Сволочи! Уроды! Что вам всем от меня надо?
«Кукушка» съехала», – подсказывает сознание и тут же сомневается: тогда не знал бы о «Кукушке»…
Очень быстро темнеет. Практически моментально. Странно, ведь еще так рано.
Волна покоя набегает, как обезболивающий наркотик на разорванные нервы…
Наверное, я уснул.
Нет.
Я просто потерял сознание.
Глава 21Возвращение в санаторий
В нашем полусанаторном флигеле, где содержатся ну просто неуправляемые больные, появился третий пациент.
Галину успели спасти.
Несмотря на критическую потерю крови, она осталась жива. К месту трагедии вовремя подоспели те самые два инструктора, которые готовили трассу соревнований. Теперь Галина лежит в палате интенсивной терапии и находится в коме. На счастье нашего инструктора, а по совместительству – вражеского агента неведомых пока нам структур, – медики туристического турнира оказались на высоте. Стоит ли говорить, что, несмотря на вечер субботы, празднично-пикниковое настроение и особый статус в лагере, два врача и медбрат в медицинской палатке даже и не думали о спиртном? Даже о пиве! Они оказались абсолютно трезвы, компетентны и во всеоружии.
Вот такое «неправильное» время! «Проклятое советское» прошлое. Будем сравнивать? Я тоже думаю, что не стоит…
Спасти-то ее, конечно, спасли, но в сознание Галина Анатольевна не приходила. Подозревали необратимое повреждение мозга от кислородного дефицита. Если так, то это надолго.
Пленка из чудесного «яблочка» оказалась засвеченной.
В пылу моей неравной схватки с убийцей кассета выскочила у меня из кармана штормовки и была раздавлена одним из прибежавших на шум инструкторов. Над ней, разумеется, основательно поколдовали кудесники из спецлаборатории, но добились немногого. Смутные изображения каких-то корабельных узлов, фотографии нечитаемых листов технической документации и пара размытых пейзажей живописных скал, очень похожих на обрывы Херсонеса. По крайней мере, на любительскую съемку зеваки-туриста могли претендовать только два последних снимка. Все остальное давало повод предполагать злонамеренный характер этого послания.
– Написал, герой? – В палату бесшумно входит Сан-Саныч, даже не озаботившись наличием белого халата, как это заведено в приличных больницах.
Ну да… теперь я пишу. Ведь я не разговариваю. Что-то повреждено в гортани, и вместо человеческих звуков у меня получается только писк придушенного тушканчика. Одно радует – обещали, что это ненадолго.
Послушно киваю и протягиваю ему листок бумаги.
– Маловато…
«…будет», – очень хочется добавить мне, но получается коротенький свист.
– Что? – задумчиво переспрашивает мой мучитель, пробегая глазами по исписанной ученическими каракулями бумажке, и тут же изволит пошутить: – Не надо так кричать, медперсонал сбежится.
«Очень смешно, – мрачно думаю я. – Как красиво – издеваться над маленькими!»
– Так. Ага. А почему не написал, как Чистый понял, что ты полезешь на гору?
Я засовываю указательный палец себе в нос, кручу и потом демонстрирую его Козету. Он уже знаком с этим моим жестом. Таким образом я напоминаю своему старшему коллеге его собственные слова о том, что доклад должен быть без домыслов, предположений, соплей и эмоций.
Сан-Саныч слегка морщится.
– При чем здесь домыслы? Свидетели говорят, что Щербицкая собиралась тебя искать на утесе и говорила об этом у костра дикарей. Чистый мог это услышать. Так?
Обреченно киваю.
– Пиши! – Он припечатывает листок на столе у меня перед носом. – Чуковский!
Я тянусь к носу.
– А не надо писать, «мог» или «не мог» услышать, – правильно меня понимает Сан-Саныч. – Пиши, что говорила Галина, кто находился рядом и на каком расстоянии. И кто что делал после ее слов. И это не домыслы с соплями, а факты. Нет?
Ну что тут скажешь?
Киваю и тянусь за ручкой.
– А иностранцев в соседнем павильоне сможешь описать?
Я с удивлением поднимаю глаза на Козета. Хочется покрутить пальцем у виска, но это будет грубовато. Хамства мой инструктор не заслужил, сопливого пальца более чем достаточно.
– Что ты смотришь? Вспоминай. А ты как думал?
Встаю со стула и показываю ладонью уровень моего сектора обзора иностранных туристов. Где-то в районе своего пупка.
– Вот до этого места и описывай. Во что были одеты, объем, обхват, обжим. Ты, надеюсь, хоть кого-нибудь успел обжать?
Энергично киваю, делая вид, что обрадовался своевременному напоминанию. Потом правой рукой делаю выразительный жест. Так делают грузины, когда восклицают: «Вах!»
– Грузина мы проверили. Грузин чистый. Гиорги Руруниевич Додиани, двадцать второго года рождения, заслуженный виноградарь. Отдыхает по путевке в Мисхоре. За ним… Не суть важно.
Показываю целую мини-пантомиму, среди которых тыканье пальцем в живот, раскрытая ладонь перед глазами, которую я якобы читаю, и целая серия эмоциональных жестов – мол, чего тормозите-то?
– Самый умный, что ли? Проверяем по списку, не боись. А ты уверен, что агент среди иностранцев? А может, он со стороны к их группе приклеился? Или к другой какой экскурсии. Вариантов море. Так что сиди, вспоминай и пиши…
Сан-Саныч разворачивается и шагает в сторону выхода из палаты.
Оборачивается в дверях.
– И не шуми тут. Не надо…
Глава 22Быть ребенком – нелегкий труд
Находиться взрослому человеку в теле ребенка – нелегкий труд.
Во-первых, все время приходится смотреть на мир снизу вверх. Вот не хватает высоты, хоть ты тресни! Юрась с Родионом, сопляки лет по десять-одиннадцать, для меня – суровые богатыри. А взрослая часть всего населения планеты – просто цивилизация гигантов.
Зато прекрасно виден грунт.
И все его мелкие обитатели. Они постоянно приковывают к себе мое детское внимание. Приходится порой волевым усилием отрывать собственное любопытство от какого-нибудь жука или ящерицы. А над мелким скорпиончиком, который однажды вылез из старинной каменной кладки больничной стены, мне пришлось один раз сидеть на корточках вместе со своим малолетним носителем добрых пятнадцать минут. Гонять его палочкой и заставлять ужалить самого себя хвостом в уродливую головку. Наверное, самому стало интересно.
Во-вторых, иногда трудно соизмерять свой мелкий рост, силу и воробьиную массу тела со взрослыми навыками, ухватками и привычками. Да элементарное – не все двери открываю с первого раза. Сначала легко и безрезультатно дергаю за ручку, а потом вспоминаю, что надо еще крепко упереться ногами, взяться двумя руками, а уже потом, пыхтя и обливаясь потом, тянуть тяжеленную деревяшку на себя.
А телефоны!
Видели бы вы, как я звоню по телефону-автомату! Там, где в будке выбиты стекла, еще более или менее просто – становлюсь двумя ногами на каркас и тянусь за трубкой. Но выбитые стекла здесь большая редкость! Приходится упираться ногами в обе стены враскоряку и, оскальзываясь, ползти до желанной пластмассовой загогулины. А телефоны без будок, с одними лишь навесами – вообще не для меня…
А выключатели!..
Почему в советском прошлом все выключатели наверху?! Чтобы детей током не ударило? Мудро!
Когда я захожу в темную комнату, всегда привычно начинаю шарить по стене на уровне своей, извините, задницы. А это – сантиметров шестьдесят от пола. Никакой чудо-архитектор туда выключатель не поставит. Спустя секунду с досадой вспоминаю это и тяну руку вверх. Это уже максимум метра полтора. Но здесь все выключатели на высоте 160 сантиметров! Стандарт, туды его в качель! И… начинаются прыжки к заветному электро-механическому устройству. А оно еще и щелкается туго! Скажу больше, его выключать легко снизу. А чтобы включить – надо ударить в прыжке по верхней части клавиши! Куда в темноте прицелиться практически невозможно! Вот и скачешь на ощупь козлом в полумраке.
Как-то самооценки это не повышает…
И в-третьих, очень меня ныне беспокоит, простите за интимную сферу, физиология воспроизводства рода человеческого. Энергии – хоть залейся. Жизненный тонус зашкаливает, а возможностей… хм… никаких.
Мои счастливо распахнутые от золотого детства глаза постоянно натыкаются на взрослых особей женского пола, которые раза в два выше и минимум раза в три старше малолетнего ценителя прекрасной половины. Не мешает даже заниженная в пространстве точка наблюдений. А иногда даже и… помогает.
Ну и что дальше? В мозгах пожар, а… тела нету. Вернее, есть, но… как-то недостаточно. Маловато будет. Это все равно как выйти на охоту и пытаться застрелить медведя указательным пальчиком.
Пуф-ф!
Ирина, кстати, давно заметила сию диспропорцию психики своего подопечного, и это для нее стало предметом постоянных подколок в мой адрес. Спасает лишь то, что это не единственная странность семилетнего ребенка, о которой осведомлены мои наставники. Собственно, на моих странностях и зиждется наше с ними сотрудничество.
Это я все о том, как трудно ощущать себя взрослым в детском теле.
А каково ребенку?
Каково этому хрупкому и беззащитному организму таскать в себе взрослое сознание? При том что искушенный менталитет, обширные знания и несладкий, прямо скажем, опыт прожившего нелегкую жизнь мужика постоянно втягивают ребенка в неприятности!
Смотрите, как любопытно получается – жил себе ребенок и жил, ходил в школу, играл с друзьями, беззаботно взрослел и набирался опыта. А когда этот же самый опыт фантастическим образом оказался в его собственной голове, да уже в сформированном состоянии, у ребенка начались проблемы!
Получается, взрослое сознание стимулировало возникновение агрессивной среды вокруг беспомощного ребенка. Взрослые мозги создали взрослые проблемы!
И какой напрашивается вывод?
Неприятный.
Очень неприятный.
Наши взрослые проблемы зародышами сидят в наших собственных взрослых мозгах. И теперь я тому – прекрасное доказательство.
– Что так шумно у тебя? Постоянно орет кто-то!