Народный контроль
Сотни лет живу я здесь, но, как объяснить увиденное вами, не знаю.
«24 декабря. …Добыл в холмах из стаи маскированную трясогузку. Пока присыпаю кровь крахмалом и заворачиваю, ко мне с трех разных сторон, явно на выстрел, подлетели порознь два курганника и балобан. Ни один из них не может рассчитывать на то, чтобы поживиться чем-либо от охотника или браконьера. Тогда чего ради?
Мы все же недооцениваем степень развития птичьих мозгов и птичьей любознательности.
Плюс еще одно, крайне важное: то, что потребность в новой информации — основополагающее, фундаментальное свойство живой природы. Даже «неразумной». Но зато многим Homo sapienc категорически несвойственное».
Пустельга
И снова им овладело любопытство…
«17 декабря. …Второй раз вижу, как пустельга, поймав мелкую ящерицу, не съедает ее, а прячет в кустики полыни. Очень это у нее по-хозяйски получается, деловито и по-бытовому. Летит своим хлопотливым полетом, тащит ящерку в лапах, подлетает к маленькому кустику, садится, засовывает голову внутрь между ветвей, положив провиант подальше от посторонних глаз; оглядывается по сторонам («Не подсмотрел ли кто?») и сразу улетает после этого. Неужели не забудет и найдет потом?
Занятная все же птица. Знакомая даже не орнитологам своим уникальным вертолетным зависанием в воздухе на одном месте, когда, быстро-быстро трепеща крыльями (поэтому и зовется на Руси «трясучкой»), широко распускает хвост с черно-белой полоской, нарядно просвечивающий на солнце, и высматривает свою добычу — мышей, а в пустыне — маленьких змей и ящериц».
«25 декабря. …Пустельга преследует вальдшнепа, атакуя и окрикивая его, как потенциального конкурента. Путает его с другим хищником? Учитывая редкость здесь вальдшнепа и его малозаметность, это единственное объяснение.
Хотя кто знает. Опять задумываюсь над тем, что мы часто недооцениваем птичьи мозги. Например, Зарудный пишет в 1888 году про оренбургские перелески: «Однажды в продолжение нескольких дней кряду дул сильный северо-восточный ветер. Пустельга имела уже детей. И вот для защиты их от наступившего холода она пристроила к своему гнезду с подветренной стороны род забора из перевитых тонких прутьев». Кстати, это очень странно».
«23 января. Издалека замечаю над шпалерами виноградника непонятную активность: пустельга и десять сорок скачут в возбуждении, но это явно не моббинг; сороки не окрикивают сокола, а вместе с ним заняты чем-то другим. Подхожу ближе и вижу, что причиной всему — белая кошка, идущая по винограднику вдалеке от домов.
Пустельга зависает над ней в трех метрах, трепещет крыльями, потом садится рядом на шпалеру, возбужденно вытягивается на ногах и пронзительно кричит. И все это тонет в скандальных воплях десятка сорок, базарно снующих туда-сюда, забыв традиционные придирки к пустельге и объединившись с ней в окрикивании наземного врага».
«20 мая. …Впервые определил в поле степную пустельгу. Встречается гораздо реже обыкновенной, издалека различия рассмотреть трудно. У степной «усы» посветлее, не так заметны; когти на лапах белые, а не черные (поди разгляди…), а вот голос совсем другой, орет иначе».
Муравьи на небе
Он запрокинул голову… и увидел там нескольких пери…
«21 декабря. …Шесть пустележек и семь галок в воздухе ловят насекомых — крупных крылатых муравьев, у которых сейчас пошел массовый лет. Делают это по-разному.
Пустельга летает, планируя, на высоте метров сорок, затем делает резкое ускорение машущим направленным полетом, за которым следует быстрый бросок, выполняющийся стремительным пируэтом (порой немыслимым, с переворотом в воздухе). Чаще, перед тем как схватить муравья, взлетает чуть вверх, как на горку; крылья разведены, корпус ставит вертикально, хватает насекомое лапой перед собой. Затем складывает крылья и как бы ныряет с воздушной горки вниз, нагибает голову, перехватывая клювом зажатого в лапе муравья.
Галки ловят муравьев здесь же, вперемежку с соколами, но не лапами, а клювом; да и летуны они, по сравнению с пустельгой, неуклюжие. Галка двигается между «атаками» много больше, долго летит по направлению к муравью натужным машущим полетом (хлопая широкими крыльями, словно с трудом держится в воздухе и вот-вот упадет), затем делает не очень резкий, не очень быстрый и уж совсем не грациозный пируэт, а уже потом, притормозив, прицельным уколом клюва по линии движения хватает муравья.
Смешно даже говорить об окупаемости этой кормежкой энергетических затрат на нее, а вот кураж в поведении птиц улавливается с очевидностью. Хотя, кто его знает, может, в этих свежих муравьях какая-нибудь особенно ценная аминокислота? Или просто кисленького захотелось? Или полетать, порезвиться охота?
В птичьей круговерти на фоне солнечного неба и серебристых сверканий прозрачных крыльев бесчисленных муравьев появляется парящий среди кормящихся птиц ястреб-перепелятник. Осмотревшись, он четыре раза подряд по плавной дуге невсерьез пикирует на охотящуюся рядом пустельгу. Чего ради? От зависти, что сам так не может, как она? Склочник и зануда».
Пустынный жаворонок
…среди всех птиц Закаспийского края пустынный жаворонок… всего легче переносит наисильнейшие жары; он даже поет в самые жаркие часы дней начала июля. Голос его чрезвычайно приятен и сам по себе, и потому еще, что слышится порой в абсолютно безмолвной пустыне.
Птицы-пери обитают только в пустыне Мазандеран…
«25 ноября. Дорогая Роза!
…Иду по Долине Лучков, ко мне навстречу на высоте метра над землей подлетает из межхолмья пустынный жаворонок, зависает в воздухе в двух метрах от моего лица, а повисев так несколько секунд (насмотревшись на меня вдоволь?), опять стремительно отлетает через гребень холма. Я пустынных жаворонков видел уже тысячи в самой разной обстановке, и вот попался среди них один такой, особо ко мне любопытный. С чего бы это? Ведь не для того же, чтобы я его сфотографировал?»
«28 января. …Восемь часов подряд тропил стайку из шести пустынных жаворонков. По-латыни называется «Аммомáнес дэзэти».
Когда пятьсот минут наблюдаешь пяток маленьких «невзрачных» птиц, волей-неволей проникаешься деталями их взаимоотношений, лично воспринимаешь их мимолетные конфликты, их глазами смотришь на других появляющихся в поле зрения птиц; с их точки зрения оцениваешь вкусность веточек полыни, удобство пылевых ванн, опасность от балобанов или неотступное внимание очкастых орнитологов.
Замечаешь и понимаешь детали, о существовании которых обычно не догадываешься и не задумываешься. (Зарудный: «Я несколько раз видел, как жаворонок бросался на самые крупные виды саранчи, догонял этих насекомых на лету, валил на землю, растрепывал им крылья и ломал задние ноги, а затем с толком, чувством и расстановкой кушал их еще живыми».) А?
Изумительная птичка. Настолько особый вид, что вроде и не жаворонок вовсе. Единственный из всех жаворонков без пестрин в оперении; окраска гладкая, нежных серо-бежевых пастельных тонов (под окраску субстрата). Совпадает настолько, что иногда отвожу бинокль и уже с десяти метров ни одного не вижу на склоне, пока не прыгнет кто-нибудь. Лишь раздаются оттуда грустные приглушенные позывы.
Во-вторых, он не бегает и не ходит, как другие жаворонки, а прыгает неторопливо, как зяблик или задумавшийся над чем-то воробей. И в этом не только генеалогические связи, но и важнейшее приспособление к среде обитания: он живет на крутых комковатых склонах, по которым шагом не походишь. Сами-то мы как с крутого склона вниз спускаемся? Шагом? То-то и оно, что вприпрыжку.
А раз он двигается прыжками, то лишен и одного из главных признаков жаворонков как бегающих и ходящих наземных птиц — необычно длинного заднего когтя.
Никакой суеты в нем никогда. В зимних стаях прочих видов на равнине или на пологих склонах ниже по долине порой тысячи птиц: суета, толкотня, носятся наперегонки, огрызаются друг на друга, гоняют соседей из наиболее кормных мест… Пустынный жаворонок не такой. Никогда не образует огромных стай; чаще всего по пять — десять штук. И всегда не торопясь; прыг-прыг себе по своим пустынным делам.
Живет в местах совершенно особых, где многие виды жаворонков попадаются лишь иногда, а многие не встречаются вовсе: в самых опустыненных частях долины, среди разъеденных эрозией адыров, а иногда и на совершенно безжизненных склонах «лунных гор».
И пение у него очень особое: заунывное «свиррь-тиу» или «тиу-свиррь-тсиа» (Зарудный: «Оно состоит из грустных, протяжных, тихих, но в пустыне далеко слышных свистов, комбинирующихся в чрезвычайно милые мелодии… Их голос… подходит к величавому покою пустыни и гармонирует с ее тишиною; он был бы положительно странен в лугах, в травянистых степях и тем более в лесах»).
Короче, жаворонок, но стоит особняком.
Наблюдая за одной стайкой несколько часов подряд, вживаюсь в ритм жизни этой птицы; синусоида флуктуаций моих собственных эмоций уплощается и вытягивается; на все вокруг и на самого себя начинаю смотреть по-восточному…
После обеда меня нашли в холмах подошедшие студенты. Одну натуралистку послал посмотреть за соседней группой аммоманесов, с которой сблизилась та, за которой наблюдаю сам; птицы перекликаются с соседних склонов.
Закончив наблюдения, распрощался со своей стайкой. Собрал студентов, пошли к дому без наблюдений, просто разговаривая о разном (все устали).