— Не всё так просто. Я намерен уехать не один.
— О, Andre, избавь меня от подробностей. Твои амурные дела меня совершенно не касаются, если речь, конечно, не идёт о будущей графине Ефимовской, — смутилась Татьяна Васильевна.
— Увы, фамилия Ефимовский вскорости должна будет исчезнуть, — тихо отозвался Андрей, не сдержав тяжёлого вздоха.
За столом воцарилась тишина. Татьяна Васильевна рассеянно принялась мешать остывший чай.
— Я не понимаю тебя, Andre, — промолвила она после продолжительного молчания. — Подобное заявление вселяет тревогу. У тебя возникли какие-то затруднения? Может быть, я могу чем-то помочь?
— Можете, — прямо глядя в лицо матери, решился Ефимовский. — Я собираюсь продать Веденкое, а на остальные имения составить дарственную на ваше имя, дабы их не конфисковали в последствии.
— Помилуй, Боже, — приложила сухонькую ладошку к груди madame Соколинская. — Ты проигрался? Нет-нет, я не стану осуждать тебя, все мы по молодости совершаем необдуманные поступки.
— Я не проигрался, я никому не должен, — раздражённо вздохнул Андрей, — однако, мне нужны немалые средства. Я собираюсь покинуть Россию вместе с Марьей Филипповной, — выдохнул он.
— Ты так говоришь, будто уже всё решил, — едва слышно вымолвила Татьяна Васильевна. — Andre, ты не можешь поступить подобным образом. Ты не представляешь себе, какие последствия будут у твоего решения.
— Я знал, что вы станете отговаривать меня, — поднялся с кресла Ефимовский. — Мне тяжко оставлять вас, оставлять всё, что мне дорого, но у меня нет иного выхода.
— Он есть! Ты должен оставить даже мысль об этой женщине! Она мизинца твоего не стоит, а уж губить из-за неё всю жизнь… не думала, что скажу это, но ты словно голову потерял, ты будто одурманен. Отступись, либо я вынуждена буду…
— Я приехал проститься с вами и попросить о помощи, а вы вновь собираетесь вмешаться в мою жизнь, — горько усмехнулся Андрей. — Где ещё мне искать поддержки, сочувствия, понимания, коли родная мать мне отказывает в том?
Татьяна Васильевна отвернулась, смахивая слёзы, выступившие на глазах.
— У меня ведь более никого нет, Andre. Самое страшное, что может случиться со мной, это потерять тебя, — всхлипнула она. — Мы все подвержены слабостям, но на то нам и даётся жизнь, дабы преодолевать их. Ты выбрал не тот путь, он приведёт тебя к гибели, а я не могу смиренно взирать на то, как ты сам, своими руками ломаешь себе жизнь. Дай мне слово, что не станешь торопиться, что ещё раз всё обдумаешь. Поезжай в Европу, но один, без неё. Вот увидишь, пройдёт год, другой и ты даже не вспомнишь о ней.
— Может быть, вы и правы, и мне надобно уехать, дабы разобраться в самом себе, — отозвался Андрей, избегая беспокойного взгляда матери.
— Дай мне слово, Andre, — настойчиво попросила Татьяна Васильевна.
— Я даю вам слово, маменька, что до конца этого года не стану ничего предпринимать, — сдался Андрей.
Глава 48
Поручик Волховский появился в доме Куташевых спустя месяц после бала в безупречно выглаженном мундире, сияя белозубой улыбкой. Поскольку князя Николая дома не оказалось, встречать гостя выпало Марье Филипповне и Софье. Признаться честно, княгиня Куташева вовсе не испытывала желания принимать кого бы то ни было, но пересилив себя, спустилась в гостиную, дабы не оставлять золовку наедине с Волховским в нарушение приличий.
Рассыпавшись в комплиментах, Владимир Андреевич преподнёс княжне букет белоснежных роз, чем, казалось, немало смутил её, склонился над изящной ручкой Марьи Филипповны, не забыв одарить хозяйку дома восхищённым взглядом из-под длинных светлых ресниц.
На сей раз его внимание нисколько не льстило. Марья пребывала в самом скверном расположении духа, и подобное настроение не покидало её уже довольно давно. Для неё отнюдь не являлось тайной, где её супруг проводит дни и ночи, лишь изредка появляясь дома. Безусловно, только её вина была в том, но, тем не менее, мысль, что ей предпочли черномазую девку без роду и племени, отравляла каждый её день. Не было и письма, что она так ждала, не смея надеяться на благополучный исход задуманного дела, что невольно наводило на мысль о том, что Андрей всё же отказался от рискованной затеи. Но ведь мог хотя бы написать ей, не заставляя мучиться неизвестностью и строить предположения одно безумнее другого.
Устроившись в кресле у окна, Марья Филипповна делал вид, что занята рукоделием, прислушиваясь к беседе поручика и княжны. Волховский говорил без умолку, сетуя на то, что дела службы занимают у него слишком много времени, и потому он не мог нанести визит очаровательной mademoiselle Куташевой так долго, несмотря на то, что она очаровала его с первого взгляда.
Марья поморщилась, слащавые речи поручика о том, сколь сильное впечатление произвело на него знакомство с княжной, в её представлении никак не могли соответствовать истине. Нет, не то, чтобы Софья не могла кому-нибудь внушить глубокое чувство, но ей слышалась фальшь в каждой произнесённой фразе. Видимо и сама княжна не спешила поверить в искренность своего нового поклонника. Она выглядела смущённой и растерянной, однако же букет приняла и попросила лакея поставить цветы в вазу в её покоях.
Наконец, поток красноречия Волховского иссяк, заметив нервозность княжны и чувствуя её явное нерасположение к нему, поручик откланялся, однако, прощаясь испросил разрешения нанести ещё один визит в конце седмицы.
— Боюсь, Владимир Андреевич, сие будет несколько затруднительно, — вмешалась в разговор княгиня Куташева. — Видите ли, мы собирались поехать в Сосновки, — беззастенчиво солгала она.
Софья бросила недоумённый взгляд на невестку, но опровергать её слова не стала.
— Тогда мне остаётся только надеяться, что судьба будет благосклонна ко мне и подарит новую встречу, — скрывая разочарование за улыбкой, отозвался Волховский.
— Судьба, порою так капризна, Владимир Андреевич, — холодно улыбнулась в ответ Марья, сделав знак лакею проводить гостя, и тем самым, давая понять, что визит окончен.
— Вы не слишком-то вежливо выпроводили его, — заметила Софья после непродолжительного молчания.
— Боюсь ошибиться, но мне показалось, что общество поручика вам радости не доставило, — пожала плечами Марья, перекусывая шёлковую нить.
— Не доставило, — согласилась княжна. — Но неужели это было столь очевидно? — щёки девушки вспыхнули румянцем при мысли о том, что её поведение вероятно было столь неучтивым.
— Вы можете считать меня глупой, Софи, но не слепой, — отозвалась Марья, не поднимая головы от работы.
— Я никогда не говорила, что считаю вас глупой, — вспыхнула Софья.
Марья усмехнулась.
— Поверьте, Софи, иногда слова вовсе не нужны.
— Ежели я чем-то оскорбила вас, то мне только остаётся просить прощения, — потупилась княжна, припоминая, когда она могла высказаться подобным образом.
— Полно, Софи. Я уже привыкла, что в этом доме меня ни в грош не ставят, — иронично отозвалась Марья.
— Ежели вы о Николя, то вам надобно всего лишь поговорить с ним начистоту. Уверена, что вы сможете примириться, — смутилась Софья.
— Боюсь, разговорами делу не поможешь, — вздохнула Марья Филипповна.
— Но может быть, стоит хотя бы попытаться, — робко возразила mademoiselle Куташева.
— Вам не следует вмешиваться, Софи, и в ваших советах я совершенно не нуждаюсь! — вспылила Марья.
Бросив на стол вышивку, княгиня устремилась к двери, но ответ золовки заставил её остановиться на пороге.
— Вы разрушаете всё, к чему прикасаетесь, Марья Филипповна, — выдохнула Софья.
— Что же я разрушила? — обернулась Марья, нахмурив брови.
— На вашей совести жизнь Мишеля, вы встали на моём пути, вы разрушили даже собственную семью, — не могла остановиться Софья, сыпля обвинениями.
— Откуда вы знаете про Мишеля? Nicolas вам сказал? — прижала ладонь к груди Марья.
— Нет, не Nicolas, — скривила губы княжна в презрительной улыбке. — Андрей Петрович говорил о том. Он много чего о вас говорил.
— Надо полагать, что не вам. Стало быть, вы подслушивали, — не удержалась от язвительного укола Марья.
Софья вспыхнула, подтверждая правоту её слов.
— Ну и ну, Софья Васильевна, а я думала, что в этом доме только Анна Кирилловна занимается столь недостойными делами.
— Я не желала, само вышло, — стала оправдываться княжна.
— Ваши оправдания мне ни к чему, — махнула рукой княгиня, прерывая её. — Пусть это останется на вашей совести.
Марья Филипповна вышла за двери и едва не столкнулась с лакеем, спешившим в гостиную из вестибюля.
— Ваше сиятельство, — склонился он перед ней, — братец ваш пожаловали.
Княгиня замерла. Сердце забилось в тревожном предчувствии. Видимо, у Сержа появились новости, раз он приехал столь неожиданно, не упредив заранее о визите.
— Проводите Сергей Филипповича в библиотеку, — велела она, не желая, чтобы Софья стала свидетельницей её разговора с братом.
Княгиня прошлась по библиотеке, заглянула даже за портьеры и убедившись, что кроме неё в помещении никого нет, замерла посреди комнаты в страшном волнении. Едва Ракитин ступил на порог, Марья метнулась ему навстречу.
— Серж, — шагнула она в объятья брата. — Ты получил какие-то известия? — пытливо заглянула в светлые, такие же как у неё самой глаза.
— Граф Ефимовский вчера вернулся в Петербург, — отозвался Сергей. — Он был у меня нынче утром, и мы говорили о нашем деле, — тихо промолвил Ракитин. — Боюсь, новости тебя не обрадуют.
— Ну, говори же, — умоляюще глядя на него, сцепила пальцы Марья.
— Андрей Петрович считает, что надобно всё отложить, — отвёл взгляд Сергей.
— Отложить? Но отчего? Что произошло?
— Его матери не нездоровится, и он не может нынче оставить её.
— Я ждала довольно долго, подожду и ещё, — отошла от брата Марья Филипповна. — Он сказал, как долго надобно ждать?
— До конца этого года, — вздохнул Серж.
— До конца года, но он же только начался! — резко развернулась Марья, недоверчиво глядя в глаза брата. — Не могу поверить, что он отказался от меня…