и раскололи все основные партии, в том числе и правящие — как либеральные, так и консервативные. В Социалистической партии (PSI) против войны выступило руководство, что поставило ее в уникальное положение среди прочих крупных социалистических партий. Это заставило «патриотических» социалистов — в числе которых был и Бенито Муссолини — порвать с партией и объединиться с радикальными националистами, футуристически настроенными интеллектуалами и синдикалистами в создании фашистского движения. Некоторые итальянские левые испытывали сильное влечение к национализму. Движения рабочего класса в других странах также демонстрировали патриотический энтузиазм, однако только итальянские левые, объединившись с националистами, образовали новую партию.
Этот союз имел три важные предпосылки. Во-первых, многие итальянцы четко различали итальянскую нацию и итальянское государство. Существовало твердое и популярное убеждение, что итальянское государство было создано в 1860-х путем дипломатических маневров между высшими классами и иностранными правительствами, причем народное движение «краснорубашечников» Гарибальди было отодвинуто в сторону. Националисты снова и снова пытались воспламенить национальный дух, и многие из них разделяли левый взгляд на государство: парламентаризм — подлог, депутаты парламента, как либералы, так и консерваторы, представляют только интересы богачей. Католическая церковь также была враждебна этому светскому государству и держалась от политики в стороне — так что, с точки зрения правых, государству недоставало и сакрального авторитета. «Старого режима», правящего государством, здесь не существовало. Современники были убеждены, что «официальная» Италия — не то же, что Италия «реальная», иными словами, что государство не представляет нацию.
Во-вторых, в итальянском рабочем движении имелся значимый синдикалистский элемент. Синдикалисты отвергали марксистский упор на партию и государство: они полагали, что революцию могут совершить «синдикаты» (профсоюзы и профессиональные объединения). Партии представляют только массы избирателей, а синдикаты воплощают в себе материальные основы жизни, следовательно, истинными общинами являются они. Каждый профессиональный синдикат может установить монополию на свой труд и, таким образом, взвинтить его цену; однако переизбыток неквалифицированных рабочих неминуемо должен привести к массовым и ожесточенным забастовкам. Поэтому, чтобы добиться высокой оплаты труда, всем рабочим необходимо объединить усилия. Со временем ожесточенные забастовки и уличные столкновения объединят рабочих всех профессий в единый революционный пролетариат. После революции общество превратится в «государство синдикатов», в основном децентрализованное и самоуправляющееся — хоть в нем и будет присутствовать технократическая «аристократия производителей». Формально синдикалисты были антиэтатистами, однако разделяли с фашистами неприязнь к социализму и тягу к насилию. Включая в пролетариат людей всех производительных профессий, некоторые синдикалисты отступали от марксистской озабоченности классовым вопросом и начинали превозносить власть всего «народа» или «нации». Для синдикалистов пролетариат и был нацией, готовой к бою.
В-третьих, немало левых элементов было и в итальянском национализме. Он не одобрял существующее государство, хотя националисты и надеялись, что популизм сможет дать государству новую жизнь. Италия была «последней (и слабейшей) из великих держав», страной, «лишенной Империи». Коррадини писал в 1911 г., что Италия — пролетарская нация, эксплуатируемая буржуазными великими державами. Такая риторика била в цель — и движение за освобождение от австрийского давления на границах и за захват колоний в Ливии пользовалось значительной народной поддержкой. Для левых националистов нация и была пролетариатом. Мост между национализмом и синдикализмом выстроили футуристы. Изначально художественная, творческая группа, перед самой Первой мировой войной они опубликовали политическую программу, в которой агрессивный национализм сочетался с видением будущего технократически-индустриального общества. Презрение к либеральному парламентаризму привело их к программе «действий, а не слов» (De Felice, 1995: 738–741).
Расколы, вызванные Великой войной, привели к формированию ядра лево-националистических интервенционистов, впоследствии ставших фашистами. Без войны не было бы и фашизма, справедливо замечает Саладино (Saladino, 1966). Именно один из четырех кризисов современности, названных в главе 2 — гражданская война всех против всех, — породил фашизм в его первоначальной, чистой форме. Однако это же предопределило политический и экономический кризисы: слабое полулегитимное государство, в обстановке послевоенной депрессии пытающееся быстро перейти к всеобщему избирательному праву для мужчин, — и классовая борьба между относительно слабым капиталистическим классом и разобщенным рабочим движением. В марте 1919 г. в Сан-Сепульхро в Милане Муссолини и еще 190 человек объявили о создании fasci di combattimento (боевых отрядов). Большинство среди них составляли бывшие военные; за ними шли революционные синдикалисты, патриотические социалисты и футуристы. Образцом для новой организации стали футуристические fasci: за предыдущие три месяца их было создано тридцать (De Felice, 1995: 476). Из 85 членов организации, известных нам по роду занятий, 21 были писателями или журналистами, 20 — «белыми воротничками», 12 — рабочими, пятеро — предпринимателями, четверо — учителями. Почти все были моложе сорока лет, и 15 % — моложе двадцати. Пятеро были евреями (Gentile, 1989: 35).
Движение, скоро получившее название «Национальная фашистская партия» (Partito Nationale Fascista, PNF), к концу 1920 г. насчитывало уже 20 тысяч членов, к апрелю 1921 г. — почти 100 тысяч, а к ноябрю 1921 г. 320 тысяч — рост очень быстрый. В октябре 1922 г. эта организация, скорее парамилитарная, чем партийная, двинулась на Рим. Фашисты были легко вооружены, и правительство вполне могло бы оказать им сопротивление, однако вместо этого капитулировало, попросив Муссолини возглавить коалиционное правительство. Три года спустя он стал диктатором. Таким образом, фашизм пришел к власти через три года после своего возникновения, а полной власти достиг через шесть лет. Чем объяснялся столь стремительный успех? Кто и почему поддержал фашистов?
ДВЕ ТЕОРИИ ИТАЛЬЯНСКОГО ФАШИЗМА
Одна теория исходит от ученых, другая — от самих фашистов. Изначально породила и взрастила фашизм гражданская война; однако большинство ученых полагают, что за распространение и успех его несет ответственность капиталистический кризис. Фашизм, говорят они, стал по существу буржуазным или мелкобуржуазным, экономическое недовольство этих классов подогревало его радикальную правизну, а затем было использовано капиталистическим классом для подавления социализма и рабочего движения. Итальянский фашизм, говорят они, внес специфический вклад в уже идущий классовый конфликт, включив рабочих в корпоративистские государственные организации. Такова популярная интерпретация всех фашистских движений, однако только в Италии она все эти годы остается основной (Salvemini, 1973: 129; Tasca, 1976: 340; De Felice, 1980; Abse, 1986, 1996; Revelli, 1987; Lyttleton, 1987: 49–50; Brustein, 1991; Luebbert, 1991: 274; Elazar, 1993). Упоминают эти авторы и о других причинах фашизма: хрупкой либеральной демократии, проходящей через трудный переходный период, национализме, милитаризме, влиянии на молодежь — однако все их подчиняют причине классовой. Одни подчеркивают недовольство деревенских жителей, другие — городских; расходятся мнения о сравнительном вкладе капиталистического, среднего или нижнего среднего классов. Защищал ли фашизм капиталистов от пролетарской революции или был мелкобуржуазным радикализмом? Однако даже самые тонкие и проработанные трактовки (Roberts, 1980; Lyttleton, 1996) остаются вариациями на ту же буржуазную тему. Немногие инакомыслящие (напр., Saladino, 1966; Gentile, 1996) видят в фашизме не столько классовое движение, сколько крайний национализм, «цивилизационный кризис» нации. Однако господствует классовая теория, особенно когда дело доходит до вопросов о том, кто такие фашисты и почему они стали фашистами.