– Не торопись с выбором, – говорила я ей в тон. – Утро вечера мудренее, завтра вернешься и решишь.
Черепашка сидела там, где я ее оставляла утром, прижав к себе какого-нибудь жалкого потрепанного плюшевого пса, порванную книжку или курточку другого ребенка, пялясь в пустоту, как это получается только у кошек. Они как будто вообще живут в отдельной вселенной, которая занимает то же самое пространство, что и наша, но для них полна удивительных вещей, таких, как мышки, воробышки или особые телевизионные программы, которые нам не дано увидеть.
Детский центр не приносил Черепашке никакой пользы, и я это знала.
По истечении шести дней моей работы в «Бургер-Дерби» его менеджер Джерри Спеллер, который был уверен, что руководство бургерной забегаловкой ставит его почти вровень с Императором Вселенной, заявил, что я неправильно отношусь к работе, и я ответила, что он совершенно прав. Я сообщила ему, что действительно не питаю к работе в его славном учреждении должного почтения и, чтобы это доказать, швырнула в свою бейсболку в «Майти майзер» и включила его. Сэнди была так поражена, что целых два раза подряд пережарила картошку-фри.
Сцепились мы по поводу униформы. Шорты, которые были ее составной частью, оказались все-таки не из пластика – это был хлопок с полиэстером и какой-то блестящей ниткой, из-за которой их нужно было периодически отдавать в химчистку. То есть ты получаешь три двадцать пять в час плюс бесплатный сельдерей, и должен при этом сам оплачивать чистку своих шортов?
Единственное, о чем я жалела, так это о том, что почти перестала видеться с Сэнди. Естественно, мне пришлось искать другое место для завтрака. В округе было несколько кофеен, и, хотя ни в одной из них я не чувствовала себя уютно, кое-что интересное я там обнаружила – свежие газеты. Люди оставляли их на столах рядом со своими пустыми чашками, апельсиновой кожурой и крошками от круассанов.
Частенько в эти кофейни влетала пожилая леди по имени Джесси, которая собирала со столов корки от дынь и недоеденные фрукты. Потряхивая нечесаными седыми волосами и хлюпая резиновыми сапогами на несколько размеров больше, чем ее ноги, она грузила свою добычу в пикантно пахнущую тележку, которая когда-то принадлежала супермаркету «Сэйфуэй», и увозила ее вдаль, объясняя всем и каждому, кто встречался на ее пути:
– Это не для еды. Это для натюрмортов.
Мне же она рассказала, что пишет только мадонн – Мадонна из апельсиновой кожуры. Мадонна и младенец с земляникой. Вместе мы сформировали нечто вроде команды по зачистке: она забирала остатки фруктов, я – газеты.
Ежеутренний просмотр объявлений с предложением работы придал новый смысл моей жизни. Объявления о сдаче жилья, с другой стороны, вызывали лишь смех. Правда, были еще объявления, где люди искали себе соседей по квартире – возможность, о которой я не думала. Все, что внушало хоть какую-нибудь надежду, я обводила кружочком, но, как правило, люди оказывались слишком придирчивыми в выборе тех, с кем хотели бы делить жилье.
«Ищу зрелого, ответственного художника или аспиранта для совместного ведения хозяйства; ответственность пополам, тонкая душевная организация – обязательное условие…»
«Откликнись, некурящая вегетарианка, которая жаждет разделить гармоничное пространство с вдумчивой Девой и котом…»
Я начала подозревать, что для того, чтобы разделить гармоничное пространство с вдумчивой Девой, требуется еще более серьезная квалификация, чем лицензия лабораторной медсестры, выданная штатом Аризона.
Главная проблема, однако, состояла в том, смогу ли я найти нужный мне адрес на пестрой карте автобусных маршрутов Тусона. Но к концу недели я наконец решила посмотреть пару вариантов. Одно объявление, среди прочего, требовало, чтобы возможный сосед или соседка были открыты для «новых идей». В другом говорилось: «Молодая мама ищет компании. Отдельная комната. Плата невысокая, обещаю не беспокоить. Можно с детьми». Первое объявление явно подразумевало некое приключение, а из второго было ясно, что экзамен мне сдавать не придется.
Я надела чистые джинсы, заплела волосы, помыла Черепашку в раковине. К этому времени у нее уже появилась собственная одежда, но я по старой памяти натянула на нее свою футболку с надписью «Я супер!», привезенную с озера Кентукки. Просто на удачу.
Оба адреса были недалеко от центра города. По одному из них находился ветхий дом, у которого над крыльцом висело с дюжину ветряных колокольчиков. Один колокольчик был изготовлен из серебряных клапанов какого-то духового инструмента, не то флейты, не то кларнета, и это устройство, похоже, заинтересовало даже Черепашку. Не успела я даже постучать, как на пороге появилась женщина.
Она впустила меня внутрь и крикнула куда-то вглубь дома:
– Пришли по объявлению!
На левом ухе у нее болтались три серебряные сережки: месяц, звезда и ухмыляющееся солнце, и при каждом движении сережки звенели, словно она сама тоже была ветряной колокольчик. Женщина ходила босиком, а ее юбка напомнила мне шторы в моей комнате в «Республике». Мебели в комнате не было, но на полу кучками лежали подушки, а в центре – пестрый ковер. Я стояла, ожидая, что сделает женщина. Она же устроилась на подушках, расправив юбку поверх коленей. Я заметила на пальцах ее ног четыре тонких серебряных кольца.
Появилась еще одна женщина. Она вошла через дверь, ведущую на кухню, и я с облегчением увидела там стол и стулья. Из другой комнаты вышел высокий худой парень с безволосой грудью, почесывая копну оранжевых волос, похожую на мокрого кота. Из одежды на нем были только льняные пляжные штаны с поясом-веревкой. Трудно было сказать, сколько лет этим людям. Я ждала, что вот-вот в комнате появится какой-нибудь их родитель и велит бродяге надеть рубашку, но с тем же успехом они могли быть и старше меня.
Мы уселись на подушки.
– Меня зовут Фея, – сказала та, что носила на ногах кольца. – Пишется «Ф-э-й-а». Это Ла-Иша, а это – Тимоти. Ты уж извини его – вчера он употребил кофеин, и теперь его гомеостаз разбалансирован.
Я решила, что они говорят о его автомобиле, хоть и не имела понятия, как употребляют кофеин в автомеханике.
– Какая жалость, – сказала я. – Вообще, если бы у меня был кофеин, я бы его пила. По-моему, с ним нужно поступать именно так.
Все они некоторое время молча смотрели на меня.
– Да, я забыла, – сказала я. – Меня зовут Тэйлор. А это – Черепашка.
– Это имя ее духа? – спросила Ла-Иша.
– Ну да! – ответила я.
У Ла-Ишы было крепко сбитое тело, широкие босые ступни и круглые икры. Носила она нечто вроде саронга, украшенного изображениями черных и оранжевых слонов и жирафов. Голова была повязана шарфом с тропическими узорами. Подумать только, что на меня когда-то пялились из-за того, что я носила красное с бирюзовым. Попробуйте забросить эту троицу в Питтмэн, и люди в ужасе разбегутся.
Ф-э-й-а взялась задавать мне вопросы.
– Ребенок тоже будет здесь жить?
– Конечно. Мы с ней одно целое.
– Круто. У меня нет проблем с маленькими людьми, – сказала она. И, обратившись к другим, спросила:
– Ла-Иша? Тимоти?
– Мне представлялось немного другое соседство, но я не против. Я быстро привыкаю к детям, – проговорила Ла-Иша, с минуту подумав.
Тимоти сообщил, что, ребенок – милаха, и спросил меня, мальчик это или девочка.
– Де… – начала я, но Фэйа не дала мне договорить.
– Тимоти! – воскликнула она. – Это совершенно лишний вопрос.
И, обратившись ко мне, пояснила:
– В этом доме гендерные характеристики человека не имеют значения.
– Угу! – сглотнула я. – Ясно.
– А что она ест? – спросила Ла-Иша.
– Главным образом то, до чего дотянется. На завтрак, например, съела половинку хот-дога с горчицей.
И вновь наступила долгая пауза. Черепашка принялась сердито дергать за бубенчик на уголке подушки, да и я сама тоже начинала чувствовать, как во мне поднимается раздражение. Эти подбородки и колени на одном уровне! Мне вспомнилось жутко длинное арабское кино о каком-то шейхе, которое я видела сто лет назад. Не исключено, что Ла-Иша – арабка, думала я, хотя и выглядит очень белой. Светлые волосы и розовые круги вокруг глаз. Может быть, арабка-альбинос? Я прислушалась к тому, что она говорит, и поняла, что она читает нечто вроде лекции.
– …в хот-доге содержится по меньшей мере четыре различных вида токсинов, – говорила она, обращаясь скорее к комнате, чем ко мне. Ее глаза, обведенные розовыми кругами, казались воспаленными.
А вот теперь она точно обращалась ко мне:
– Ты знала это?
– Я бы не удивилась и семи-восьми токсинам, – отозвалась я.
– Нитриты, – сказал Тимоти. Он сжал себе голову ладонями – одну подложив под подбородок, а вторую – на макушку, и стал легонько раскачивать, пока не послышался тихий хруст. Я начала кое-что понимать про разбалансированный гомеостаз.
– Мы едим здесь главным образом продукты из сои, – сказала Фэйа. – Сейчас как раз начинаем производство соевого молока, и каждый жилец обязан не меньше семи часов в неделю процеживать творог.
– Процеживать творог, – кивнула я, хотя сказать хотелось совсем другое. Распугивать сорок. Обивать порог. Если пообивать достаточно, держу пари, найдется что-нибудь получше этого…
– Именно, – продолжала Фэйа таким ненормально спокойным голосом, что мне хотелось швырнуть в нее подушкой. – Я полагаю, что ребенок…
– Черепашка, – сказала я.
– Я полагаю, что Черепашка будет исключена из процесса, но нам придется уточнить квоту по кухонной…
Я никак не могла сконцентрироваться. Ла-Иша все щурилась, пытаясь привлечь внимание Фэйи. Я вспомнила миссис Ходж с ее трясущейся головой – она будто бы говорила кому-то, стоящему у тебя за спиной: «Не делай этого»!
– …поэтому расскажи нам о себе, – наконец сказала Фэйа, и меня выдернуло из размышлений, словно школьника на уроке, когда его вызвали к доске. – Какое пространство ты хотела бы себе создать?
Так она и сказала, слово в слово.