История, социальная практика многих стран и многих поколений показала полнейшую несостоятельность всякого рода «теорий» о якобы нехватке «жизненного пространства» для тех или иных народов, для тех или иных стран, из-за которой-де и проистекают все бедствия и страдания данного народа или страны.
Основоположники научного коммунизма К. Маркс и Ф. Энгельс в свое время решительно отвергли попытки рассматривать природную среду как фактор, определяющий историю страны. «От «природы» Германии, какой она была в эпоху переселения в нее германцев, — писал, например, Ф. Энгельс, — осталось чертовски мало. Поверхность земли, климат, растительность, животный мир, даже сами люди бесконечно изменились, и все это благодаря человеческой деятельности, между тем как изменения, происшедшие за это время в природе Германии без человеческого содействия, ничтожно малы»[311]. Он подчеркивал, что одни и те же природные условия в зависимости от состояния общественного производства по-разному влияют на жизнь общества. Рассматривая, в частности, историю Австро-Венгрии, Ф. Энгельс отмечал, что буржуазная цивилизация распространялась в Центральной Европе вдоль морских берегов и по течению больших рек, «земли же, лежащие далеко от моря, и особенно неплодородные и труднопроходимые горные местности, оставались убежищем варварства и феодализма». Однако такая географическая изоляция рухнула вместе с созданием железных дорог.
«Гранитные стены, за которыми каждая провинция сохраняла свои национальные особенности и вела замкнутую местную жизнь, перестают служить преградой... Альпы и Богемский лес как бы перестают существовать; новая артерия простирается от Триеста до Гамбурга, Остенде и Гавра, далеко за пределы империи, пересекая горные хребты и проникая до отдаленных берегов Северного моря и Атлантического океана. Участие в общих делах всего государства, в событиях внешнего мира становится необходимостью. Провинциальное варварство исчезает»[312]. Дело в конечном счете не в несовершенстве политической карты мира, не в несоответствии исторических границ «естественным» интересам государства. Дело в способе производства материальных благ, в характере производственных отношений.
Фашистские геополитические теории служили одной-единственной цели — оправдать откровенно шовинистические, захватнические войны фашизма.
В конце концов эти агрессивные и человеконенавистнические теории фашизма абсолютно противоречили коренным интересам любого народа, в том числе и немецкого. Однако, к сожалению, они отравили сознание значительной части немецкого народа. В. Ульбрихт совершенно справедливо отмечал в этой связи: «Немецкой буржуазии, в течение многих десятилетий оболванивавшей немецкий народ, удалось убедить немало немцев в том, что распространение господства немецкого народа на другие народы является ключом национальной мощи и свободы, что немецкая нация тем сильнее и свободнее, чем больше она умеет распространить свое господство на другие народы, подавлять свободу и право на самоопределение других народов, вовлекать их в захватнические войны и грабить их». Разоблачая геополитические изыскания последышей фашистов, В. Ульбрихт отмечал далее: «Некоторые немцы утверждают, будто наш народ не может жить в пределах нынешних, сузившихся границ. Это старый аргумент, с помощью которого Гитлер готовил войну. Пагубность мнения, будто жизненный уровень народа зависит от количества квадратных километров территории, обнаружилась и была доказана как раз во время этой войны. В ходе захватнической войны Гитлера к территории Германии, составлявшей почти 500 тыс. кв. км., была присоединена территория в 4,5 млн. кв. км. Но именно поэтому страна и пришла к катастрофе. Не число квадратных километров определяет жизненный уровень народа. Что это действительно так, видно на примере таких стран, как Швейцария, Швеция и др. Этим странам не хватает многих продуктов, но они могут иметь их в любое время на основе мирных торговых связей с другими народами. И напротив, народ старой России с обширной территорией терпел до 1917 г. жестокую нужду, хотя имелось достаточное пространство. Лишь после установления Советской власти в России, когда был создан действительно демократический строй и народ стал хозяином страны, удалось преодолеть нужду и нищету. Поэтому жизненный уровень народа определяется не количеством квадратных километров, а внутренним строем и отношениями с другими народами. Вывод из этого таков: жизненный уровень нашего народа зависит от того, удастся ли ему не допустить нового использования его сил и достояния для империалистических завоеваний, удастся ли создать внутри страны такой демократический порядок, который сделал бы возможными мирные отношения с другими народами»[313].
Обманывая немецкий народ, лживо утверждая, что все бедствия немецких трудящихся объясняются исключительной плотностью населения Германии, несоответствием между количеством населения и размерами территории и что вследствие этого единственный путь к подъему жизненного уровня немецкого народа лежит в расширении его «жизненного пространства», гитлеровцы планировали агрессивные захватнические войны. Они ставили своей задачей не просто военный разгром своих реальных и мнимых противников, одновременно они планировали ограбление порабощенных стран и народов, ограбление в таких масштабах, каких история еще никогда не знала[314].
Бесчеловечность фашистских агрессивных планов заключалась в том, что фашисты помышляли не только о захвате «пространства», территорий, продовольствия и сырья, фашисты ставили цель поработить и даже уничтожить другие народы[315]. Вот как «рассуждал» о немецкой политике по отношению к Советскому Союзу А. Розенберг: «Или полное уничтожение русского народа, или онемечивание той его части, которая имеет явные признаки нордической расы... Речь идет не только о разгроме государства с центром в Москве. Достижение этой исторической цели никогда не означало бы полного решения проблемы. Дело заключается скорее всего в том, чтобы разгромить русских как народ»[316].
Конкретизируя решение «русской проблемы», Розенберг подчеркивал: «Создание военной державы западнее Урала никогда не должно снова стать на повестку дня, хотя бы нам для этого пришлось воевать сто лет. Все последователи фюрера должны знать: империя лишь тогда будет в безопасности, если западнее Урала не будет существовать чужого войска... Только немец вправе носить оружие, а не славянин, не чех, не казак и не украинец... Гигантское пространство, естественно, должно быть как можно скорее замирено. Лучше всего этого можно достигнуть путем расстрела каждого, кто бросит хотя бы косой взгляд»[317].
Подобные преступные заявления были характерны для всех сподвижников Гитлера. В частности, Гиммлер на одном из совещаний группенфюреров СС (Познань, октябрь 1943) цинично заявлял: «У эсэсовцев должен быть один абсолютный принцип: мы обязаны быть искренними, порядочными, верными и относиться по-товарищески только к тем, кто принадлежит к нашей собственной крови, и ни к кому более. Как дела у русских, что с чехами — мне совершенно безразлично. То, что у народов связано с качественной кровью нашего типа, мы заберем себе, а если понадобится, то отнимем детей и воспитаем их по-своему. Живут ли другие народы зажиточно или подыхают с голоду — интересует меня лишь настолько, насколько мы нуждаемся в них как в рабах... Будут ли держаться на ногах от усталости 10 000 русских баб на строительстве противотанкового рва — интересует меня лишь настолько, насколько готов противотанковый ров для Германии...»[318].
Германизировать славянское население, лишить его государственности, подавить его культуру, физически уничтожить поляков, русских, чехов, югославов и т. д. — такова была «программа» фашистских извергов.
Одним из важных средств подавления славян нацисты считали разгром их культуры, уничтожение интеллигенции славянских народов. Славянские территории должны быть только сырьевой и энергетической базой. Славяне должны быть обречены на тяжелый, неквалифицированный труд. Их жизненный уровень должен быть низким, и повышать его никогда не следует.
Ни в коем случае нельзя допускать, чтобы этим народам давалась возможность культурного развития, создания собственной интеллигенции, собственных очагов национальной жизни. Иначе, предупреждал, в частности, Гитлер, позднее из этого может возникнуть оппозиция, от которой потом долго не избавиться[319].
Уничтожение интеллигенции славянских стран — таков «жизненный закон», подчеркивал и Гиммлер. И разъяснял, что для решения этой «проблемы» принципиальным вопросом является «вопрос о школах и тем самым вопрос об отборе и просеивании молодежи. Для ненемецкого населения на Востоке не должно быть образования выше, чем четырехклассная народная школа. Цель этой народной школы должна состоять лишь в следующем: умение считать, самое большое до 500, и правильно написать фамилию. Убеждение, что послушание немцам, откровенность, прилежание и порядочность являются божьей заповедью. Умение читать я считаю излишним. Других школ на Востоке быть не должно...»[320].
Жестоким средством уничтожения населения захваченных стран был массовый угон граждан этих стран на принудительный труд в Германию. Из оккупированных стран фашисты насильственно вывозили сотни тысяч людей. В Германии или на захваченных фашистами территориях эти люди жили в невыносимых условиях концентрационных лагерей. Они страдали от голода, холода, от болезней, напряженных темпов работы и садизма эсэсовских охранников и «капо». Потрясающим свидетельством бесчеловечного обращения фашистов с узниками концлагерей являются рассказы самих заключенных. Так, заключенные из Освенцима, работавшие на гигантских заводах по производству синтетического горючего и каучука концерна «ИГ Фарбениндустри», рассказывали: «Мы работали на огромном заводе по производству «буны», куда нас сгоняли каждый день около 3 часов утра. На обед нам давали похлебку из картофеля или брюквы, а вечером — немного хлеба. Обращались с нами ужасно. Поскольку наше место работы находилось за пределами большой цепи караульных постов, оно было разделено на маленькие участки в 10×10 метров, каждый из которых охранял эсэсовец. Любого, сделавшего хоть шаг за пределы этих квадратов в рабочее время, без всякого предупреждения убивали выстрелом на месте за «попытку к бегству». Часто случалось, что эсэсовец исключительно по злобе приказывал заключенному принести какой-либо предмет, находившийся вне его квадрата. Если он выполнял этот приказ, эсэсовец убивал его за то, что тот отошел от отведенного ему места. Работа была очень тяжелой, без перерывов для отдыха. На работу и с работы надо было бежать быстро, как бегут солдаты; любого, кто выбивался из строя, убивали выстрелом на месте... Лишь очень немногие могли вынести такое напряжение, и, хотя побег был невозможен, попытки бежать бывали ежедневно. В результате каждую неделю вешали по нескольку человек»