Что можно сказать о рядовых нацистах, возможно, не умевших писать даже такие эссе? Свидетельства о них очень разрозненны, но кое-что найти можно.
Голоса самих рядовых нацистов доносятся до нас из анкет, заполняемых при вступлении в «штурмовые отряды» (СА). С 1930 г. в этих анкетах появилась графа «причины вступления». Ответы даются по большей части простые, но по существу. Вот пишет один инженер:
Я вступаю в ряды СА, чтобы поддержать фюрера и Германию в битве против коммунистов и социал-демократов, предателей народа и родины, чтобы помочь уничтожить этих паразитов до последнего, даже ценою моей жизни!
Около 70 % новых членов СА на 1930 г. были рабочими; их ответы звучат еще проще:
О работе теперь и речи нет — марксистское правительство не понимает, как обеспечить людей работой и хлебом.
Хочу участвовать в этой организации, которая обеспечит единство немецкого народа и даст немецким рабочим возможность участвовать в производительном процессе.
Я вступаю в СА, потому что с детства был националистом. Так воспитал меня мой отец, тоже рабочий: у него не было времени, чтобы якшаться с коммунистами или социалистами.
Новое движение, фюрерский принцип привлекают меня уже давно. Я верю в Национальную Идею, провозглашенную нашим вождем.
Я националист, люблю Отечество, никогда раньше не состоял ни в каких политических партиях.
Я давно хочу, чтобы в Германии наступил порядок, чтобы мы изба вились от еврейской заразы, и пусть поскорее придет тот день, когда мы сможем уничтожить социал-демократических заправил.
Я немец и ариец — и считаю ниже своего достоинства поддерживать это буржуйское еврейское правительство.
Я не стану рассматривать здесь мотивации своей выборки нацистских военных преступников, которую представлю в следующем томе (хотя бы потому, что все они были достаточно необычные люди). Однако, как и любое успешное движение, нацизм привлекал к себе и сторонников с расплывчатой или минимальной мотивацией. Так, офицер Герштейн (тот, что позднее, рискуя жизнью, разоблачал нацистский геноцид) вспоминал, что присоединился к движению сразу по получении инженерного и медицинского образования — из чистого идеалистического национализма. Он верил, что нацисты возродят Германию. Шельтес, молодой архитектор, сотрудник Альберта Шпеера (гитлеровский градостроитель и экономист), чувствовал, что «должен сделать выбор… между левыми и правыми. Политическим в Германии стало все… и я выбрал правых — то есть национал-социалистов». Хупфауэр, впоследствии секретарь-референт Шпеера, а в то время многообещающий адвокат, надеялся учиться за границей. Однако «друзья убедили меня остаться. Партия намеревалась изменить всю систему трудовых отношений, выстроив ее на принципе совместного управления и разделения ответственности между управленцами и рабочими. Умом я понимал, что это утопия, но сердцем в нее верил. Тот суровый, но заботливый социализм, что обещал нам Гитлер, отвечал моим чаяниям» (Sereny, 1995: 146, 180–181, 356). Как видим, эти два члена команды Шпеера демонстрируют «прыжок веры», хотя, будучи интеллектуалами, разумеется, они не могли не понимать фундаментальную политическую и классовую двойственность нацизма: он — правое движение или движение, примиряющее классы?
Именно с этой двойственностью связаны основные проблемы и внутренние противоречия движения. В 1932–1933 гг. СА упорно сопротивлялась сделкам Гитлера с элитами и отходу от нацистского социализма. Возникло типичное для фашизма противоречие между революционными и бюрократическими тенденциями (см. Mann, 1997). Боевики СА гордо называли себя пролетариями — это звучит и в их марше:
Мы — армия свастики!
Выше красное знамя!
Мы боремся за освобождение немецкого труда!
Лидер СА Рём, хоть и не был теоретиком, поддерживал государство «рабочих, крестьян и солдат», с опорой на германских фронтовиков (Fischer, 1983: 55–56, 82–83, 149–159).
На мой взгляд, нацизм был концептуально не слабее, а эмоционально сильнее большинства современных политических движений. Обладал он и характерной для политического движения динамикой: противоречие между тремя элементами официальной идеологии, радикальные рядовые члены и более консервативная верхушка. Характерная для него двойственность так же ни по форме, ни по степени не отличалась от того, что часто встречается в обычных политических движениях. Непререкаемый авторитет Гитлера позволял успешно подавлять сомнения и раздоры.
Мы вкратце описали основные убеждения нацистов. Но что за люди исповедовали эти убеждения? Можем ли мы выделить основные группы поддержки нацизма?
ГРУППЫ ПОДДЕРЖКИ НАЦИЗМА
Как и в других партиях того времени, все лидеры и большинство рядовых активистов нацистской партии были мужчинами. Женщины составляли лишь 5-10 % рядовых членов партии (а позднее и исполнителей геноцида). Однако на самом деле женщин-нацисток было много больше. Около 90 % женщин в партии были не замужем; для семей членство в партии мужа, как считалось, распространялось на всю семью. Большинство женщин присоединялись лишь к вспомогательным женским организациям. Точные цифры членства в них мне неизвестны, однако, думаю, если приплюсовать и их, то доля женщин-нацисток будет больше 10–23 % женщин в Социалистической партии Германии или 9-16 % в коммунистической (цифры эти варьируются в зависимости от времени). В центристских и правых партиях вообще было меньше женщин, но при некоторых из них имелись вспомогательные женские организации[31]. Верхушка других партий обычно включала в себя от 5 до 15 % женщин, но особым влиянием эти женщины не пользовались. Либеральная Немецкая демократическая партия специально создала женский комитет, чтобы вывести из партии своих феминисток; считалось, что из-за них партия теряет голоса. Таким образом, во всех партиях в Веймарской республике и численно, и по своему влиянию решительно преобладали мужчины. Нацисты довели этот принцип до крайности лишь на уровне партийной верхушки. В городе Марбурге женщин-нацисток было больше, чем женщин во всех остальных партиях — и в абсолютных, и в относительных цифрах. И в то время как женщины-левые происходили в основном из рабочего класса, а женщины-консерваторы — из среднего, у нацистов женщины представляли все классы (Weber, 1969: I; Bacheller, 1976: 321; Kater, 1983: 149–152; Wickham, 1983: 324; Frye, 1985: 95–96; Koshar, 1986: 239; Boak, 1990; Brustein, 1996: табл. 3.2).
Однако нацистская идеология отличалась тем, что официально и недвусмысленно подчиняла женщин власти мужчин. Левые и либералы позиционировали себя как защитников женских прав. Даже консерваторы стремились привлечь больше женщин-активисток. Но нацистская идеология была однозначно «мачистской»: она провозглашала, что дело женщины — дом и семья, рождение и выращивание расы господ. В Германии при нацистах вплоть до 1943 г. трудовая занятость женщин оставалась ниже, чем в других воюющих странах. Однако нацисты заботились о женщинах сообразно своим принципам. Вдовы и матери погибших получали государственные субсидии; свойственное либерально-демократической культуре восприятие женщины как сексуального объекта считалось вырожденческим и сурово осуждалось. Женские нацистские организации активно занимались благотворительностью и просвещением, организовывали спортивные занятия и состязания для девочек. Бальдур фон Ширах, руководитель организации Гитлерюгенд, отмечал: «Неважно, как высоко прыгает девочка, как далеко бросает мяч — важно, что тело ее развивается правильно и гармонично» (Steinhoff et al., 1989: 20). Нацистов заботило здоровье и самочувствие женщин — матерей расы. Интерес к последним достижениям медицины, диетологии и организации здравоохранения, широкая пропаганда здорового образа жизни через самые современные СМИ, спортивные мероприятия, парады физкультурников, программы спортивного воспитания — все это свидетельствует о достаточно современном патриархате: и эту сторону своего мировоззрения нацисты пропагандировали куда громче, чем левые или либералы — свой феминизм. О некоторых иных своих взглядах нацисты предпочитали помалкивать, но своей патриархальностью гордились.
В результате нацизм снискал популярность не только у мужчин, но и у женщин. Экологичный анализ голосования (подробнее о нем в следующей главе) показывает, что в 1920-х женщины голосовали за нацистов меньше, чем мужчины, но далее разрыв постепенно сокращался. Со временем протестантские женщины — представительницы религиозного большинства — даже начали голосовать за нацистов несколько чаще протестантов-мужчин. Среди католиков нацисты не могли соперничать с Центристской партией, привлекавшей 70 % голосов католичек и 56 % голосов католиков (Mayeur, 1980: 133; Childers, 1983: 260; Falter, 1986, 1991: 136 и далее). Центристская партия также была патриархальной — в более традиционном духе; так что, по всей видимости, идеологии, исключавшие женщин из общественной жизни, самих женщин не отталкивали. Пропагандистские образы женщин в нацизме хорошо нам знакомы: здоровые, привлекательные (хоть и не сексуальные), ухоженные, улыбающиеся, в белоснежных одеждах, то они играют в мяч, то любуются природой, то подносят цветы Гитлеру. Эти образы, яркие и привлекательные, были частью нацистского идеала «чистой, здоровой, сознательной немецкой нации». Активно участвовали в движении не многие женщины, но многие были лояльны нацизму. Некоторые доказали это участием в геноциде (об этом мы поговорим в следующем томе). Однако в целом движение это было отчетливо мужским — и дальше мы поговорим о том, что из этого следует.
Мы уже видели, что итальянские фашисты были по большей части моло