Однако по поводу «Хаймвера» мнения исследователей расходятся. Ньюмен (Newman, 1970: 261) считает, что «Хаймвер» вербовал себе сторонников отовсюду, кроме городского индустриального рабочего класса. Эдмондсон (Edmondson, 1978: 38–39, 59) полагает, что движение возглавили кадровые офицеры, офицеры запаса, лишенная титулов аристократия, «белые воротнички» и «разочарованная молодежь», рядовые же члены были «из крестьян и низшего среднего класса» — то есть, по его объяснению, мелких торговцев, юристов, государственных служащих. В такое стереотипное представление, по-видимому, идеально вписывается биография Августа Мейснера. Сын армейского лейтенанта, до Первой мировой он успел послужить и в армии, и в полиции, был ранен, получил награждение — а затем, лишенный своего скромного титула, отправился крестьянствовать в родную деревню в Штирии. Он стал командиром отряда «Хайм-вера», потом депутатом от блока «Хаймат», потом переметнулся к нацистам. Во времена республики несколько раз сидел в тюрьме — и очень гордился своей боевой биографией. В годы Второй мировой войны Мейснер прославился как свирепый эсэсовский палач и был повешен в 1948 г. в Югославии (Birn 1991).
Однако Эдмондсон разделяет и невероятное утверждение «Нью-Йорк Таймс» о том, что в 1927 г. «Хаймвер» якобы состоял на 70 % из крестьян, на 20 % из студентов и на 10 % из индустриальных рабочих. Карстен (Carsten, 1977: 93, 113, 120, 123) полагает, что в венском отделении организации преобладали рабочие и государственные служащие. Однако, продолжает он, в других местах (кроме Штирии во времена Депрессии) это было в основном сельское «движение протеста против модернизации и урбанизации». Он также отмечает, что и «Хаймвер», и нацисты рекрутировали сторонников из «народных» клубов, особенно спортивных, что помогало привлекать студентов и молодежь. Ботц (Botz, 1987a: 257–263) считает, что среди лидеров «Хаймвера» было много аристократов, ветеранов войны, а также студентов, и предполагает, что среди рядовых членов его преобладали сельскохозяйственные рабочие, а также лесники из крупных поместий. Большинство исследователей согласны в том, что в основном члены «Хаймвера» были выходцами из села.
Возможно, не все оценки справедливы. Количественный анализ, хоть и неполный, опровергает некоторые из этих утверждений.
Среди лидеров «Хаймвера» встречались видные аристократы, однако Уилтшегг показывает, что они составляли менее 2 %. В табл. 6.1 и 6.2 в Приложении я показываю, что лидеры и активисты «Хаймвера» рекрутировались из всех классов и сословий, может быть, с некоторым перевесом в сторону высшего и среднего класса, но не большим, чем у других несоциалистических партий того времени. Много было бывших офицеров и унтер-офицеров, в основном выходцев из провинции — однако не из сельской местности. «Хаймвер» и социал-христиане, от которых он откололся, были единственными движениями, где имелись в равной пропорции и крестьяне, и горожане. Есть у нас и небольшие выборки боевиков. Среди 36 членов «Хаймвера», в основном городских жителей, попадавших под арест за политическое насилие, преобладают «классическая мелкая буржуазия» и рабочие, с долями 1,71 и 1,16 соответственно (Botz, 1980). Из 42 «мучеников» «Хайм-вера» 43 % были рабочими, 21 % — предпринимателями (мелкими или крупными?), среди остальных наблюдался широкий разброс по классовой принадлежности (Wiltschegg, 1985: 278). Следует ли заключить, что из боевиков «Хаймвера» большинство было рабочими (как и в других фашистских движениях) и классическими мелкими буржуа (что уже очень необычно)? По таким маленьким выборкам с уверенностью этого не скажешь.
Голосовало за «Хаймвер» не столько село, сколько город. В 1930 г. соотношение между голосованием за «Хаймвер» и долей избирателей, занятых в сельском хозяйстве каждой общины, было отрицательным (-0,15), а между голосованием и степенью урбанизации — положительным (0,14). Положительной была и корреляция между голосованием за «Хаймвер» и долей избирателей, занятых в третьем секторе, — 0,15 (Botz, 1987a: 269). Как видим, корреляции выражены очень неярко; из этого можно заключить, что австрофашизм был привлекателен для всей страны. Были у фашистов и рабочие организации, хоть и намного меньшие, чем у социал-демократов. Однако в общей сложности они включали в себя почти 100 тысяч членов, в основном «белых воротничков» и работников государственного сектора, а после 1930 г. численность их росла быстрее, чем у социалистических профсоюзов (Wiltschegg, 1985: 274–283; Kirk, 1996: 33). Также «Хаймвер» имел сильное влияние среди шахтеров и металлургов Верхней Штирии (Pauley, 1981: 76). Начиная с 1928 г. его профсоюзы здесь стали вытеснять социалистические, а в 1930 г. «Хаймвер» сумел провести в парламент своего кандидата от Верхней Штирии. Льюис (Lewis, 1991) считает, что это стало результатом гонений на социалистические профсоюзы и режимом наибольшего благоприятствования для профсоюзов «Хаймвера» со стороны промышленников. Социалисты в этом регионе не были сильны, а большая часть работ не требовала высокой квалификации, поэтому промышленникам не составляло труда увольнять левых и заменять их послушными безработными. Но это не объясняет электоральный успех «Хаймвера» в этих краях (при тайном голосовании). По-видимому, рабочие симпатизировали фашизму больше, чем готов признать Льюис. Штирийское отделение «Хаймвера» было самым радикальным, в 1933 г. оно фактически слилось с нацистами. Таким образом, австрофашизм, хоть и тяготел к буржуазии и мелкой буржуазии, в целом имел широкую социальную базу. Его консерватизм был привлекателен для буржуазии и крестьянства, а фашизм апеллировал к более радикальным слоям.
Об австрийских нацистах известно больше. В 1930 г. за них голосовали примерно те же избиратели, что и за «Хаймвер»: с незначительной отрицательной корреляцией — 0,20 среди сельского населения и незначительной положительной среди городских жителей (0,15) и в третьем секторе занятости (0,21). Нацизм родился в городе, но сумел распространить свое влияние и на крестьянство, которое называл «становым хребтом Австрии». Первые электоральные победы пришли к нацистам в начале 1930-х в Штирии и Каринтии, когда позиции «Хаймвера» пошатнулись. Консерваторов ужаснуло участие крестьян в провалившемся нацистском путче 1934 г. Однако низкая корреляция может свидетельствовать о том, что поддержка, пусть и неравномерная, была повсеместной. У нацистов было одно явное преимущество над фашистами — лишь они поддерживали аншлюс и после прихода Гитлера к власти были готовы его совершить. Многие поддержали нацистов как силу, способную привести к объединению с Германией и обеспечить Австрии экономическое процветание. Свою ставку на нацистов сделал и туристический бизнес, в Австрии достаточно серьезный: ведь аншлюс с Германией открывал границы для потока туристов. Компании с немецким капиталом ратовали за свободную торговлю, но многие австрийские по-прежнему держались за протекционизм. Успех нацистов на выборах не требовал приверженности нацистской идеологии, это была победа прагматизма.
Однако ядро нацистской партии было вполне фашистским и по убеждениям. Небольшая довоенная Немецкая рабочая партия (ДАП) и ее послевоенное порождение, Немецкая национал-социалистическая рабочая партия (ДНСАП), были именно националистическими и социалистическими организациями. Туда входили рабочие, особенно железнодорожники, и все те же госслужащие. В начале 1920-х в партию начали вступать студенты, учителя, дипломированные специалисты. Смена поколений и классовые конфликты ослабили партию более чем на десятилетие (Pauley, 1981: 27–29, 40–41). В табл. 6.1 приведены данные по составу партии от 1923 г. Доля рабочих в 1925 г. составляла 0,82 — чуть ниже средней, — но в 1926–1932 гг. она резко падает до 0,36 и затем снова поднимается до 0,67 в 1934–1938 гг. Как и в Германии, наибольшую активность проявляют госслужащие: прослойка среднего класса в австрийской нацистской партии была значительнее, чем в Германии, хотя рабочие составляли не менее четверти ее членов. Из табл. 6.1 мы видим, что австрийские социалисты были более пролетарской партией, чем нацисты. ДНСАП могла конкурировать с ними лишь среди рабочих общественного сектора: железнодорожников, почтовых работников, работников городского транспорта, персонала компаний с немецким капиталом.
Как и в других странах, рабочие чаще вступали в парамилитарные формирования, а не в саму партию. Из табл. 6.1 видно, что среди нацистов, задержанных австрийской полицией, 52 % были рабочими, 39 % входили в СС и СА, хотя эти цифры гораздо меньше, чем 82 % рабочих в боевой организации социалистов «Шуцбунд». Один из лидеров СА отзывался о своих товарищах-рабочих как об «истинных наших приверженцах»; а во время диктатуры Дольфуса процент рабочих вырос еще больше (Botz, 1980: 196, 206, 221; Pauley, 1981: 97–98).
Фашизм нравился рабочему классу в провинции более, чем в Вене. «Красная Вена», где проживала половина всех австрийских социалистов, заметно отличалась от остальной Австрии. Социализм в провинции был менее марксистским, менее твердым и более гибким. Как в Венгрии и Румынии, фашизм и социализм часто переплетались там, где для этого была подготовлена националистическая почва, где нацистов и социалистов объединяли антиклерикализм, антикапитализм и антисемитизм. Социалистические лидеры были принципиальными противниками антисемитизма, но стеснялись заявлять об этом во весь голос, боясь, что это вызовет раздражение у рядовых членов партии. Они видели решение «еврейского вопроса» в ассимиляции, а не в мультикультурализме. Далеко не все рядовые социалисты разделяли убежденность своих вождей в том, что социализм и нацизм — смертельные враги. Обе партии осознавали, что их сторонники мечутся между ними в поисках той силы, которая сможет дать бой главному врагу — австрийскому консерватизму. После 1934 г. «мечущиеся» в большинстве своем примкнули к нацистам, хотя масштаб этого пополнения нацистской партии трудно оценить (Kirk, 1996: 44). Известно, что двое социалистов-шуцбундовцев, бежавших из Линца после неудавшегося восстания 1934 г., вернулись в 1938 г. и вступили в СС (Bukey, 1986: 136). Нацисты обещали полную победу над безработицей, и казалось, что им можно верить. Поскольку Гитлер справился с безработицей в Германии, австрийские рабочие с полным основанием надеялись, что это же произойдет и у них. По сообщениям гестапо, во время аншлюса «рабочие оказали единодушную поддержку национал-социализму. Такого доверия не было ни у какого правительства» (Bukey, 1978: 317). И в 1938 г. правительство действительно начало выполнять свои обещания: безработица сократилась на 60 %, в течение года росла зарплата. Но вслед за подъемом начались экономические неурядицы. Теперь в нацистскую партию массово вступали карьеристы из среднего класса, а разочарование рабочих росло. Недовольство усилилось во время войны — антинацистские листовки, граффити и прочая полупод-польная агитация были делом рук рабочих (Bukey, 1989: 155–156; 1992: 210–219; Konrad, 1989). Рабочие немало сделали для прихода фашизма к власти в решающий период с 1934 по 1938 г.; однако, как и немецкая НСДАП, австрийские нацисты никогда не были партией пролетариата.