что они будут принесены в жертву войне исключительно ради интересов германских монополистов.
Фашисты весьма умело, весьма искусно обманывали трудящихся. В Германии нацисты в демагогических целях наводняли города красными афишами, эмблемами, знаменами. Испанские фалангисты, учитывая значимость в Испании анархистских течений, наряду с красным сделали своим цветом и черный. Когда нацисты пришли к власти, они «перехватили» у рабочих партий празднование 1 Мая. Известен спор между Розенбергом и Геббельсом; Розенберг требовал отказаться от празднования 1 Мая, поскольку это был праздник международной солидарности трудящихся, и предлагал ввести взамен новый праздник — 20 апреля — день рождения фюрера. Геббельс возразил. Следует, сказал он, отмечать и день рождения фюрера, и сохранить 1 Мая как День труда, «отняв» этот праздник у коммунистов и социал-демократов. Победила точка зрения Геббельса. 1 Мая 1933 г. был введен День труда как праздник, символизирующий единство и сплоченность всех немцев вокруг идеи национального труда. Примечателен первый плакат, который выпустили нацисты ко Дню труда. Он символизировал единство рабочих, крестьян и интеллигенции; причем в центре сверху был портрет Гете, как бы олицетворявший благородные духовные устремления режима.
Фашисты демагогически объявили труд священным делом, «доказывали», что в фашистской Германии все являются «трудящимися»: и рабочие, и капиталисты, и фашистские фюреры. И к сожалению, несмотря на то что фашистское «приятие» социализма сводилось к фальсификации социализма, к ожесточенной борьбе против подлинного социализма, демагогии фашистов верили многие.
Итальянские фашисты, так же как и гитлеровцы, широко использовали социальную демагогию. Они выдвигали в высшей степени радикальные лозунги: обещали освободить и оздоровить национальную жизнь, обвиняли рабочие партии в «классовом эгоизме» и провозглашали себя выразителями интересов всей нации. Особое внимание фашисты уделяли работе с «ардити» — бывшими фронтовиками. Тольятти в свое время считал одной из самых серьезных ошибок социалистической партии именно то, что в первые послевоенные годы она не поняла положения бывших фронтовиков. А фашисты, Муссолини это поняли и с помощью искусной демагогии сумели привлечь многих из них на свою сторону.
Вместе с тем, как указывает Тольятти, фашисты умело оказывали влияние и на рабочих. Чем, например, занимаются секции дополаворо (в точном переводе — «после работы»), организованные фашистами? «Они развивают деятельность в различных направлениях. Участвуя в ней, рабочие получают и некоторые выгоды. Им предоставляют различные льготы, скидки на билеты в театры и кино, возможность приобретения в определенных магазинах продовольственных товаров и одежды по сниженным ценам, оказывается помощь в организации туристских экскурсий. Здесь же следует сказать и о некоторых формах социального обслуживания. В отдельных случаях организации дополаворо выполняют функции касс взаимопомощи, оказывая, например, материальное содействие нуждающимся семьям тружеников, получивших увечья и т. д.»[399], — отмечал Тольятти.
За всем этим, конечно, скрывалось полное равнодушие, пренебрежение коренными интересами трудящихся: рабочих и крестьян. Со всей очевидностью это обнаруживается в циничных словах Муссолини: «К счастью итальянский народ еще не привык есть несколько раз в день. Его уровень жизни настолько низок, что он меньше ощущает нужду и лишения»[400].
Демагогическими обещаниями социальных благ были наполнены программы и других фашистских стран и организаций. Так, гитлеровский «вассал» Антонеску в целях обмана и успокоения народных масс демагогически заявлял, что будут приняты меры по «подъему благосостояния крестьянства», осуществлены социальные реформы «в пользу рабочего класса», увеличена заработная плата служащим, развернута борьба за уменьшение детской смертности, повышена роль школы и церкви и т. д. Он обещал развернуть борьбу с коррупцией, создать комиссию по проверке собственности членов королевской камарильи, уменьшить расходы на содержание государственного аппарата и королевского двора, ликвидировать все, что вызывало недовольство и возмущение трудящихся. «Железногвардейские» главари уверяли, что ставят своей целью «возвысить румынский народ» и «устранить социальную несправедливость». Они демагогически твердили, что благодаря их усилиям «скоро придет время, когда каждый будет иметь свое место в жизни в соответствии с его верой и духовными запросами»[401].
Фюрер британских фашистов Мосли в своей пропагандистской деятельности, в сущности, слепо копировал своих германских и итальянских «собратьев». Взяв себе за образец нацистского фюрера, Мосли издал весьма простую программу («Десять принципов фашизма»), в которой всем было обещано все. Рабочим он обещал работу, мелким предпринимателям — защиту от рабочих-большевиков, капиталистам — более высокие и более устойчивые прибыли, профсоюзам — свободу от эксплуатации их капиталистами, помещикам — экономическую безопасность, мелким фермерам — увеличение земельных наделов и гарантированные цены; аристократическим семействам (многие из которых были тесно связаны с БСФ) он обещал гарантировать уважение к их традиционным привилегиям; стране в целом, он обещал избавление от гнилого либерализма. Помимо всего этого он всем без исключения обещал действие. Был выброшен также лозунг «Англия превыше всего!».
Самой важной составной частью фашистской идеологии, фашистской пропаганды была борьба с учением научного коммунизма. Несмотря на все специфические различия фашизма в разных странах, воинствующий, фанатичный антикоммунизм был характерен для всех разновидностей фашизма. Антикоммунизм, антимарксизм были той точкой соприкосновения, где безоговорочно сходились все разновидности фашизма. Главное, против чего боролись фашисты в марксизме, — это теория классовой борьбы и пролетарский интернационализм, поскольку они приводят индивида к отказу от своей исконной привязанности к своей земле, крови, расе, разрушают чувства принадлежности к народному сообществу, подрывают основы национальной жизни и т. д. и т. п. Фашистские лидеры понимали, что для борьбы с «мировой теорией» марксизма недостаточно одного насилия и террора, необходима еще и «теория», «Всякая попытка бороться с мировой теорией с помощью силы оканчивается неудачей, поскольку борьба не принимает формы агрессии за новую интеллектуальную концепцию, — писал Гитлер в «Майн Кампф». — Только когда две мировые теории сталкиваются друг с другом на равных условиях, грубая, упорная и беспощадная сила способна решить дело оружием в пользу той стороны, которую она поддерживает. Именно с этой стороны борьба с марксизмом терпела до сих пор неудачу. Именно по этой причине законодательство Бисмарка против социалистов вопреки всему провалилось, и так оно и должно было быть. Ему не хватало новой мировой теории, на основе которой можно было вести борьбу»[402].
Краеугольным камнем, ядром «теории» фашизма, фашистской пропаганды был тезис о «несовместимости» подлинного социализма с марксизмом. Как утверждали фашистские «теоретики», социализм имеет национальный и надклассовый характер, в то время как марксизм — учение интернациональное, якобы не только игнорирующее интересы своей нации, но и подчиняющее их международным «плутократическим», «еврейским» силам. Исходя из разделения общества на антагонистические классы, марксизм будто бы подрывает «национальное единство». Именно поэтому, подчеркивал Гитлер, немецкий социализм отказывается от интернационализма. «С какой стати, — говорил он, — немецкий рабочий должен быть «братом» китайского кули, малайского пароходного кочегара, неграмотного русского сплавщика леса? Разве эти люди ближе ему, чем его немецкий работодатель?»[403]
Немецким рабочим нацисты прививали национализм, твердили, что знаменитые качества немецких рабочих, такие, как дисциплина, профессионализм, аккуратность и т. п., свойственны исключительно немцам. «Немецкий рабочий сегодня счастлив, он свободный человек в свободной стране. Он — первый рабочий мира»[404], — лицемерно твердил лидер фашистских профсоюзов Роберт Лей.
Национал-социализм характеризовался фашистами как подлинно «социалистический» путь, противостоящий как «плутократии» Запада, так и «азиатскому» коммунизму СССР, обычно изображавшемуся ими как «казарменный», «уравнительный», «нищий» и т. п. социализм. Нет, наш социализм иной, вещал Геббельс в брошюре «Пруссия вновь должна стать прусской». Спекулируя на националистических настроениях немцев, он твердил, что социализм — это то, что воодушевляло королей Пруссии и что выражалось в поступи прусских гренадерских полков, это социализм долга. Социализм, подчеркивал. Геббельс, — это пруссачество. Понятие пруссачества совпадает с тем, что мы понимаем под словом «социализм».
Подобные «откровения» (которые, конечно, оказывали воздействие на умы и сердца зараженной националистическим угаром мелкобуржуазной массы) в конечном счете разоблачали псевдосоциалистический характер демагогии фашистов.
К. Маркс и Ф. Энгельс в свое время очень точно охарактеризовали, что такое «немецкий» или «истинный социализм». Этот социализм, писали они, «провозгласил немецкую нацию образцовой нацией, а немецкого мещанина — образцом человека. Каждой его низости он придавал сокровенный, возвышенный социалистический смысл, превращавший ее в нечто ей совершенно противоположное. Последовательный до конца, он открыто выступал против «грубо-разрушительного» направления коммунизма и возвестил, что сам он в своем величественном беспристрастии стоит выше всякой классовой борьбы»[405].