— Какая? — спросил Скотт.
— Неизвестно, какова будет его реакция на то, что Эшли добьется запретительного приказа. Насколько это его разозлит? И как он поступит, когда узнает? Может быть, он захочет наказать Эшли. Или нас. Перейдет к более решительным действиям. «Если ты не достанешься мне, то не достанешься никому». Как вы думаете, что это значит?
Все молчали. Наконец Эшли сказала:
— Я знаю, что это значит.
Все поняли, что она имеет в виду, и спрашивать ее об этом не хотели.
Тем не менее девушка продолжила дрожащим голосом:
— Это значит, что он убьет меня.
Скотт тут же стал шумно протестовать:
— Нет-нет-нет, Эшли, нельзя так говорить. С чего ты взяла? Это совершенно неизвестно…
Скотт запнулся, осознав, что его слова нелепы, и пришел в смятение. У него возникло ощущение, что весь мир перевернулся с ног на голову и самое немыслимое и невозможное — то, что этот человек может убить Эшли, — стало реальным. Внутри у него все похолодело, он инстинктивно вскочил на ноги:
— Если он снова приблизится к тебе, то…
Его недовысказанная угроза была такой же пустой и бессмысленной.
— То что? — неожиданно взорвалась Эшли. — Что ты сделаешь? Закидаешь его историческими фолиантами? Замучаешь до смерти своими лекциями?
— Нет, я…
— Что? Что ты можешь сделать? И как? Будешь дежурить около меня двадцать четыре часа в сутки семь дней в неделю?
Салли попыталась восстановить спокойствие.
— Эшли, — сказала она ровным тоном, — не надо нервничать.
— «Не надо нервничать»! — закричала в ответ дочь. — Как я могу не нервничать? Какое право имеет этот подонок разрушать мою жизнь?
Этот вопрос не требовал ответа.
— И что же я должна делать? — возбужденно продолжала Эшли. В ее голосе звучали слезы. — Очевидно, бежать куда-нибудь подальше. Начать все сначала. Скрываться год за годом, надеясь, что что-нибудь случится и я смогу вернуться? Играть с Майклом О’Коннелом в прятки, да? И при этом никогда не чувствовать себя в безопасности?
— Полагаю, — со всей возможной осторожностью проговорила Салли, — ни на что другое мы не можем рассчитывать. Разве что…
— Что «разве что»? — вскинулся Скотт.
— Разве что, — ответила Салли, тщательно подбирая слова, — мы изберем другой путь.
— Какой?
— У нас две возможности. Первая — действовать в рамках закона. Это нам вполне доступно, но может оказаться неэффективным. Кому-то это помогло, кому-то нет. Закон может обеспечить безопасность, но может и убить. Он ничего не гарантирует.
— Но разве есть альтернатива? — спросил Скотт, подавшись к ней.
— Альтернатива — это переступить закон. — Салли сама была шокирована тем, что говорит.
— Каким образом? — спросил Скотт.
— Я думаю, — холодно ответила Салли, — пока в этот вопрос лучше не углубляться.
При этих словах в комнате воцарилось молчание.
Скотт уставился на бывшую жену и смотрел на нее, как ему самому показалось, очень долго. Он никогда не слышал, чтобы она с таким хладнокровием говорила о нарушении закона.
— Почему же не углубляться? — возразила Кэтрин. — Пригласим голубчика на обед и пристрелим прямо на пороге, и все дела. Некоторый непорядок на паркете, но я это уберу.
Опять наступила тишина. Все мысленно представили себе эту картину, и идея казалась им довольно заманчивой. Но Салли с юридической прагматичностью разрушила эту идиллию:
— Это может решить проблему с О’Коннелом, но создаст миллион новых.
— Думаю, я понимаю, о чем ты, — кивнул Скотт. — Но продолжай.
Посмотрев на бывшего мужа и на Кэтрин, Салли выдавила из себя улыбку:
— Прежде всего, то, что вы предлагаете — пригласить и пристрелить, — это тяжкое убийство первой степени. Даже если он и заслуживает этого, в нашем штате это карается заключением на срок от двадцати пяти лет до пожизненного. А тот факт, что мы сейчас обсуждаем это, делает нас всех соучастниками, так что никто из нас, включая Эшли, не избегнет наказания. Наверное, мы могли бы апеллировать к присяжным, прося вынести решение о нуллификации, то есть признать, что преступление совершено оправданно, но такое решение выносится очень редко. И рассчитывать на это не приходится.
— Тут возникают и другие проблемы, — добавил Скотт. — Все мы при этом разрушим собственную жизнь. Мы потеряем работу, перестанем быть теми, кем являемся. Мы станем персонажами телевизионной судебной хроники и публикаций «Нэшнл инквайрер».[29] Все интимные подробности нашей жизни будут вытащены на свет. И даже если нам удастся совершить преступление таким образом, чтобы Эшли была свободна от ответственности, всю оставшуюся жизнь она будет навещать нас в тюрьме и отбиваться от телевизионщиков из «Хард копи» и «Лайфтайм муви».[30]
Тут вмешалась молчавшая до сих пор Хоуп:
— И все это будет означать, что О’Коннел добился своего. Даже если он сам будет мертв, его предсказание «Если ты не достанешься мне…» оправдается — пусть и не так, как он имел в виду. Вся жизнь Эшли, как и наши, будет погублена. На ней останется несмываемое клеймо.
Кэтрин недовольно фыркнула, но не могла не согласиться со всем сказанным.
— Тем не менее мы должны найти способ устранить О’Коннела из жизни Эшли, прежде чем он придумает какую-нибудь еще бо́льшую гнусность, — бросила она.
Слово «устранить» всколыхнуло в мозгу Скотта целый вихрь мыслей.
— Слушайте, — сказал он, — у меня идея!
Все обратились к нему. Он вскочил и стал быстро ходить взад-вперед по комнате.
— Мне кажется, — проговорил он задумчиво, — что для начала надо воспользоваться его же оружием.
— Что ты имеешь в виду? — спросила Салли.
— Он шпионит за нами, — объяснил Скотт, — а мы должны перешпионить его. Надо выяснить все, буквально все об этом подонке.
— Зачем? — спросила Хоуп.
— Чтобы найти его ахиллесову пяту и нанести по ней удар. Этого он будет ожидать меньше всего.
Кэтрин энергично закивала. Она тоже считала, что надо найти слабое место О’Коннела и использовать его слабость.
— Хорошо, — отозвалась Салли. — Наверное, мы можем сделать это. И что дальше?
Скотт продолжал размышлять:
— Мы не можем сами убить его, но нам надо его устранить. Подумайте, кто может сделать это за нас? И сделает это таким образом, что никто из нас, и особенно Эшли, ни капельки не пострадает, — если только мы организуем это правильно.
— Не понимаю, кого и что ты имеешь в виду, — выразила Салли общее недоумение.
— Ты же сама сказала это, Салли. Кто устраняет человека на срок в пять, десять, двадцать лет или даже пожизненно?
— Законы штата.
— Вот именно. Надо просто сделать так, чтобы власти устранили Майкла О’Коннела. Если у них будет повод, они сделают это с радостью, верно? А мы должны позаботиться лишь о том, чтобы у них такой повод был.
— И что это за повод? — спросила Эшли.
— Достаточно серьезное преступление.
— Согласитесь, идея Скотта была гениальна, — сказала она.
— Не знаю… — протянул я. — Я бы назвал ее вовсе не гениальной, а дурацкой и рискованной.
— На первый взгляд она действительно кажется такой, — ответила она, помолчав. — Но заметьте, как уникально мыслит Скотт — абсолютно вразрез с общепринятыми стереотипами. Много ли вы найдете профессоров истории, занимающих прочное положение в престижном гуманитарном колледже, которые пошли бы на преступление?
Вопрос был риторический.
— Или консультантов и тренеров футбольной команды частной школы? Или провинциальных юристов? А как насчет студентов-искусствоведов? Уж никак нельзя было бы подумать, что эти люди решатся на преступление. И при этом на преступление с применением насилия.
— И все же я не уверен…
— Они были хорошо подготовлены к тому, чтобы нарушить закон. Благодаря Салли с ее юридическим багажом они знали, как это лучше сделать. А Скотт даже не догадывался, как помогает ему военный опыт, приучивший его к дисциплине, стать хорошим преступником.
— Я все-таки думаю, что правильнее было обратиться в полицию.
— Но у них не было никаких гарантий, что правоохранительная система им поможет! Разве мало вы читали в газетах о трагедиях, происшедших из-за одержимости любовью? И о полицейских, жалующихся, что у них были связаны руки?
— Однако…
— Вряд ли вы хотели бы, чтобы надпись на вашем надгробном камне начиналась со слов: «Если бы только…»
— Да, но…
— Положение, в которое они попали, знакомо многим. Кинозвездам, телеведущим, секретаршам процветающих фирм, домохозяйкам. Одержимость может проявиться в любой экономической и социальной сфере. Но их реакция на нее была уникальна. А какова была их цель? Обеспечить безопасность Эшли. Разве может быть более бескорыстный мотив? Попробуйте встать хотя бы на миг на их место. Что сделали бы вы?
Это был очень простой вопрос, но ответа на него не существовало.
Глубоко вздохнув, она сказала:
— Но важнее всего было, чтобы их не заподозрили.
33Трудное решение
Скотт воодушевился и забегал по комнате, делясь с женщинами планами и проектами, которые были порождены его ненавистью к О’Коннелу. Салли с раздражавшей его адвокатской педантичностью критиковала то, что он предлагал, придиралась к его словам, отвергала его замыслы, вносила изменения. Он понимал, что его бывшей жене хорошо видны все опасности, которыми были чреваты предложенные им меры, но ведь сейчас их дочери угрожает еще большая опасность.
В конце концов Салли удивила его, согласно кивнув.
— Мы должны быть готовы на все, — хладнокровно резюмировала она, — сделать все, что потребуется. — Она повернулась к Кэтрин и Хоуп. — Мы собираемся преступить закон, и вам, возможно, ни к чему в этом участвовать. Все-таки Эшли наша со Скоттом дочь, и мы должны нести за нее ответственность в первую очередь. Разумеется, Хоуп, ты ее вторая мать, и даже больше того, а вы, Кэтрин, ее единственная живая бабушка. Тем не менее вы не связаны с ней по крови и потому…