Любое краткое изложение фашистской доктрины неизбежно станет упрощением. Итальянский фашизм был движением бурно развивающимся, плюралистичным, децентрализованным, порой даже хаотичным. Сам Муссолини был оппортунистом, а его боевики ценили действие выше идеологии. Однако большинство итальянских фашистов полагали, что исповедуют не какую-либо классовую идеологию, а учение о трансцендентном, органическом национал-этатизме, полное антиматериалистического морального пыла — учение о полном преображении общества. Некоторые называли фашизм «религией Италии», «религией нации», «национальным ополчением»; враги фашизма были «предателями нации». Важную роль в движении играли вера, символы, ритуалы, культ мучеников, гибнущих ради очищения нации. В каждом местном партийном офисе имелось святилище нации и ее мучеников (Gentile, 1990; 1996). Однако фашистские вожди хорошо сознавали, что в Италии существует и истинная религия — поклонение сущностям вне нашей материальной реальности, чудотворное, вызывающее благоговение и трепет; и это не фашизм, а католицизм. Поэтому они старались сплести фашистские ритуалы с католическими обрядами.
Эти два взгляда на фашизм — классовый и национальноэтатистский — сильно различаются. Классовые теории предполагают отрицание смысла фашистской идеологии и искренности тех, кто ее исповедовал. Они — часть традиции, требующей не принимать фашистов всерьез. Был ли Муссолини искренен, обманывал ли других — или, быть может, самого себя? Возглавлял ли классовое движение — или движение, искренне приверженное идее парамилитарного национального государства? Далее мы увидим, что верно и то и другое.
КЕМ БЫЛИ ФАШИСТЫ?
Разбирая все конкретные примеры, я достаточно подробно рассматриваю социальный бэкграунд фашистов. Что касается рядовых фашистов — это почти единственное, что мы можем о них узнать. Однако общественные движения — это не просто скопища индивидуумов, статичных и равных друг другу. Движение предполагает определенные социальные структуры и процессы. Это фашистское движение чрезвычайно ценило порядок и иерархию, и достижение высоких постов внутри движения было важной частью фашистской карьеры. Более того: парамилитарное насилие предполагало непосредственную передачу власти достаточно массовому движению (пусть и не «большинству»). Насилие, как и во всех фашистских движениях, было здесь ключом к успеху. Нам необходимо рассмотреть фашистов в действии и определить их личные качества.
Однако я начну с известных характеристик фашистской массы. К сожалению, для Италии данные не слишком обширны. PNF лишь однажды собрала статистику социального происхождения своих участников, основываясь на данных о половине из 320 тысяч членов организации к ноябрю 1921 г. Остается лишь надеяться, что это была репрезентативная половина, поскольку других источников информации у нас почти нет. Ученые обычно сосредоточиваются на классовом составе фашистов. Однако их половозрастной состав и отношение к военной обязанности впечатляют еще сильнее.
В раннем фашистском движении чувствуется привкус феминизма. Среди основателей фашистской партии на встрече в Сан-Сепульхро мы встречаем девять женщин; женщины составляют 5 % членов партии к 1921 г., а ранние фашистские/синдикалистские идеи включали в себя некоторое свободомыслие в вопросах пола и сексуальности. Однако жестокость движения быстро превратила его в преимущественно мужское. К 1922 г. женщины составляли лишь 1–2 % членов движения, а женщин-лидеров не было вовсе. Скорее всего, та же картина наблюдалась и в других партиях, поскольку женщины в Италии не имели избирательных прав. Однако вспомогательные женские фашистские организации быстро росли и действовали активнее, чем какие-либо иные женские организации в Италии, не считая католических. Фашизм привлекал многих женщин, скептически относящихся к феминизму, сосредоточенному на женском труде и зарплате, — течению, господствовавшему в большинстве западных либеральных и социалистических феминистических движений. Однако самой важной причиной роста женских фашистских организаций, возможно, была претензия фашистского движения на тоталитарность. Движение стремилось организовать женщин, чтобы их контролировать. Принуждать женщин к чему-либо фашисты не стремились, вместо этого втягивали их в движение через общественные и ритуальные акции. Фашизм почитал женщин как матерей, «воспроизводительниц нации», «ангелов домашнего очага». Это давало им в нации роль, не только в принципе, но и в контексте ритуальных церемоний сравнимую с религиозной. Конкордат с папой позволил движению учредить квазирелигиозные церемонии в честь матерей или вдов фашистских мучеников или женщин, жертвующих свои обручальные кольца на помощь армии в Африканской войне (Berezin, 1997). Де Грациа (De Grazia, 1992: 35) считает, что фашизм «национализировал» женщин так же, как к концу XIX века государство «национализировало» мужчин. Социальная политика, заимствованная у социального католицизма, обеспечила протекционистское трудовое законодательство женщинам, а также государственные субсидии матерям и многодетным семьям. Хотя схожие меры принимались и в некоторых других католических странах, фашистская Италия была здесь впереди — хотя, возможно, эти меры поддержки работающих женщин перевешивали другие нововведения фашистов в области трудового законодательства, бившие по трудящимся обоих полов (Caldwell, 1986; Willson, 1996). Фашизм также дал женщинам возможность выходить на демонстрации, маршировать, принимать участие в спортивных и театрализованных мероприятиях, носить красивую форму. Эти общественные роли были для женщин в новинку, и многие чувствовали себя освобожденными (Passerini, 1987: 193). Как отмечает Уилсон (Willson, 1996: 81), фашизм первым из политических движений вывел женщин на национальную сцену — пусть сценарий для них и писали в основном мужчины. И раннее движение, и сам захват власти определенно имели «мачистский» привкус. Однако установившийся фашистский режим итальянские женщины, несомненно, поддерживали не менее мужчин.
Далее, фашисты были молоды. 25 % членов национального списка — менее 21 года, да и большинство остальных, скорее всего, ненамного старше. Средний возраст членов партии как в Реджио-Эмилия, так и в провинции Болонья в 1922 г. составлял 25 лет, а сквадристов в Болонье и во Флоренции — 23 года. Парламентским депутатам от фашистов было по большей части 30–40 лет (моложе, чем в других партиях), как и их региональным секретарям (Gentile, 2000: 411, 491). В отличие от других партий, здесь не было ни одного лидера старше пятидесяти. Особенно важную роль играли молодые люди в фашистском насилии. В партии почитались около 400 фашистских «мучеников»: известен возраст четверти из них — и в среднем он составляет 21 год. Большинство фашистов до переворота принадлежали к одному поколению, рожденному между 1890 и 1905 гг. Полагаю, это была самая молодая и самая холостая из итальянских партий (хотя аналогичных данных по другим партиям у меня нет). Даже депутаты от фашистов, выбираемые за респектабельность, были в среднем на тринадцать лет моложе депутатов от других партий.
Именно молодость в сочетании с парамилитаризмом, возможно, несет ответственность за специфически фашистское (встречаемое во всех странах) сочетание моральной риторики, устремленности в будущее и убийств. Фашистские боевики были агрессивны и жестоки, но в то же время воспринимались как «идеалисты», «современные люди», «предтечи будущего». Италию в публичной риторике именовали «молодой нацией», и фашисты как бы воплощали эту молодость в себе. А рассматривая классовый состав, стоит помнить о том, что фашизм мобилизовал преимущественно людей молодых, неженатых, чей опыт едва ли можно назвать типичным для классов, к которым мы их приписываем. Возрастной состав вместе с половым открывает перед нами необычную картину: фашизм представлял собой, по сути, молодежную банду, хоть и необычно идеалистическую, скрепленную узами товарищества на крови (Lyttleton 1987: 244). Легко понять, чем привлекал молодых парней девиз «мне плевать». Легко понять и то, чем дисциплинированное, идеологически легитимизированное насилие выделяло фашизм в ряду политических партий, которые спорили, ходили на демонстрации, но не готовы были ни убивать, ни умирать. Сам Муссолини заявлял, что сквадристы установят «окопную власть». Это было поколение, мобилизованное милитаризмом.
В самом деле, с военным насилием большинство фашистов было уже знакомо. Около 57 % членов организации за 1921 г. прошли войну (De Felice, 1966: 7; Revelli, 1987: 18). Однако ни один из той четверти, которой в 1921 г. было менее 21 года (а также из женщин) воевать не мог. Следовательно, около 80 % фашистов, в годы войны пригодных к военной службе (то есть те, кому в 1916–1918 гг. было от двадцати до сорока четырех), должны были воевать. Среди лидеров процент воевавших был еще больше: ветеранами были от 68 до 81 % региональных секретарей к 1931 г. (Gentile, 2000: 495). Крупнейший военный призыв в этой возрастной группе составлял в Италии около 23 % — то есть ветеранов среди фашистов было в 3,5 раза больше, чем в среднем по стране. Не случайно говорили, что самые первые фашистские боевики вербовались в основном из элитных солдат-добровольцев, известных как arditi («пламенные»). По-видимому, некоторые отряды arditi, по большей части возглавляемые офицерами-футуристами, перешли к фашистам в полном составе. Пополнялись они в основном за счет студентов, слишком молодых, чтобы успеть повоевать, но воспламеняемых теми же радикально националистическими идеями. Ранние сквадристы, судя по всему, состояли в основном из высокообразованных молодых людей (Gentile, 1989: 74; Snowden, 1989: 158-60; Riley, 2002: гл. 2). Фашистами стала, возможно, приблизительно четверть arditi; остальные распределились по другим националистическим движениям. Поскольку заводские рабочие по большей части освобождались от военной службы, большинство