Кот расслабленно валялся на багажной сетке коляски, всем видом показывая, что свое пристанище он обрел и пока расставаться с ним не собирается.
– Смотри, как он тут улегся! – удивилась Птича. – Прямо сразу так и пошел… Как будто за этим и приехал.
– Он такой, знает, чего хочет, с детских лет, – подтвердил Женька. – Значит, понравилось ему тут.
Птича впервые за долгие годы чувствовала себя совершенно в своей тарелке. Она находилась среди своих, от которых не надо закрываться, таиться… Ей было легко, словно она избавилась от тяжеленной ноши.
– А можно я пойду подремлю в шезлонге? – спросила она.
Ей просто хотелось убедиться, что можно все.
– Иди-иди, мы тут кое-что еще досмотрим, обсудим. Викуся под защитой. Ее видишь кто охраняет. Иди. А позже шашлыки будут. Спи, отдыхай…
Парни ее говорили наперебой.
«Солнцы мои», – подумала Птича, подхватила книжечку и отправилась на отдых.
Улечься она решила не в шезлонг, а на раскладушку, чтоб удобнее было. Оттащила ее подальше, в самую глубину участка. Здесь, среди кустарника, сооружали они каждое лето огромный шалаш. Он у них назывался замком. Возле этого замка и шли самые эпохальные баталии в защиту Прекрасной Дамы. Рыцарь рубил лопухи, произносил длинные захватывающие речи, Прекрасная Дама призывала к осторожности и предупреждала врагов, что в любом случае победа достанется Рыцарю…
Хорошее место. Давно отвоеванное у Сил Зла в пользу Сил Добра.
Сейчас оно все поросло лопухами, крапива кустилась чуть ли не в человеческий рост. Укромный уголок.
Птича прочитала всего насколько строчек и уснула. С таким удовольствием и так крепко, что пропустила много чего интересного.
Проснулась, совершенно не понимая, который час. По летнему солнцу разве определишь?
А какая разница, день сейчас или вечер? Ее никто не попрекнет, не съязвит, не примется поучать…
Какое счастье – быть свободной именно в мелочах повседневной жизни! Ведь из них складывается то главное, что в нас есть, – наше внутреннее равновесие и желание радоваться миру, ожидая от него приятных сюрпризов, а не очередных гадостей.
Птича поскакала на веранду, свежая и довольная.
И кто же там сидел за щедро уставленным всякой вкуснотой столом?
– Нелька! – тихо, чтобы не испугать Викусю, но очень восторженно произнесла Птича.
Нелька собственной персоной!
– Но ты же собиралась завтра! Ты… как дела? И как ты поняла, что мы тут, а не у нас на даче?
– Все хорошо, – улыбалась подруга. – Узнала очень просто. Позвонила на твой номер. Подошел Геннадий. Сказал, где вы все есть. Найти нетрудно.
– Ох, да! Я ведь телефон на столе оставила! Как хорошо! Викуся у нас ангел. Друг высшей пробы. Характер золотой. Ела, спала, улыбалась. Сегодня ее надо обязательно искупать… У нас тут такие дни… Такое происходит…
– Я вижу. И знаю, – подтвердила Нелька. – Мне уж многое рассказали.
– Ну а ты? Устала? Наработалась там? Новости есть какие-то?
Нелька опустила глаза.
– Устала. Наработалась. А новость есть… Пока ехала сюда, адвокат позвонил. У папаши инсульт. Из-за этого на суд явиться не может. Жена его орала адвокату, что это я отца довела. Во всем и всегда виновата я получаюсь. В общем, состояние тяжелое. Что дальше будет, непонятно. А мне хочется плюнуть на все, оформить Викусины документы и… Хотя и там… Тут ты… Устала я одна. Совсем что-то устала…
Нелька старалась улыбаться, но получалось у нее плохо.
Кот вылез из-под коляски и вскочил ей на колени.
– Как это ты одна? Ишь, чего удумала, – проворчал он, устраиваясь поудобнее. – Ишь, тощая какая, не помещаюсь я.
Но все-таки разместиться ему удалось, потому что Нелька обняла его и прижала к себе.
– Какой же ты милый котик, все ты чувствуешь, понимаешь… Пожалел меня…
– Мяуууу, – сказал Кот. – Кончай эти глупости. Одна она. Глаза раскрой.
– Слышала, что Кот сказал? – строго спросила Птича. – Ничего ты не одна. И все хорошо. И ты правильно все сделала. А мы все вместе. С Викусей легко. Вырастет – не заметишь. Ну? Хватит кукситься!
Но Нелька и правда улыбалась. Словно тучка прошла, и снова ясное небо без единого облачка. Вот, в кого такой характер у Викуси.
– Завтра с утра к бабе Нине пойдем. Там теленочек, молочко. Там хорошо… Увидишь…
– Да… Все хорошо.
– Поживешь пока на даче у нас. Квартиру твою обменяем. Переедешь. Будешь жить спокойно. Никто тебя не тронет. Все хорошо. Главное – вместе. Главное – мы все здоровы. И все. Да?
– Конечно. Все так.
Кот утробно заурчал.
– Ему нравится у тебя на руках. Он доволен, – пояснил Женька. – Он редко когда урчит. А тут уж просто распушился, распыхтелся. Самовар.
– И мне с ним хорошо. Спокойно. Он это чувствует, да, котик?
– Уррррррррр, – затрещал Кот с новой силой.
– А ты знаешь, что у нас тут еще было, пока ты спала? – начал Петр.
– Мне как, начинать бояться? – спросила Сана.
Какое-то предчувствие тревоги заставило ее сердце забиться чуть чаще.
– Нет. Бояться в любом случае надо прекращать. Но просто знай: приезжал Ростислав.
Она непроизвольно ощутила привычный холодный ужас. Куда девалась недавняя спокойная радость?
– И что? Прямо сюда заходил? Что говорил?
– Да не волнуйся ты так. Сразу испугалась. Как же он тебя доводит все эти годы!
Петр взял Птичу за руку, погладил.
– Ничего страшного не произошло. Сначала промчался на всех парах мимо нас. Я машину его узнал – редкий экземпляр. Ну, мы деда выслали к воротам. На всякий случай. Решили: увидит, что у вас там никого нет, уедет – и ладно. А если надумает что-то у нас тут выведать – пожалуйста, у калитки дед, спрашивайте – отвечаем.
– Он остановился?
– Да, представь себе. Я, признаться, не ожидал. Он же гордец. Но – остановился.
– И вы с ним говорили? – жадно спросила Птича у деда.
– Говорил. В меру своих сил. Я глухим ему представился. Ну, он спрашивает, не приезжал ли кто на ту дачу. Я долго-долго расслышать не мог. Потом говорю: никого, мол, не видел. А что? Он, кстати, выглядел очень растерянным. Даже, я бы сказал, испуганным.
– Это я его напугал, – горделиво встрял Женька. – Я как увидел его этой ночью с бабой, так вообще убить был готов. Ну, и позвонил. Чтоб ему не особо ночью спалось, гаду такому.
– С какой бабой? – не поняла Птича. – О чем ты?
Женька с опаской глянул на Петра, как бы сожалея, что проговорился.
– Он эту ночь с женщиной какой-то был у вас в квартире, – пояснил Петр. – У Евгения все записано. Можешь глянуть, если захочешь. Правда, я не советую. Смотреть не на что. Просто поверь: было дело. Впрочем, глянь на ее изображение, может, знаешь девушку.
«Ничего себе, – думала Птича, – ничего себе!» Она почему-то была уверена в Славике. Она верила, что он никогда не изменял ей. И даже, помнится, слегка мечтала, чтоб изменил. Может, тогда стал бы не таким придирчивым, что ли…
Евгений между тем показал ей фото: Славик и Габриэлла. У них дома.
– Ой, ну это же Габриэлла! – воскликнула Птича. – Мы учились вместе. Ее тогда Наташа звали. Нет, она просто так, наверное, зашла. Может, меня потеряла.
Петр вздохнул:
– Она зашла не просто так. Уж поверь. Там вся запись есть. Тебе это важно сейчас, кто к нему зашел и что было?
Птича мгновение подумала.
– Габриэлла меня все про Славика расспрашивала. Что у нас да как. И почему детей нет. И что он любит, что не любит… Я еще подумала: неспроста она. А потом думаю: вот бы она его охмурила. И сразу бы все решилось. Значит, охмурила…
– Значит, охмурила, – подтвердил Петр.
– А что ты, Жень, говоришь, сделал? Почему он испугался? – вспомнила тему разговора Сана.
– А я ему позвонил, когда эта… Габриэлла… ушла. Он дрыхнуть собрался. А я-то был уверен, что он убийца… Ну, я ваш домашний номер набрал (давно еще узнал его). Он подошел. Я сказал, что он гад и за все ответит.
Птича невесело засмеялась.
– И что он?
– Испугался. А я отключился и спать пошел. А утром решил вот Петру звонить.
– Да! Дела! Как же он теперь-то? Где искать будет? – спросил Генка задумчиво.
– Ну пусть повертится. А завтра я в Москву отправлюсь. С адвокатом встречусь. Поговорим. И для Славика ясность наступит. Полная, – подытожил Петр.
Утром Петр отправился в Москву, а вся компания, за исключением деда и почему-то Кота, пошли в деревню к бабе Нине.
Викусю засунули в рюкзачок. Генка предложил нести на себе «дочь полка».
– А можно я? – попросил Евгений.
– Пусть. Неси ты, – разрешила Нелька.
Птича видела: тревога гложет подругу. Умом можно все понимать, и успокаивать себя, и надеяться. Но страх за ребенка, неуверенность в будущем – вот, что больше всего подтачивает силы.
Геныч чуть обнял Сану за плечи.
– Ой, – вздрогнула она.
– Тебе больно? Все еще больно? – с состраданием спросил ее друг детства.
– Скоро пройдет, Геныч, ничего. Уже проходит.
И правда: все проходило потихоньку.
Генка взял ее за руку.
– Ты помнишь, что ты мне обещала?
– Конечно помню, Геныч. Еще бы.
– Тогда скажи, когда?
– Вот разведусь… И тогда ты сделаешь мне официальное предложение.
– Я уже сделал. И ты сказала «да», – настойчиво напомнил Генка.
– Хорошо. Я повторяю – да! Ты месяц подождешь? Дождешься?
– Месяц – да. Но не больше.
– Ты – хороший, – сказала вдруг Птича.
– А ты – самая лучшая.
И дальше случилось как в дурацком кино: они повернулись друг к другу и неловко поцеловались. Как подростки.
Их спутники шли чуть впереди, ничего не замечая.
– Никому тебя больше не отдам, слышишь, Мухина? – тихо-тихо проговорил Геныч.
– Не отдавай меня никому, пожалуйста, – попросила она.
– Прямо с этого дня, – велел Геныч.
– Прямо с сейчас, – согласилась Птича.
– Пришли, мои голубчики, – встретила компанию баба Нина.
Викуся засияла навстречу ей.