бельгийский «Кристус Рекс» (который так и не признала католическая церковь). Все фашисты использовали в своей деятельности религиозные мотивы, но лишь румынский Легион в самом деле напоминал церковь. Перед доверчивыми крестьянами легионеры даже творили чудеса.
Легионеры твердили, что иностранные поработители осквернили чистую душу румынского крестьянина, а теперь ее продолжают осквернять евреи. Многие румыны с готовностью в это поверили. Бытовой антисемитизм в Румынии не был лишь достоянием Легиона — он был распространен повсеместно. Специализировались на антисемитизме политические правые, однако его влияние испытывали и центристы, и даже либералы. Хоть и открещиваясь от радикального антисемитизма, национальная элита требовала румынизации экономики, иными словами, выдавливала иностранный капитал из частного сектора. По закону от 1934 г., согласно доктрине «опоры на собственные силы», были приняты квоты и запреты, ущемляющие национальные меньшинства. По новым законам на всех предприятиях должно было работать не менее 80 % румын, и не менее 50 % мест в совете директоров должны были также принадлежать румынам. Председателем совета директоров мог быть избран только румын. Закон не делал различий между национальными меньшинствами, однако применить его к мадьярам и немцам оказалось очень сложно. В местах их компактного проживания румын, которые могли бы занять ответственные посты, практически не было. Начиная с 1937 г. запретительные меры против меньшинств ужесточились, лозунг «Румыния для румын» стал осуществляться на практике. Ударило это в первую очередь по евреям. Вину за этот процесс можно возложить на влияние Гитлера, на стремительную экспансию нацистской Германии, но на первом этапе это было делом рук самих румын (Mendelsohn, 1983: гл. 4; Ancel, 1993: 215; lanciu, 1996: 76–77, 280–306).
Врач-еврей Эмиль Дориан в своем дневнике много пишет о том, как румыны во всех своих тяготах и бедах винили «проклятых жидов». О евреях ходило множество диких сплетен и измышлений, а правительство этому потворствовало. Евреям, пишет Дориан, официально запретили нанимать прислугой молодых женщин, это мотивировалось тем, что евреи якобы торгуют христианскими рабынями. В своих воспоминаниях врач дает волю и юмору:
Сцена в городском транспорте. Еврей поднимается и уступает место пожилому румыну.
— Я не буду сидеть там, где сидел вонючий жид, — свирепо огрызается старик.
Другой нееврей, стоящий рядом, спрашивает:
— Вы действительно не будете садиться?
— Конечно нет!
Второй румын садится на место, уступленное евреем, через пару секунд встает и говорит пожилому джентльмену:
— Теперь можете смело садиться, я румынизировал это сиденье (Dorian, 1982: 289–290).
В разных провинциях антисемитизм принимал различные очертания. Ветхозаветные евреи в ермолках и сюртуках в северной Молдавии и Бессарабии выполняли роли «экономических парий» и терпели поношения как «инородческие» эксплуататоры крестьян. Бессарабских евреев, кроме этого, подозревали в симпатиях к большевикам. С 1919 г. и позже «жидобольшевики» не переставали быть жертвами погромов. И в самом деле, небольшая Румынская коммунистическая партия состояла в основном из иностранцев и евреев. В 1931 г. из 24 делегатов от коммунистов лишь 9 были этническими румынами. Шестеро были евреями, четверо венграми, трое украинцами и двое болгарами (Treptow et al., 1996: 422). Большая часть евреев с юга обосновалась в столице, остальные почти все расселились в южной Молдавии, где доминировали в частном секторе — их ненавидели за «богатство и эксплуатацию». Омадьяренные евреи Трансильвании считались не только экономическими конкурентами, но и пособниками венгерских врагов (под этими лозунгами прошли первые студенческие антисемитские выступления в 1920-х гг.). Эти противоречивые обвинения объединял единый страх. Евреи были антинациональны сразу в двух смыслах: во-первых, они служили иноземным врагам Румынии, во-вторых, будучи капиталистами и большевиками (неважно, кем конкретно), разжигали классовые конфликты и разобщали нацию. Антисемитизм имел под собой и традиционно религиозную почву: евреи «распяли Христа» и «пили кровь христианских младенцев». «Румынский антисемитизм был едва ли не основой национализма, в националистической среде евреи считались инородным телом, угрожающим единству и даже самому существованию румынского народа» (Ianciu, 1996: 318). Чем сильнее становился национализм, тем стремительнее менялся характер антисемитизма — из бытовой фобии он превращался в политическую идеологему, от которой до фашизма рукой было подать.
Антисемитизм Легиона выделялся из общей антисемитской волны тем, что идеально вписывался в его христианско-фашистское видение государства, нацеленное на провокационное вооруженное насилие и в конечном счете на мятеж. Крайник, известный теоретик движения легионеров, выдвинул идею этнократического государства, опирающегося на «румынскую почву, кровь, дух и веру». Такое государство стоит выше демократического государства, которое суть не что иное, как «регистрационная палата» для подсчета населения «без учета его расовых и религиозных различий». Евреев он выделял особо, как «неизбывную угрозу существованию любого национального государства», однако добавлял, что «всякий неассимилированный инородец, вовлеченный в государственную деятельность, является элементом нестабильности и хаоса… перед Румынией стоит жизненная необходимость создать исключительно этнократическое государство». Поэтому он призывал к очищению румынского общества от чуждых элементов. Другой интеллектуал-легионер, Баня, добавлял: «Евреев следует преследовать не за расовую и религиозную чужеродность, но лишь за ту опасность, которую они несут государству». Да и сам Кодряну призывал к жесткой обороне против «еврейского наступления и просачивания». «Из крысиных еврейских нор в больших городах расползается зараза карикатурной еврейской культуры». Надо «выжечь это осиное гнездо», это будет лишь «актом милосердия». Теоретики не стеснялись в выражениях, призывая к чисткам и особенно к депортации: «Евреев — в Палестину!» Во время Второй мировой войны посольство правительства Виши в Бухаресте сообщало в Париж, что антисемитизм Легиона носит крайние формы и более жесток, чем антисемитизм в Германии, и что Кодряну выступал и за уничтожение евреев, и за их депортацию. Но лишь после начала войны (после смерти Кодряну) от угрожающей антисемитской риторики Легион перешел к действиям. Эта нравственная деградация описана в следующем томе моей книги[42].
Таковы были вариации румынского Легиона на стандартные темы фашизма в Центральной и Восточной Европе: «очистительный» национализм и антисемитизм, потуги уничтожить классовые и межпартийные конфликты, парамилитарный элитизм и стремление к авторитарному государству. Однако румынский фашизм нес в себе и три отличительные черты. Во-первых, его внешняя политика была миролюбивой, поскольку Румыния поглотила столько территорий, что едва могла их переварить. По этой же причине он не делал акцента на этатизме. Во-вторых, он был религиозным, морально-реформаторским, презрительно относящимся к материальной стороне жизни. Сейчас нам трудно воспринять его иррациональность, отрицание политической программы, прославление «румынской души», расплывчатые лозунги, любовь к пению, «доктрину действия», сочетание морализаторства и насилия. Ритуализованные массовые действа дарили легионерам ощущение эмоционального единства, родства, часто даже готовности к мученичеству. В-третьих, румынский фашизм был отмечен печатью пролетарского национализма: в образе врага выступали классовые эксплуататоры, внутренние и внешние, а во главе пятой колонны, естественно, шли евреи. Почему эти идеи укоренились именно в Румынии? Вначале поговорим о самих легионерах, а потом выясним, кто был их благодарной аудиторией.
КЕМ БЫЛИ ЛЕГИОНЕРЫ?
Как и в других случаях, румынские фашисты в подавляющем большинстве были молодыми мужчинами. Британский дипломат передает то, что говорили о себе сами фашисты: их движение «поглотило» молодежь страны. Вебер говорит о «крестовом походе подростков» (Weber, 1966b: 514, 519; Sturdza, 1968: 102; Vago, 1975; 1987: 286–297). Легион сложился в университетской среде — и далее вербовал в свои ряды в основном студентов и даже школьников. Кодряну вспоминал, что, когда легионеры совершали свои походы, вокруг предводителя ехали верхом молодые мужчины в возрасте 25–30 лет, за кавалькадой пешим порядком шли еще более молодые студенты — фашистская пехота. Были здесь и молодые военные, хоть и не в таком количестве, как в Венгрии. Руководители движения были моложе, чем в других политических партиях, еще моложе были рядовые активисты. Средний возраст легионера как в 1927-м, так и 1942 г. составлял 27–28 лет. Посольство Виши сообщало, что во время войны Легион состоял «почти исключительно из молодых людей», а опытных политиков в нем было мало (Ianciu 1998: 72). Кадровый голод объясняется тем, что старая гвардия была уничтожена, брошена за решетку или выслана из страны в предвоенные годы, некоторые ветераны воевали за Франко в Испании и там нашли свою смерть.
Молодое поколение легионеров не успело понюхать пороху во время Первой мировой войны. Сам Кодряну еще мальчишкой сбежал на фронт, был комиссован за молодостью лет и отправлен в кадетскую школу. Для него и его сверстников война была чуть ли не религией — ведь именно тогда румыны впервые за многие годы получили «крещение кровью». В начале 1920-х националистическая эйфория захлестнула университеты, где «домашнее» и «фронтовое» поколения бурно обсуждали национал-этатистские рецепты для исцеления страны. Краткое затишье наступило, когда к власти пришла Национальная крестьянская партия, 1930-е г. ознаменовались новым подъемом легионерского движения вначале на селе, потом в городах, энтузиастами этой идеи снова стали молодые люди, родившиеся уже после войны. В ту пору ветеранами движения считались мужчины 30–40 лет, учившие молодых катехизису румынского фашизма, тогда еще наивному, лишенному острых углов реального военного или парамилитарного насилия.