С подобными «миролюбивыми» заявлениями Гитлер обращался много раз и публично и к Франции и к Англии, заверяя их, что Германия не имеет к ним никаких претензий, что германский народ не преследует никаких военных целей ни против Англии, ни против Франции.
Даже в адрес СССР, народы которого были объявлены «смертельными врагами» Германии еще в «Майн Кампф», Гитлер делал неоднократные «миролюбивые реверансы». В то же время на совещаниях Гитлера с верхушкой «третьего рейха» и вермахта откровенно планировалась агрессивная война против СССР, война на уничтожение. Даже начав уже войну против СССР, фашисты стремились прикрыть свои подлинные агрессивные замыслы.
Чтобы преступный режим не был распознан, чтобы не были распознаны кровавые жестокости, насилие, террор и убийства «окончательного урегулирования», фашисты, разумеется, всячески приукрашивали фасад своего преступного государства, свою бесчеловечную идеологию. Они понимали, что «нормальный» бюргер только в том случае будет способен издеваться и убивать людей, если удастся усыпить его совесть, выдавая ему патриотические или идеологические лицензии на убийство. Поэтому в области внутренней политики фашистская пропаганда начинала с того, что призывала своих «сограждан», особенно молодежь, «посвятить себя делу спасения чести родины». Фашисты демонстративно объявляли молодежь «революционной надеждой», характеризовали свое движение как движение молодежи, призванное «омолодить нацию», «спасти» ее свободу и т. п. «Нация», «родина» — вот была та идея, которую фашисты давали молодежи, многим другим людям, искавшим после катастрофы первой мировой войны, после крушения старых иллюзий какую-то новую духовную опору. За таким бессмертным и непреходящим символом, как нация, родина, народное сообщество, конечно, стоило идти, стоило сражаться и нести жертвы.
Это осуществлявшееся в течение многих лет морально-политическое отравление прямо или косвенно отразилось на всех слоях немецкого общества. Самые широкие массы немецкого народа были захвачены шовинистическими, националистическими лозунгами.
И важно подчеркнуть, что такое отравление немецкого народа осуществлялось сознательно, целеустремленно еще задолго до Гитлера. Вся система воспитания в вильгельмовской Германии была пронизана милитаристским и верноподданическим духом.
В 1914 г., в первые дни первой мировой войны, учителя получили приказ любыми средствами возбудить интерес учеников к событиям на фронте. Обычный учебный план был сокращен, военная подготовка увеличена. В гимназиях было прекращено изучение английского и французского языков, литературы и искусства. Утверждалось, что немецкая литература прошлого и настоящего располагает достаточными ценностями для воспитания учеников в немецком духе и что немецкое искусство достаточно богато, чтобы отказаться от иностранных влияний.
Во время дебатов в прусском ландтаге по поводу задач народного образования К. Либкнехт осудил подобное вмешательство правящих кругов в школьное образование. К. Цеткин также самым решительным образом клеймила «варварство и позор» германских народных школ[377].
После поражения Германии в первой мировой войне правящие классы активно стремились завлечь молодежь в создаваемые ими многочисленные реакционные организации, такие, как добровольческий корпус черного рейхсвера, «Стальной шлем» и др. В этих организациях молодежи прививали враждебность к демократическим концепциям, приверженность ко всякого рода политической мистике, к принципу авторитаризма и фюрерства, навязывали ей идеи полного растворения отдельного индивидуума в «целостности», воспитывали ее в духе солдатской дисциплины и милитаризма и т. д.
Понятно, что молодежь, зараженная подобными идеями, не могла противостоять национал-социализму. Напротив, нацисты весьма успешно направляли националистические устремления молодежи, ее романтизм, культ природы, склонность к иррационализму и мифологии и т. п. в свою идеологическую систему, а Гитлера сумели изобразить в качестве долгожданного мессии, спасителя. Не случайно поэтому, что более 50% членов Всеобщего германского студенческого союза солидаризировались с политическими взглядами фашистов и приветствовали их победу. Значительную часть молодежи увлекла псевдореволюционная демагогия национал-социализма, его националистическая фразеология, апелляция к мифологии, спекуляции на чувстве товарищества, призыв к героическим деяниям и т. п.
Спекулируя на таких высоких ценностях, как нация, государство, долг, порядок, авторитет и т. п., фашисты грубо мистифицировали их содержание. В противовес марксистской, подлинно научной концепции, рассматривающей нацию как сложное социальное образование, состоящее из социальных классов и слоев, из разнообразных конкретных элементов социального, экономического, политического и нравственного порядка, фашисты, как было показано выше, оценивали нацию как некий абсолют, как живой организм. Нация, национальное, национальная культура, национальный язык, национальные традиции — все это фальсифицировалось и в искаженном виде было использовано фашистами в целях духовного одурманивания людей.
Фашисты, обращаясь к истории своей нации, своего народа, делали акцент прежде всего на реставрацию прошлого, апеллируя к «тайным силам» жизни и природы, к «крови и почве», к мистической псевдоромантической символике. Так, эмблема итальянских фашистов: пучок прутьев с секирой — призвана была вызвать у итальянцев тоску о былом величии Рима и тем самым порождать империалистические устремления. Ярмо и пять стрел фаланги — возрожденная эмблема католических королей, обещающая возрождение золотого века «испанского духа». Нацисты перераспределили цвета имперской Германии до 1918 г. (черно-бело-красный) и сделали своим знаменем такой символ: белый круг на красном фоне с черной свастикой в центре.
Примечательно, что свастика, этот главный символ нацизма, как доказал французский исследователь Р. Алло, по своему происхождению непосредственно восходит не к восточной мифологии, как на это часто указывали, а связана с немецкой же геральдикой. Этот символ имеет прямое отношение к расистским легендам и гербу Гогенцоллернов (он уже использовался тайными расистскими обществами и балтийскими военными корпорациями) и выражает собой призыв к объединению монархистских и расистских кругов с гитлеризмом. Причем если В. Рейх (см. гл. I) соотносит свастику с сексуальными инстинктами, то Р. Алло раскрывает символику свастики в связи с исторической традицией. «Изображение четырех кос, вращающихся вокруг единого центра», символизирует «смерть скошенного колоса и его возрождение к жизни в германском религиозном сообществе»; «...этот типично жертвенный цикл подчеркивает угрожающий смысл свастики» для «врагов арийской расы», отброшенных этим неумолимым движением, магическим вращением во «внешнюю тьму»[378]. Как видно, вся эта символика была отнюдь не случайна: все это было одним из способов искажения действительности, создания мира иллюзий, мнимого «согласия между народом и нацией во имя высших целей». В.И. Ленин писал о символах, что против них вообще ничего иметь нельзя. «Но "против всякой символики" надо сказать, что она иногда является "удобным средством обойтись без того, чтобы охватить, указать, оправдать определения понятий"...»[379].
Один из исследователей идеологии фашизма Ф. Хауг (Западный Берлин), вскрывая цель нацистской мистификации, мифологизации истории и культуры, пишет: «Миф готовит людей к тому, чтобы насильственно разрушить существующее и создать новый режим, который не нуждается в том, чтобы его точно определяли, ибо миф вырастает из воззрений группы только как направление, как движение. Миф есть стремление, он не может толковаться рационалистически, действенность мифа вырастает из его внутренней сути»[380].
Вся эта мистификация, идеализация, романтизация национальных традиций, национальной культуры, языка и т. п. служила фашистам обоснованием для нападок на все прогрессивное и демократическое в национальной культуре, на все «чужеродное», «привнесенное извне», на тех или других «врагов» национальной культуры и т. п. Гитлеровцы демагогически выступали с требованием очистить немецкую культуру, немецкий язык. Наш язык, писала «Фолькише Беобахтер», — это звук нашей души, звук нашей крови. Нужно снова обеспечить немецкому народу приток нордической крови. Во имя «очищения» культуры фашисты убивали коммунистов, преследовали демократов. Они буквально предали огню произведения великих гуманистических писателей как прошлого, так и настоящего. Причем, сопровождалась эта беспримерная акция безудержной националистической и социальной демагогией. Сожжение книг осуществлялось ими под следующими лживыми лозунгами и выкриками:
1. Долой классовую борьбу и материализм. За народную общность и идеалистический образ жизни.
Я предаю огню статьи Маркса и Каутского.
2. Против декадентства и морального расизма. За воспитание, дисциплину и нравственность в семье и государстве.
Я предаю огню статьи Генриха Манна, Эрнста Глаезера и Эриха Кестнера.
3. Против беспринципности и политической измены. За верность народу и государству.
Я предаю огню книги Ф. Ферстера.
4. Против разрушающей душу переоценки психических мотивов. За благородство человеческой души.
Я предаю огню статьи 3. Фрейда.
5. Против искажения нашей истории, за возвращение достоинства и чести нашему прошлому.
Я предаю огню статьи Эмиля Людвига и Вернера Хегемана.
6. Против чуждого народу журнализма демократическо-еврейской чеканки, за ответственное сотрудничество в деле национального строительства.
Я предаю огню статьи Теодора Вольфа и Г. Бернхарда.
7. Против литературной измены солдатам мировой войны. За воспитание народа в духе правды.