Это все правильно, но ведь есть и другая сторона, вот она, налицо, кто-то же лез в компьютер с бухгалтерией, и что это за Вадим, назвавшийся сотрудником, который интересуется нашей базой данных?
Правда, теперь всегдашняя приветливая его улыбка уже не такая беспечная. Дошло, кажется, что могут быть и неприятные последствия. Но даже, скорей, не поэтому, а потому что – предательство. Это обычно спокойного и невозмутимого Трунова больше всего расстроило. Еще бы, в недрах их благополучной фирмы зрело что-то богопротивное, злодейское, грозившее разрушить так долго строившееся здание. И потом – раздор, взаимные подозрения, ухудшение атмосферы. Нельзя допустить!
Тогда Трунов и сказал: «Что ж, Костя, раз такая пьянка, придумай что-нибудь, надо этого троянского червя, этот вирус искоренить, ты сам понимаешь. Вот и займись, чтобы мне об этом больше не думать, и без того проблем по горло, надо дальше двигаться, а не заниматься ерундой. Как выяснится, уволю сразу, без выходного пособия».
И посмотрел таким длинным задумчивым взглядом.
Уволю…
Это Трунов не по жизни, а по своей интеллигентности. Сразу видно, человек в заоблачных высотах витает, в высших сферах – уволю, это что? Пойдет уволенный гулять себе, имея кое-какую информацию, которую надыбал и теперь может выгодно сбыть за немалые деньги. Или в отместку за проявленную к нему жесткость еще что-нибудь придумает – лишь бы навредить. Да, смотрел бы фильмы или детективы почитывал на досуге, по-другому бы отнесся.
Я ему и сказал: «Если вы, Александр Юрьевич, меня уполномочиваете, то можете не беспокоиться, все будет в полном ажуре. Мне всегда хотелось настоящего дела, вы же знаете. Я ведь у вас работаю, не сочтите за грубую лесть, не только из-за денег, но и из-за хорошего отношения к вам лично. Просто вы мне нравитесь как человек. Только благодаря вам и атмосфера такая доброжелательная в нашей конторе, а я в разных местах работал, такой нигде не встречал, это, знаете ли, дорогого стоит. Это ценить надо».
Чистая правда, между прочим. Семья – и есть семья (особенно когда своей нет). Тут надо друг за друга держаться, а не раскачивать лодку. Не понравилось – уволился, это пожалуйста. Но рыть изнутри – совсем другое. Он правильно сказал: червь. Потому что низко и подло.
Я его, конечно, поблагодарил за доверие. Вроде как теперь – по нашему негласному договору – я уже не просто вахтер, а служба безопасности. Даже и звучит по-другому.
В общем, можете на меня рассчитывать, Александр Юрьевич.
К сотрудникам же нашим я давно присматриваюсь.
Хошь-не хошь, а коли сидишь всю неделю сутками в конторе , то и замечаешь невольно всякие странности или, как бы это сказать, особенности. Один жует постоянно, другой в игры играет на компьютере, третий из Интернета не вылезает, но не по делам фирмы, а по собственным, кто-то курить постоянно выходит или убегает куда-то на час или два-три. Кто-то треплется безостановочно или кроссворды решает…
Это все понятно: целый день на службе – тоже нелегко, а у каждого дела и вообще жизнь. У Трунова за это не преследуют, главное – чтобы дело делалось, не все же такие трудоголики, как он. Поэтому он и не следит, а только чтоб все шло как надо. Либерал. Хотя и уволить может, если на каком-нибудь участке провал. Тут факты сами за себя говорят. Не справляется человек – до свидания!
Ну и очень хорошо.
Но только не когда человек подкоп роет, как крот (червь), подрывая корни дерева, плоды с которого сам ест.
А к этой парочке у меня сразу возникло: парень этот Радий уж больно гладкий, улыбается, но неискренне, я это сразу почувствовал, а Ниночка – ох не проста, за ней хвост еще тот тянется. Даром что смазливая, хотя, на мой вкус, ничего особенного. Пристроивший ее человек сам потом пожалел, когда она уже с Радием была (до замужества), звонил Трунову, чтобы тот ее выгнал, на что Юрьевич не поддался опять же из-за своей интеллигентности и порядочности. Ну да, наставила тому Ниночка рога, разве это повод, чтобы ее увольнять, тем более что по работе у него к ней претензий пока нет? Бывшему ее, понятно, обидно: он ей то-се, на работу устроил, а она… Тут поневоле взбесишься, о чем говорить.
В общем, история та еще. Трунов-то не вникает. Посочувствовал приятелю, да и кончено, не будет же тот настаивать. А присмотреться поближе – на это у него ни времени, ни охоты. Зря, между прочим. Тут многое может крыться. Если барышня такая шустрая, она и не на такое способна.
Как, впрочем, и Радий этот. Ведь крутился вокруг нее, зная про того самого человека, который ее опекал. В общем, мутновато. Я это быстро почувствовал. Глаза у парня бегают. У Ниночки же наоборот – цепкие такие, жесткие. Улыбаться улыбается, а зрачок напряженный.
С одной стороны, вроде отношения к делу не имеет. Мало ли какие у нынешних нравы. И потом, зачем им, если они у Трунова как у Христа за пазухой? Знают же, что человек хороший, в обиду не даст, раз уж взял к себе. Вот и делайте дело да не сорите вокруг, что еще?
Так нет же…
На каждого пришлось папочку завести, в трудовую книжку заглянуть. Не побрезговал я и на прежнюю службу Радия позвонить, откуда он, оказывается, чуть ли ни со скандалом ушел. Ясно же как белый день – не ловит мышей, да и не рвется особенно. Ему и так хорошо.
Нет, не правильно это как-то. У каждого, конечно, свое понимание, но, на мой взгляд, службы безопасности должно касаться все. Даже и то, о чем разговаривают, где проводят время, с кем встречаются и прочее разное. На кого-кого, а на меня Трунов может положиться. Я не из тех, кто забывает добро, помню, как он меня взял после прежней моей конторы, которая гикнулась в двадцать четыре часа, и я бродил, как волк, проживая последние копейки. Только тот и может оценить, кого задело. А эти свистуны, ну что они понимают? Им кажется, что к ним придут и все на блюдечке с голубой каемочкой принесут, как же!
В конторе я прямо с девяти, в костюме и при галстуке, сяду в свой закуток и изучаю бумажки, которые у меня собрались, в первую очередь на сладкую парочку. Интуиция подсказывает.
Конечно, можно заподозрить кого угодно, даже курьера Федю, все теперь в компьютерах доки (кроме меня разве), что в данном случае весьма существенно.
А еще Ниночка женским своим нюхом тоже что-то учуяла, вдруг ни с того ни с сего принесла мне дорогую финскую водку в резной такой бутылке – дескать, вот вам Константин Михалыч сувенир ко дню рождения. И откуда узнала-то про день рождения, никогда я в конторе не отмечал?
Да и что ей, казалось бы, вахтер и вахтер, никто ведь, кроме меня и самого Трунова про «безопасность» не знал, мы и слова-то этого вроде не произносили. Все как бы молча утвердилось, так что и подслушать невозможно. Ан вот тебе…
Может, она думала, что меня это расслабит, а все как раз наоборот… Только еще больше в подозрениях укрепило.
И Радий тоже стал (не почин ли подруги?) проявлять особую внимательность: раньше так, кивнет мимоходом, в знак приветствия, и дальше чешет – ни здрасьте, ни до свидания, а тут не просто «здравствуйте, Константин Михалыч» (это ж надо!), но еще и руку протягивает для пожатия – вялая, никакого мужества в руке, обходительный однако! И улыбается. Правда, взгляд ускользающий, исподлобья. Натужный такой взгляд.
Опять же – с чего?
Можно подумать, что на курсы вежливости записался. Или?..
Тут уж я заволновался: а вдруг они мои бумажки просекли, хотя я их вроде и не оставлял нигде, сразу в портфель засовываю, если пойти куда или выйти. Впрочем, при желании можно и в портфель заглянуть (двери нет, да и ящики в столе без ключа). А там недолго и сообразить, зачем все, особенно если рыльце в пушку.
Хотя, кто знает, может, и без бумажек вычислили, по моему изменившемуся виду (пиджак и галстук, портфель черный из кожзаменителя), что я теперь не просто вахтер. Есть люди, очень приметливые к чужому статусу, именно к статусу – ни к чему больше. Тут для них все по-другому сразу…
Вот-вот, раньше я для них никто был и звать меня никак. Все равно что швейцар, пустое место… Трунов, тот хоть в делах своих (наших) закопался, а все равно всегда руку пожмет: «Приветствую, Михалыч» – по-домашнему, дружелюбно. Сразу настроение улучшается. Человек для него – не стена.
А эти… Ну и ладно, я не обидчивый, нет и нет. Только бы не вредили.
Ниночка же эта, между тем, не просто внимательность проявлять стала, но и вообще… Как бы ненароком заглянет, о косяк плечом обопрется, ножку стройную, с крепенькой такой лодыжкой вперед выставит и спросит что-нибудь эдакое, ласковое, к работе совершенно отношения не имеющее: дескать, люблю ли я ландыши?
Люблю-не люблю, какое это имеет значение? Во всяком случае, не по душе мне, что их рвут и потом продают на углах, хотя известно, что ландыши занесены в красную книгу природы. Если б народ посознательней был, то и не покупал, тогда и рвать бы перестали.
«Правильно, совершенно с вами согласна, – кивает Нина, – жалко цветы, такие нежные…Трудно даже представить, что их может не быть». – И голосок подрагивает, чуть ли не со слезой.
Вот до каких разговоров дошло – о цветах.
А главное, смотрит так, словно я весь в шоколаде. Сладкий такой, прилипчивый взгляд, чуть ли не томление в нем…
Радий тоже заглядывать стал. Дескать, не хотите ли покурить? У меня вот «Пэл Мэл» есть…
Нужен мне его «Пэл Мэл», если у меня наша родная «Прима». Всегда ей как-то обходился. Но покурить, впрочем, можно, почему нет? Тем более что во время такого перекура кое-что и подузнать можно, свеженькое. Так, про между делом. Ведь человек нет-нет да и проговорится ненароком, если что-то свербит, беспокоит что-то.
Так оно и произошло, словно в воду глядел. Ведь не с чего-нибудь начал, а именно с компьютера, дескать, вот, сколько антивирусных программ не делают, а вирусы все равно плодятся быстрее. Тут недавно к его приятелю вирус по почте пришел по электронной, так вся система полетела, пришлось заново переустанавливать. А он последний раз сохранял всё месяцев пять назад, так теперь беда – все последние свои файлы потерял, даже заболел от расстройства. И еще что-то про программы разные, слова всякие незнакомые произносит, будто с таким же, как сам, юзером (так, кажется?) разговаривает.