[521]. Только фирмы наследников шестнадцати богатых прусских промышленных семей времен до 1918 г. имели в 1970 г. в ФРГ суммарный оборот не менее чем в 57,5 млрд. марок, т. е. почти половину бюджетных средств, которые в 1971 г. имело в своем распоряжении правительство ФРГ[522].
Это колоссальное средоточие экономической мощи. Причем западногерманские монополисты в 70-е годы заняли более сильные экономические позиции, чем их постоянные исторические соперники — капиталисты Англии и Франции. Экономическое могущество предопределяет, естественно, и военное превосходство. Ф. Энгельс писал: «...Насилие не есть просто волевой акт, а требует весьма реальных предпосылок для своего осуществления... победа насилия основывается на производстве оружия, а производство оружия, в свою очередь, основывается на... «экономической силе», на «хозяйственном положении», на материальных средствах, находящихся в распоряжении насилия... Ничто так не зависит от экономических условий, как именно армия и флот»[523]. ФРГ, занимая сильнейшие экономические позиции в Западной Европе, и в военном отношении также оказывается сильнейшей. И это несмотря на две проигранные мировые войны и сокращение территории господства германского империализма наполовину!
И примечательно, что опять-таки, как и накануне второй мировой войны, именно международные, и прежде всего американские, монополии помогли западногерманским концернам быстро восстановить утраченную после военного разгрома Германии силу и влияние. Джордж Уилер, работавший после войны начальником отдела Американской военной администрации в Германии, разъясняет, какие виды имел на Германию Уолл-стритт: «1. Восстановление монополистического капитала под контролем Уолл-стритта; спасение старых капиталовложений и использование всех возможностей для новых инвестиций. 2. Создание антисоветского военного плацдарма. 3. Создание зоны напряжения для ведения холодной войны»[524]. Ориентированная именно на эти цели, политика западных держав помогла преступным германским монополиям, взрастившим фашизм, вновь восстановить свои позиции, свое влияние и силу.
Важно отметить, что по воле правящих кругов США и Англии в Федеративной Республике Германии с самого начала руководящее положение вновь заняли многие прежние политики, которые несли полную ответственность за то, что немцы оказались под властью гитлеровского режима. Эти политические деятели с самого начала придали политике ФРГ реакционную, антикоммунистическую направленность во внутриполитической области и реваншистскую, агрессивную — в сфере внешней политики[525].
Во внутренней политике правящие круги ФРГ при попустительстве американской, английской и французской военной администрации сразу же повели линию на срыв денацификации. До 1977 г., т. е. более чем за 30 лет, прошедших со времени окончания второй мировой войны, в ФРГ за преступления против мира и человечества было наказано лишь около 8 тыс. нацистов, причем многие из них получили либо условное, либо незначительное наказание, в то время как в ГДР справедливую кару сразу же понесло свыше 13 тыс. бывших нацистов[526].
Одновременно реакционеры начали борьбу против антифашистов, против тех, кто внес свой немалый вклад в свержение фашистской диктатуры. В ход шли самая низкопробная демагогия и бессовестная клевета. Образчиком «борьбы» с антифашистами может служить кампания нападок на Томаса Манна. «Выступления Томаса Манна — это обвинение против Германии. И это обвинение, которое по своей резкости, тяжкости, ужасности превосходило все, что когда бы то ни было с момента катастрофы было сказано на эту тему, исходило из уст человека, который обязан Германии всем: своей культурой, своим образованием, своим языком и отнюдь не в последнюю очередь своими успехами, своим богатством и своим положением в мире (?!). Мысль о том, что такой человек претендует на право быть в США представителем немецкой культуры, т. е. именно той культуры, на которую он так злобно нападает (?!), наполняет наше сердце болью»[527]. Политическая и духовная атмосфера, складывавшаяся в то время в Западной Германии, была для многих антифашистов сигналом предостережения. Поэтому так и не вернулись на родину ни Томас Манн, ни Генрих Манн; то же относится и ко многим другим писателям-антифашистам: Герману Гессу, Лиону Фейхтвангеру, Эриху Мария Ремарку, Герману Броху, Оскару Мариа Графу, Нелли Закс и многим другим.
Политическое развитие в Западной Германии с самого начала осуществлялось под антикоммунистическими лозунгами. Западные оккупационные власти распустили все антифашистские органы, которые были созданы в апреле — мае 1945 г., препятствовали объединению коммунистов и социал-демократов, в 1946 г. удалили коммунистов из всех органов управления, отказались от традиций политики антигитлеровской коалиции и начали «холодную войну» против СССР. Все это в конечном счете неизбежно вело к тому, что на ключевых позициях в политической жизни Западной Германии закреплялись самые откровенные антикоммунисты. Уже в 50-х годах правительство Аденауэра уволило и запретило в дальнейшем принимать на государственную службу коммунистов, членов демократической федерации молодежи, членов союза лиц, преследовавшихся при нацизме; и на основе закона № 131 от 11 мая 1951 г. оно открыло двери для поступления на государственную службу 150 тыс. бывших фашистских чиновников, которые после разгрома фашизма были отстранены от своих постов.
Естественно, империалистические круги в Западной Германии в первые послевоенные годы стремились скрыть свои реакционные политические устремления. Одной из идеологических опор, под видом которой монополистическая буржуазия ФРГ попыталась скрыть свои реставраторские антинародные, антидемократические устремления, был клерикализм. Почему? Клерикализм оказался в 50-х — начале 60-х годов, в «эру Аденауэра», единственно действенным средством идеологического влияния на широкие народные массы. И это потому, что церковь, несмотря на то что многие ее организации и служители фактически сотрудничали с фашизмом, выдержала его крушение, сумела обелить себя и, более того, предстать даже «мученицей» фашизма. Обладая многовековым опытом социальной демагогии, материальной базой и организацией для идеологического воздействия на массы, она сумела сохранить и даже расширить свое влияние. Именно поэтому империалистическая буржуазия пошла на союз с политическим клерикализмом. «Это было необходимо, — указывает В. Ульбрихт, — потому что нацизм в глазах народов мира и немецкого народа дискредитировал себя и обанкротился из-за своих чудовищных преступлений. Клерикализм для немецкого империализма после 1945 г. был единственной возможностью получить определенный массовый базис»[528].
Клерикальная демагогия господствующего класса Западной Германии преследовала следующие цели: приняв мнимо антинацистский облик, критикуя нацистскую идеологию, осуждая фашистский террор и т. п., оклеветать вместе с тем коммунизм, провозглашая, будто гитлеровский фашизм и коммунизм идентичны, имеют одну и ту же природу. Тем самым антифашистским настроениям и устремлениям подсовывался в качестве противника совершенно противоположный объект. Антикоммунистическим в конечном счете целям служили также и попытки клерикалов интерпретировать фашизм как следствие материалистической науки, как результат атеистического бунта против бога. Так, в «Программе Христианско-демократического союза британской оккупационной зоны» (1946) было записано: «С эпохой, когда в Германии духовной основой было материалистическое мировоззрение, когда оно господствовало над государством, экономикой и культурой — с этой эпохой должно быть покончено... Место материалистического мировоззрения вновь должно занять мировоззрение христианское...»[529]
Как отмечал Макс Рейман, «подобно тому как фашисты в борьбе против научного социализма К. Маркса и Ф. Энгельса использовали насквозь лживые теории об «общности народа» и «национал-социализме», так... ХДС, выполняя социальный заказ прежних реакционных сил, проповедуют «христианский социализм» и идеи «новой общности народа»[530].
Однако по мере восстановления и упрочения своей экономической и политической власти империалистические круги снова стали выдвигать откровенно националистические, шовинистические и антикоммунистические концепции.
Одной из таких концепций, в которой националистические, шовинистические и антикоммунистические убеждения и представления были выражены в наиболее концентрированной форме, была концепция «единого формированного общества». Эта концепция была сформулирована лидерами партии ХДС/ХСС, которые, выражая интересы империалистических кругов ФРГ, ставили своей задачей интеграцию рабочего класса и других слоев трудящихся в системе государственно-монополистического капитализма. Теория «единого формированного общества», в сущности, являла собой поворотный пункт в политической стратегии западногерманского империализма. Она завершала период реставрации и укрепления монополистического капитализма, в котором основная цель реакционных кругов ФРГ сводилась к попыткам добиться «деидеологизации» трудящихся масс; провозглашая «формирование» общества, монополистический капитал выдвигал новую задачу — мобилизацию трудящихся на активную поддержку государственно-монополистической системы.
Эта «переориентация» объяснялась тем, что западногерманский капитализм вступал в новый этап развития, характеризующийся, с одной стороны, усилением его экономического потенциала в капиталистическом мире, а с другой стороны, относительной слабостью его политических позиций в связи с обостряющейся классовой борьбой и укреплением социалистического содружества.